11

11

В дальнем конце сада росла старая лесная груша, которая почему-то называлась «бабкиной грушей». Возле нее Кольцов встретился с Дуней.

Он любил глядеть на заречную сторону и, где бы ни гулял, всегда выходил на городскую кручу, откуда далеко были видны луга, река, леса, синеющие на горизонте, и необъятное небесное море.

Сейчас, после разговора с отцом, ему было радостно и особенно хотелось поглядеть на заречный простор.

По Старо-Московской улице Кольцов и Дуняша вышли к Каменному мосту. Была тишина ночи, одни лишь бессонные соловьи заливались в воронежских садах.

Кольцов и Дуня, обнявшись, стояли над уснувшим городом.

– Тут, Дунюшка, – рассказывал Кольцов, – великий Петр корабли строил. Вон там, сказывают, возле речки, дворец его был, во-он, где Башкирцевых дом нынче…

Дуняша печально посмотрела, куда показывал Алексей, и сразу отвернулась, заплакала.

– Да что ты, лапушка… что ты? – встревожился Кольцов. – Ну, что, глупенькая? Ведь я ж тебе сказывал: отец, погоди, говорит, маленько, дескать, молоды еще. А ведь он, Дунюшка, намек дал, он мне надежду в сердце посеял, а ты… Ну!

– Ох, не верю я, не верю, Алеша! – всхлипнула Дуня, крепче припав к его груди.

– Ну, полно, что ты… – растерянно пробормотал Кольцов. – Да не терзайся так… эх, мать честная!

– Сердце, Алешенька, чует, – не поднимая головы, шепнула Дуня, – не быть нам с тобой, не быть… Ведь никуда не денешься – холопка я… Все равно, что скотина!

– Не плачь! – твердо сказал Кольцов. – Я все обдумал, все решил. Вот отделюсь от батеньки, выкуплю тебя!

– А как не отделишься? – переставая плакать, спросила Дуня.

– Да отчего ж не отделюсь?

– А батенька не пустит.

Кольцов осторожно приподнял Дунину голову, поглядел в ее заплаканные глаза.

– А я – по закону, тут меня не подденешь! Раз такое дело, я и погладиться не дамся: совершенные лета есть? Есть? Ну, и отделяй!

Дуня повеселела, утерла слезы, вздохнула и улыбнулась.

– Ну вот! А ты плакать… Вот погляди-ка лучше – красота какая! Это счастье, Дунюшка, что мы с тобой в дивном мире этом. Радостно мне! Степи-то, глянь – конца нету… А вон – леса, как далеко видать!

– Верст на двадцать, я думаю, робко сказала Дуня.

– Кое двадцать! Всю тысячу! И надо всем божьим миром, над всей красотой неописанной, – кто выше всех стоит? Как смекаешь?

– Да кто же, Алеша? Бог…

Кольцов засмеялся:

– Мы с тобой, Дунюшка! Ты, моя ро?дная!