Марафон

Марафон

Ну а теперь я вернусь к рассказу о знаменитом журналисте Леонарде Лайонсе, знакомству с которым обязан Вану Клиберну.

Ежедневная колонка Лайонса в газете «Нью-Йорк пост» называлась «В логове льва». При выборе заголовка он исходил из собственной фамилии: «лайонс» — «львиный». Что же, приятно слыть могучим зверем.

При первой нашей встрече в ресторане, как я уже говорил, меня удивил почтительный переполох в кругу знаменитостей, вызванный появлением Лайонса. Потом мне объяснили, что Леонарда Лайонса знает и уважает буквально вся Америка. На протяжении нескольких десятилетий он регулярно вел свою колонку в «Нью-Йорк пост», которую перепечатывали многие другие местные газеты. Содержание этой колонки можно было бы определить как светские новости, но с определенным креном в мир искусства — кино, театр, литература, живопись. Лаконично, без всяких «художеств» Лайонс сообщал о творческих планах преуспевающих деятелей, да и политики не ускользали от его внимания. Он знал, кто, где, когда и с кем в Нью-Йорке ужинал, моментально выдавал в своей колонке информацию об этом и воспринимался высшим американским обществом кем-то вроде регулировщика в мчащемся потоке машин.

Самые богатые и знаменитые люди Америки считали за честь попасть в колонку светских новостей Лайонса. Он делал им лучшую рекламу. За ним просто охотились. Это общая характеристика деятельности великого журналиста. Я же расскажу о своих личных встречах с ним.

Несколько дней я проносил записку Лайонса («Вы не хотели бы со мной за один вечер побывать на восьми бродвейских мюзиклах?») в кармане, и вот наконец у меня появилось свободное время. Я позвонил Лайонсу, представился его секретарше и тут же услышал его энергичный голос:

— Я все сделаю. Встречаемся на углу Бродвея и Сорок пятой улицы в восемь пятнадцать вечера.

Я приехал в точно назначенное время, но Лайонс уже меня поджидал. Он сразу увлек меня за собой, сказав, что мы идем в театр. На ходу подтвердил: сегодня вечером мы действительно побываем на восьми мюзиклах. И показал мне листок, на котором его секретарша с точностью до минуты расписала наш вечер.

В Америке у входа в театр обычно дежурит помощник режиссера. Узнав Лайонса, помреж с улыбкой распахнул перед нами двери. В зале Леонард шепнул мне, что здесь мы послушаем только увертюру и вступительную арию. А мюзикл был знаменитый — «Кабаре», известный у нас по одному из самых кассовых фильмов с Лайзой Минелли. И когда ария главной героини закончилась, Лайонс схватил меня за рукав и потащил к выходу.

— Пора в следующий театр, — сказал он не останавливаясь.

Не вспомню сейчас всю последовательность нашего с ним марафона по бродвейским мюзиклам, скажу только, что мы успевали на самые выигрышные моменты и слушали самые известные арии.

И так восемь раз. Вот этот букет: «Кабаре», «Хеллоу, Долли!», «Скрипач на крыше», «Человек из Ламанчи», «Никогда в воскресенье», «Смешная девчонка», «Мейм» и «Аллилуйя, бэби!». Иначе как букетом это и не назовешь.

Всюду нас встречали как родных. Лайонс поглядывал на часы, сверял время с графиком, и мы следовали дальше. По сути, он посвятил этот вечер мне.

Свою расположенность ко мне он объяснил тем, что тогда, на ужине, ему понравилась какая-то моя остроумная реплика. Убей бог, не помню какая!

После восьмого мюзикла он пригласил меня в ресторан «Сарди», известный среди театральной общественности.

У входа нас встретил хозяин ресторана, господин Сарди. Лайонс сразу предупредил его, что мы зашли всего лишь на десять минут, и заказал свой неизменный кофе. Я после таких «скачек» решил выпить виски. Леонард, оглядев зал, нашел взглядом какого-то человека, подошел к его столику и, переговорив с ним, быстро записал что-то в блокнот. Вернулся ко мне и, допив кофе, сказал:

— Ну, на сегодня все.

Я поинтересовался насчет завтрашнего его материала в газете. Он улыбнулся и ответил с улыбкой:

— А в завтрашний номер колонка уже готова, только что получил недостающий штришок.

Лайонс не имел машины. Он пользовался такси. Диктофон ему заменял маленький блокнотик. Но он все успевал делать вовремя. В ресторанах его поили и кормили бесплатно, в театрах — двери открыты. Я думаю, что половина таксистов Нью-Йорка тоже с него не брала денег.

Деятельность Лайонса чем-то напоминала охоту. Кстати об охоте… Я вспомнил, что впервые имя Леонарда Лайонса встретил в очерке Хемингуэя «Рождественский подарок», который переводил для «Огонька». В нем писатель, рассказывая о своей знаменитой поездке в Африку на сафари, несколько абзацев посвятил Лайонсу. Хемингуэй вспоминал, что когда он покупал себе крупнокалиберную винтовку для охоты на слонов, то затащил в подвал знаменитого нью-йоркского магазина «Эйберкромби и Фитч», где находился тир для пристрелки охотничьего оружия, своего друга Леонарда Лайонса. Хемингуэй предложил Леонарду выстрелить первым. Тот, не раздумывая, согласился. Невысокого Леонарда после выстрела отдачей отбросило далеко назад, и он больно ударился о стенку. Мне, как переводчику, пришлось в очерке сделать сноску, поясняющую, кто такой Леонард Лайонс. Кто бы мог в ту пору подумать, что он станет моим другом!

Видимо, охотничье оружие Лайонс с тех пор в руки не брал, предпочитая «охоту» на «слонов» из высшего света, «охоту» с авторучкой.

В тот, «бродвейский», вечер я сделал Леонарду комплимент по поводу его работоспособности. Он сказал, что если у меня есть время, то я могу провести с ним еще и следующий вечер и поближе познакомиться с его работой, а заодно и с Нью-Йорком.

Несколько раз, в разные годы приезжая в Нью-Йорк, я сопровождал Лайонса на его «охоте».

Во время поездки Хрущева по Америке я появлялся рядом с нашим лидером в качестве переводчика на экранах телевизоров, на фотографиях в прессе, и меня потом многие узнавали, заговаривали, задавали вопросы. Леонард этим пользовался и делал записи в своем неизменном блокнотике. Бывало, за один вечер мы объезжали с ним около десятка ведущих ресторанов Нью-Йорка, а также и ночных клубов, задерживаясь везде ровно настолько, чтобы успеть получить нужную информацию. Всюду его встречали как желанного, уважаемого гостя.

В России таких журналистов в те годы не было.

В американском обществе публичный человек как бы не имеет права на тайну личной жизни. Он — объект всеобщего внимания. Если, например, жена какого-либо деятеля общается в ресторане с политическим противником мужа, то всей Америке уже ясно, что происходит. Если Лайонс сообщал о том, что в том или ином ресторане встретились такая-то кинозвезда и такой-то продюсер, стало быть, другие продюсеры больше не строили в отношении этой звезды никаких планов.

Лайонс ежедневно совершал круг «охоты» по Нью-Йорку. Во время нашего общения он иногда записывал мои высказывания. Но, правда, всегда спрашивал меня, можно ли, если он опубликует их в своей колонке, упомянуть мою фамилию. Если я не давал согласия, он тут же выбрасывал эти записи в мусорную корзину.