Очень тяжелый воздушный бой
Очень тяжелый воздушный бой
В этот день мы уже два раза вылетали эскадрильей на сопровождение наших бомбардировщиков. Оба раза обошлось благополучно, за исключением отдельных мелких эпизодов, которые, как обычно, часто бывают при выполнении боевого задания. Готовились опять идти на сопровождение. Позвонил начальник штаба полка и передал распоряжение: «Ровно через 30 минут полетите восьмеркой на прикрытие», указал район.
– Не успеем, два самолета надо малость подлатать, – ответил я.
– Время менять мы не имеем права, – отвечает.
– Тогда разрешите вылет шестеркой, – попросил.
Он с кем-то посоветовался, видимо, спрашивая командира.
– Вылетайте шестеркой, – указал время.
Вылетели в установленное время, пришли в указанный район. Целей нет. Станция наведения тоже подтвердила отсутствие целей. Мы с некоторых пор практиковали при прикрытии своих войск пересечение линий фронта и встречу противника с его вероятного направления. Такая тактика оказалась эффективной.
Углубились в расположение противника, хотел дать команду на разворот и вдруг вижу много точек слева почти на нашей высоте. Это враг. Подаю команду:
– Полезли (пошли) вверх, цель слева впереди.
– Понял, вижу, – отвечает Иван Астахов.
Наша группа имела такой боевой порядок: четверка под командованием Ивана Астахова – ударная группа, она действует по бомбардировщикам. Моя пара – это сковывающая группа. Наша задача: связать истребителей противника боем и тем самым дать свободу действия ударной группе.
И. Астахов, опытный воин, разворачивается с набором высоты в сторону солнца. Боевой порядок и численность противника определил. Я насчитал двадцать четыре Ю-88 и восемь ФВ-190. Все понятно. Работа предстоит не из легких. Что делать? Надо действовать, другого выхода нет. Вдвоем связать боем и отвлечь внимание «фоккеров» от бомбардировщиков – задача очень сложная. Да и они не дураки, не будут всей группой с нами заниматься, у них главная задача – обеспечить действия своим бомбардировщикам. Если нам всей шестеркой заняться «фоккерами», значит, Ю-88 будут свободно бомбить наши войска. Отсюда следует, что звено Астахова должно бить Ю-88. Принимается следующее решение: немедленно нанести первый внезапный удар (по поведению их видно, что враг пока нас не заметил, мы находились выше на стороне солнца), затем, по мере возможности, частью сил навязываем бой «фоккерам», а остальными самолетами бьем по «юнкерсам». Кроме того, над полем боя наверняка будут наши истребители, они помогут нам.
При сложившейся обстановке в тот момент данное решение я считал самым разумным и единственно правильным. Элемент внезапности был на нашей стороне, внезапный удар по врагу, даже численно превосходящему, считался уже половиной победы, а вторую половину надо было сделать немедленно, не теряя ни секунды, но расчетливо, грамотно, методично и точно. Это уже дело мастерства летчиков, провести молниеносную атаку на большой скорости и открыть меткий огонь. Этот момент нельзя было упустить, иначе нечего рассчитывать на какой-либо успех при этой воздушной обстановке. Итак, все благоприятствует, враг идет, видимо, ничего не подозревая, наше тактическое положение такое, что лучше не придумаешь. Окончательно приняв такое решение, подаю команду: «Атакую верхнюю группу, Ваня, бей по ведущему «юнкерсов»!»
– Понял вас, – отвечает Астахов.
Используя высоту, атакуем сверху сзади четверку «фоккеров» парой. Сближение идет быстро, ведущий группы уже в прицеле, огонь не открываю, надо подойти ближе и бить наверняка. Вся четверка фашистских самолетов впереди в поле зрения, но что такое? Обычно спокойный, выдержанный Королюк на этот раз поторопился, слева мимо ведущего второй пары «фоккеров» прошла трасса.
– Далеко, ближе подходи! – успел я крикнуть ведомому, как вдруг левая пара резко разворачивается с набором высоты. За эти секунды я со своей целью настолько сблизился, что ФВ-190 занял весь мой прицел. Даю две длинные очереди из пушек, «фоккер» вздрагивает, переходит на левое крыло, затем на нос и камнем идет к земле. Видимо, летчик убит. Его напарник резко уходит вверх с разворотом, чтобы не столкнуться с падающим «фоккером», мне приходится выхватывать машину вправо. Продолжаю пикировать на нижнюю пару врага, зная и надеясь, что Королюк следует за мной. Астахов очень удачно ударил по голове колонны Ю-88 со своей группой. Один Ю-88 падает горящим. Другой, с тянущимся сзади шлейфом дыма, резко снижается.
Группа непосредственного прикрытия бомбардировщиков немцев опомнилась, когда они увидели, что начал разрушаться строй и уже двух своих самолетов они недосчитываются. Завязывается «карусель», но я не вижу своего ведомого. Отбивая атаки от группы Астахова то одного, то другого и отбиваясь сам, кручусь как белка в колесе. Нет моего напарника, вижу только четыре Ла-5 в этой каше «юнкерсов» и «фоккеров». Вызываю по радио, ответа нет. Пара Астахова, улучив момент, опять сверху пикирует на строй «юнкерсов», за ним тянутся четыре ФВ-190. Я бросаюсь наперерез, ждать нельзя. Далековато, но приходится открывать огонь то по одному, то по другому «фоккеру», вторая пара Астахова тоже спешит на помощь. Враг бросает преследование Астахова, разворачивается к нам, но других три ФВ-190 атакуют пару Астахова и срывают его атаку по Ю-88. Все вокруг смешалось, бой проходит на вертикальных маневрах, летят трассы, проскакивают мимо вверх-вниз то «фоккер», то Ла-5. При первой же возможности мы одиночками, парами устремляемся к бомбардировщикам, за нами спешат «фоккеры». Опять завязывается «карусель». Все же строй Ю-88 разрушен, они, видимо, спешат освободиться от своего груза, бомбы падают над линией фронта, некоторые даже поторопились, побросали бомбы, не пересекая линию фронта. Это уже хорошо. «Карусель» продолжается, а на сердце неспокойно – исчез мой Королюк. Хорошо, если подбит и пошел домой. Однако сейчас надо продолжать драться. Спешу на помощь Ла-5, у него на хвосте сидит «фоккер», даю полный газ – успею или нет? Наземная станция настойчиво передает: «Задний одиночный, задний одиночный, идущий с юга, за вами «фоккер», осторожно! Посмотрите назад!» Пока я осмыслил эти слова и определил, к кому они относятся, а сам стрелял по противнику, сидящему в хвосте нашего Ла-5, в это время почувствовал удар по самолету. Настала удивительная тишина, ничего не слышу, кроме шума мотора. Выхватил самолет, стал резко разворачиваться, вторая очередь врага прошла мимо меня. Впечатление очень неприятное. В эфире ни шороха, все замолчало. Все замерло. Я понял, что рация разбита. Теперь я без радио. Чувствуешь себя оторванным от своего мира, брошенным всеми. Враг преследует. Я решаю быстрее подойти к своим, но в это время сбоку бросаются ко мне наперерез еще два «фоккера». Образовалась наша «местная карусель». Остальные наши дерутся в стороне. Я остался один против трех, ну что же, пока это не так страшно, можно потягаться. Хорошо, что мой «лавочкин» ведет себя безупречно. Своим самолетом я владел образцово. Я его крутил, вращал, бросая вверх-вниз, из стороны в сторону, ощущая его поведение своим организмом, чутьем, я мог взять от него максимально все, что он мог мне дать.
Один против трех. Я продолжаю бой. То на вертикалях, то на горизонталях. Очень хочется еще одного подловить, сбить, тогда будет легче. Но враг наседает со всех сторон, стреляет, но безуспешно. Моя задача – не давать вести по себе прицельный огонь. В один из моментов на вертикальном маневре мне удается зайти «фоккеру» в хвост, враг мечется, бросается из стороны в сторону, но я не думаю отказаться от своего намерения: сбить противника. Задержался я у него в хвосте дольше, чем надо бы, мне хотелось подойти ближе и лучше прицелиться. И это оказалось моей роковой ошибкой. Только я хотел открыть огонь по врагу, в этот момент почувствовал сильный удар по самолету, обожгло левую ногу выше колена, и что-то горячее начало стекать в сапог. Провел рукой по этому месту, пальцы оказались в крови, а боли абсолютно не почувствовал. На левом крыле дыра. Хорошо, что в крыльевых баках бензина уже не было, выработай. Самолет управляется неплохо, но сильно тянет влево. Обстановка усложнилась. Изо всех сил маневрирую, чтобы сбить прицельность огня противника. Враг, чувствуя близкую победу, еще яростнее стал наседать на меня. Чтобы лишить возможности врага атаковать снизу, я прижимаюсь к земле, к лесу, может, наша зенитка поможет, но, как назло, и зенитки не видно. Наверное, просто ее не было в этом районе. Свою группу я больше не вижу. Плохо дело! Левая нога стала тяжелеть, начала ныть, кровь все льется в сапог. Мое положение почти безвыходное. В голову лезут мысли: «Не выпустят немцы меня отсюда живым». Но пока силы есть, машина слушается. Голову вешать нечего. Надо бороться до конца. Продолжаю маневрировать, прижимаясь к лесу. При мало-мальски удобном случае даже стреляю по врагу, но это уже так, для очистки совести. Моя спешная и дальняя стрельба врагу угрозой не является.
Откуда-то взялся еще один ФВ-190. Я вижу уже не три, а четыре «фоккера», зажимают меня со всех сторон. Пока что мне удается не дать им вести прицельный огонь по моему самолету, верчусь, как могу, но чувствую страшную усталость и слабость в организме. Как дальше быть, что можно еще предпринять? В тот момент, когда я решил, что меня вот-вот добьют и наверняка будет печальный исход, а мозг в таких случаях работает напряженно, за какие-то секунды вспоминаются и проносятся перед глазами многие события в жизни, не веря своим глазам, вижу: на высоте с нашей стороны идет группа истребителей. Это наши, видно по почерку. О… щедрый Аллах! Как вовремя ты прислал мне спасение! Но как с ними связаться, как указать свое положение? Радио не работает, я ношусь среди врагов у самой земли (сверху вниз не так просто быстро увидеть самолет, тем более на фоне леса). Что делать, как дать знать о себе? Придется рисковать. Принимаю решение (здесь главную роль должен сыграть мой верный друг и соратник по войне, мой самолет, вся надежда на его мощь и способность): разогнать свой «лавочкин» до предела, резко переломить его и почти в вертикальном положении идти вверх в направлении своих самолетов. От резких перегрузок на некоторое время теряю сознание. Пришел в себя и начал соображать: где я и что со мной. Высота 2400 метров. Мой самолет уже висит без скорости, все, что он мог дать, отдал честно. Для врага такой маневр был неожиданным. Он, конечно, потянулся за мной и оказался в очень невыгодном положении, да еще и без скорости.
На мое счастье, это можно назвать только счастливой случайностью, наши Як-1 заметили врага вовремя и немедленно сверху атаковали-противника и с одной атаки сняли три «фоккера». Облегченно вздохнув, я увидел, как три горящих «фоккера» падают вниз. Четвертого врага было не видно, чудом уцелев, видимо, удрал к себе. Наши «яки» собрались и группой пошли по своим делам, а я направился к себе домой. Моими спасителями оказались самолеты с соседнего аэродрома из полка нашей дивизии. Пришел я на свой аэродром благополучно. Стал выпускать шасси – не выходят, гидросистема повреждена. Надо выпускать аварийно. Взглянул на манометр, воздуха в системе «0», аварийная система тоже перебита. Садиться на фюзеляж – жаль самолет, поломается низ и винт. А ведь этот самолет меня выручил, не подвел в трудную минуту, своим спасением я, прежде всего, обязан ему. И после всего этого посадить и поломать – это нечестно! Тем более на своем родном аэродроме, а не в поле. Есть еще один способ выпускать шасси, но для этого потребуется создавать перегрузки в полете, а как это сделать? Я чувствую себя неважно. Чувствуется потеря крови, нога болит от малейшего движения. Хожу по кругу и думаю: «Из такого переплета вырвался, пришел домой, а тут опять беда и неизвестно, чем это кончится». Придется опять рисковать, не покидать же самолет на парашюте? Решаю, что на фюзеляж садиться не буду. Срываю стойки шасси с замков механическим путем с помощью специальной ручки, шасси провисают. Теперь их надо поставить на замки. Для этого самолет надо разогнать и выполнить резкие эволюции в одну и другую стороны, создать инерционные силы, которые поставят стойки шасси на замки. Таким путем в свое время на авиационном празднике выпускал шасси на самолете И-16 Валерий Чкалов (это очень хорошо показано в кинокартине о нем). Как бы ни было трудно мне выполнять такие «крючки» в таком состоянии, я их выполнил. Шасси стали на замки, и я сел благополучно. Правда, на пробеге мой самолет остановился в пяти метрах от большого дерева, дуба, в конце аэродрома, тормозить-то было нечем, воздуха не было. Но ввиду того, что хвостовое колесо, так называемый дутик, не вышло, самолет катился на колесах и полз на хвосте, это и спасло меня от столкновения с деревом, не я тормозил, а хвост самолета.
Все. Полет окончен. Тишина. Винт стоит… Вылезти из кабины мне помогли подъехавшие товарищи. Доктор первым делом вытащил свой огромный шприц и тут же сделал укол от столбняка. В санчасти сапог разрезали, брюки тоже и без труда вытащили осколок из ноги. Оказывается, я получил четыре осколка с левой стороны: в ногу ниже, в плечо и голову, но они оказались безопасными. Осколок, который попал в голову, порезал шлемофон, шелковую подкладку и остановился в волосах. После, когда меня обработали, дали полстакана спирта и уложили спать. На вопрос мой: «Не пришел ли Королюк и как остальные?» – командир полка сказал:
– Все дома, Королюка нет. Ничего, найдется. Потом разберемся.
Проснулся я только ночью. Все спят. До утра думал о своем верном боевом друге. Надеялся, что где-то сел подбитый, а может, выпрыгнул на парашюте. И на следующий день никаких сведений о Королюке не было. Не было их и в последующие дни. Так пропал мой хороший друг. Никто не знал, как и что с ним случилось. Из всей группы никто ничего не видел. Значит, погиб вместе с самолетом.
Это была очень большая потеря, и прежде всего для меня. Сбитые нами в этот день два Ю-88 и один ФВ-190 не могли быть оправданием за такую потерю. Что поделаешь, война есть война. Она еще долго продлится, времени и сил для отмщения за смерть друга впереди много. «Будем мстить фашистам за Королюка, они дорого заплатят за его смерть» – так поклялись мы все.
После долгих обсуждений сложившихся обстоятельств в этот день в воздухе мы пришли к выводу, что в тот момент, когда Королюк открыл огонь с большой дистанции, по врагу он не попал и, услышав мою реплику: «Далековато, подойди ближе», он, имея горячую натуру и самолюбие, посчитал для себя позором такие поспешные действия, решил во что бы то ни стало исправить свою ошибку, увлекся целью, оторвался от ведущего, и в этот момент ФВ-190 зашел и сбил его. Только так могло и быть. Если бы он видел, что его атакует враг, он никогда не позволил бы так просто себя сбить. Он был достаточно опытным летчиком.
Моя рана зажила быстро, несколько дней я хромал, а на шестой день пошел на задание. Силы мои быстро восстановились, молодой организм сделал свое дело, я опять стал в боевой строй рядом со своими однополчанами. Мой самолет был также быстро восстановлен за это время. Кроме дыры в плоскости, весь левый борт около кабины был изрешечен осколками разорвавшегося снаряда. Но специалисты быстро нас обоих излечили и поставили в строй. До конца дней своих на фронте в этом полку я воевал на своем самолете № 35.