Парашютист (Отрывок из поэмы «Люся»)

Парашютист

(Отрывок из поэмы «Люся»)

Ворча, машина вышла из ангара.

Чудовище, не торопясь, плыло.

Чуть красноватым,

словно от загара,

блестело занесенное крыло.

Гуляли ветры злобно и привольно,

и летчики нахмурились слегка.

Один сказал другому недовольно:

— Того гляди, надуют облака…

Другой сказал:

— Пожалуй, но едва ли…

Хотя и он уверен был в душе…

А на парашютиста надевали

два ранца с парашютами уже.

Два ранца, выверенных,

заряженных,

пригодных в положении любом…

Парашютист —

мохнатый медвежонок

в комбинезоне зимнем, голубом —

стоял, неловко растопыря руки,

казался незаметным,

небольшим,

позевывал и ежился от скуки,

спокоен,

равнодушен,

недвижим.

Взял карабин —

и по аэродрому

пошел к машине

прямо, не спеша.

Один из летчиков сказал другому

смешно и непонятно:

— Хороша…

Они молчали.

Редко, редко — слово.

Казалось, это — темная стена.

В ней — на груди комбрига Бережного,

переливаясь, рдели ордена.

Все разговоры ветром относило…

— Прыжок парашютиста…

— Затяжной…

— Семь тысяч метров, кажется…

— Красиво… —

услышал, улыбаясь, Бережной.

Но вдруг,

подобна яростной лавине,

пошла машина,

воя и гремя,

огромными моторами тремя,

по бетонированной луговине.

И не заметил устремленный глаз,

как от земли она оторвалась —

и выше, выше,

видно еле-еле,

как уходила птица напрямик —

на крыльях звезды алые горели,

легко,

не потухая ни на миг.

И ждали люди,

локтем чуя локоть —

соседа локоть…

Тишина была.

И ничего не видно,

только клекот

стального

разъяренного орла.

Проходит час,

а может быть, минута,

а может быть,

тяжелый долгий век,

и вот — момент

до бесконечья жуток —

летит, не раскрывая парашюта,

из облака на землю человек.

И смотрят все в смятенье и истоме,

смешав понятья слов и скоростей.

Еще секунда —

на аэродроме…

Сейчас, сейчас…

Но вдруг, переливая

цветами и заката и утра,

мелькнула в небе звездочка живая

и расцвела…

И крикнули — ура!

И страх ушел,

как будто вовсе не был,

и человек качался над тобой,

его берег

огромный купол неба,

оранжевый,

лиловый,

голубой.

И я повествованью не перечу,

когда скажу, что, задыхаясь, все

бежали с криком

храбрецу навстречу,

спеша через канавы и шоссе.

А он стоял смущенно и неловко

уже теперь совсем невдалеке.

Поблескивала матово винтовка

в его еще мальчишеской руке.

Он шлем снимал,

увидели —

девичья

кудрявая сверкнула голова…

И замолчали все до неприличья,

пропали песни,

светлые слова.

А волосы витые, золотые,

и нос горбинкой, чуточку смешной…

И только: «Люся, Люся, это ты ли?» —

сказал, себе не веря, Бережной.

Но все теперь опомнились.

Кричали,

другие радостно еще вдали.

А эти, прибежавшие вначале,

уже к ангарам Люсю повели.

1936