«МОЛОДАЯ АНГЛИЯ»
«МОЛОДАЯ АНГЛИЯ»
Избранный в 1837 г. парламент просуществовал до 1841 г. Это время не сопровождалось какими-либо выдающимися событиями в парламентской деятельности Дизраэли. Его главные усилия были направлены на установление контакта с членами палаты общин, на то, чтобы понравиться им и внушить, что он обладает выдающимися данными политического деятеля. В то же время у него вырабатывалась определенная политическая линия, и она проглядывала в его выступлениях, хотя не стала еще очевидной для политических кругов. Так, в 1839 г. он выступал против нового закона, регулирующего положение пауперов, бедноты. Это не были рядовые выступления, ибо, критикуя закон о бедных, он косвенно критиковал и тех, кто его поддерживал, т. е. руководителей своей партии. Партийные лидеры не любят таких вещей.
В 1840 г. Дизраэли позволил себе выступить против сурового обращения с руководителями чартистского движения. Его не смутило то, что такую позицию поддержали только четыре депутата. Он выступил и против ассигнования дополнительных средств для полиции Бирмингема, где заседал конвент чартистов. В целом Дизраэли в это время может быть отнесен к числу консерваторов-либералов; он стоял где-то значительно левее центра. Об этом говорит прежде всего его отношение к чартизму.
Движение чартизма явилось крупнейшим событием в политической истории Англии тех лет. Многие англичане возлагали огромные надежды на парламентскую реформу 1832 года. Поскольку парламент казался всесильным, то от его преобразования ожидали очень многого. Казалось, если осуществится реформа, то в стране наступит эра всеобщего благоденствия, все проблемы будут легко решены и все слои общества будут удовлетворены. Чем больше была эта эйфория, тем глубже было разочарование не только трудящихся, но и мелкой и средней буржуазии. Стало ясно, что реформа дала дополнительные места в парламенте только крупной буржуазии и землевладельцам, и поэтому власть сконцентрировалась в их руках.
В свете неоправданных надежд особенно контрастировали тяжелейшие условия труда и жизни рабочих. Многие предприниматели с особой жадностью и поспешностью стремились делать состояния. Попытки трудящихся сопротивляться жестоко подавлялись. Для обнищавших людей государство ввело «работные дома», где царил свирепый и оскорбительный для их обитателей режим, прекрасно описанный Чарлзом Диккенсом. Сказывались и революционные ветры, доносившиеся с Европейского материка, где политическая и духовная жизнь развивалась под воздействием трех революций — 1789, 1830 и 1848 гг. Сумма всех факторов вызвала к жизни специфически английскую форму социальной и политической борьбы — чартизм. Это была революционная форма протеста и борьбы рабочих против эксплуатации, против политического бесправия, против власти, захваченной землевладельцами и крупной буржуазией. Чартистскому движению не были чужды элементы стихийности и воздействия идей утопического социализма.
В 1836 г. Уильям Ловетт, высококвалифицированный мастер-краснодеревщик, создал Лондонскую Ассоциацию рабочих, в которую вошли грамотные и авторитетные кустари-мастеровые. Это и было организованное начало чартистского движения. Через два года (в мае 1838 г.) Ловетт вместе с Френсисом Плейсотом выработал и опубликовал программу движения под названием «Народная хартия» («Пиплз Чартер»), которая и дала название движению — чартизм (от слова «чартер»). Это была политическая программа чартизма. Хартия содержала шесть требований: всеобщее право голоса для мужчин; равные избирательные округа; отмена имущественного ценза для кандидатов в депутаты палаты общин; выплата членам парламента жалованья за исполнение ими депутатских обязанностей, чтобы эти обязанности могли выполнять и люди, не имеющие личных средств; тайное голосование на выборах, а также проведение выборов в палату общин ежегодно. Особенно важным был шестой пункт. В случае его принятия произошло бы принципиальное изменение политической системы страны — на смену парламентской демократии пришла бы система прямой общенародной демократии. Дело было в том, что парламент избирался на 5 лет, а в течение этого времени избиратели были не властны ни сместить правительство, ни переизбрать палату общин. И парламент, и правительство были вольны поступать по собственному разумению. «Палата общин, избираемая ежегодно, — пишет Д. Томсон, — была бы инструментом прямой демократии. Результатом ее деятельности, которого ожидали люди девятнадцатого века от роста демократии, явилась бы ликвидация монархии и палаты лордов. Эти меры почти наверняка были бы осуществлены».
В стране развернулась широкая агитация за хартию. Особенно активной она была в Шотландии, Уэльсе, центральных районах страны. В Бирмингеме действовал «Политический союз» во главе с Томасом Аттвудом. Союз не только поддержал «Народную хартию», но и предложил организовать общенародную петицию с требованием к парламенту принять положения хартии. В поддержку хартии выступил Большой северный союз во главе с О’Коннором, который издавал в Лидсе газету «Северная звезда», ставшую официальным органом чартистов. В процессе борьбы выделилась пролетарская группировка, возглавляемая Дж. Барнсом, выступавшая за решительные действия. Раздавались требования применить революционное насилие, чтобы заставить парламент принять «Народную хартию».
Наличие в движении разнородных по социальному характеру элементов породило в нем различные подходы к стратегии и тактике борьбы. Эти противоречия с большой остротой проявились на Чартистском национальном конвенте в Лондоне в феврале 1839 г. Одновременно шел успешный сбор подписей под петицией. Вскоре под ней подписались 1280 тыс. англичан. Левое крыло чартистов на Лондонском конвенте было настроено превратить конвент в центр, который будет добиваться принятия хартии революционными мерами. Представители буржуазных радикалов испугались такой перспективы и ушли с конвента. Конвент оказался глубоко расколотым по вопросу о том, что следует предпринять, если парламент отклонит хартию и петицию. Ловетт и его единомышленники выступали за проведение мирной агитации и просветительной работы. О’Коннор на севере страны и его друзья настаивали на применении революционных мер. В чартистской печати появились статьи по вопросам революционной тактики, написанные польским эмигрантом. Распространялись брошюры-инструкции, содержавшие советы, как лучше строить баррикады. «В воздухе повеяло гражданской войной», — констатирует не без оснований Д. Томсон.
В мае конвент переместился из Лондона в Бирмингем. В этом же месяце состоялось шествие чартистов к парламенту. Для доставки петиции со всеми подписями были сооружены специальные носилки, которые несли 24 человека, по 6 человек с каждого угла. В июле 1839 г. парламент отклонил петицию и хартию. Реакция в стране была бурной — в ряде мест произошли восстания, забастовки, бунты. Правительство осуществило обширные меры по подавлению этих выступлений. Исполнителем явился министр внутренних дел лорд Джон Рассел. Вряд ли правительство справилось бы с положением, если бы наиболее правые элементы, и прежде всего высококвалифицированные мастеровые, не ослабили движение, заняв решительно негативную позицию в отношении революционных методов борьбы.
Так закончился первый этап чартистского движения, вызвавший глубокую тревогу имущих классов и привлекший широкое внимание к условиям существования обездоленных людей в Англии. Дизраэли обнаружил острое чувство политика, это выразилось в его глубоком интересе к жизни рабочих и сельских тружеников, к чартизму. Он начал серьезно размышлять о том, как решить проблемы, каковы пути дальнейшего развития страны. Это нашло выражение в позиции, которую он занимал в парламенте, а также в его романах середины 40-х годов.
В мае 1841 г. правительство вигов потерпело поражение в парламенте. Последовали парламентские выборы, на которых победили тори, получившие большинство в палате примерно в 90 голосов. Положение Дизраэли на выборах было непростым. Поскольку он был не в состоянии удовлетворить аппетиты избирателей Мейдстоуна, ему пришлось подыскивать другой избирательный округ. Помогли связи. Некий лорд Форестер организовал его выдвижение в округе Шрюсбери. Округ казался надежным, но и там у Дизраэли нашлись противники, заявившие о его несостоятельности, о долге в 22 тыс. фунтов.
Политическая деятельность в Англии такова, что иногда политикам приходится, как говорил в свое время Уинстон Черчилль, допускать «терминологическую неточность», т. е. говорить заведомую неправду. Оказывался в таком положении, причем неоднократно, и Дизраэли. В такой ситуации для политика проблема не в этических соображениях, а в большом риске. Если он будет уличен в заведомой лжи, то враги не преминут доказать его сознательную недобросовестность и сломать ему карьеру.
Дизраэли имел азартный характер и зачастую шел на риск. Он заклеймил утверждения своих противников в Шрюсбери как «от начала до конца фальшивые». В действительности, как свидетельствуют документы, составленные двумя годами позже, его долги и вправду составляли примерно 22 тыс. фунтов. Но в 1841 г. все обошлось, и Дизраэли прошел в палату общин.
30 августа 1841 г. королева Виктория поручила Роберту Пилю, лидеру победившей на выборах партии, сформировать новое правительство. С этого момента Дизраэли находился в состоянии напряженного ожидания. Не пригласит ли Пиль его занять какой-либо пост в правительстве? Дизраэли считал, что он уже достаточно продемонстрировал свои таланты, чтобы получить правительственный пост. Человек, как правило, всегда думает о себе лучше, чем думают о нем другие, и обычно преувеличивает свои достоинства и заслуги. Это было более чем верно в отношении Дизраэли.
Петиция чартистов на пути в парламент
Как и Дизраэли, Роберт Пиль происходил не из аристократии. Он родился в 1788 г. в семье богатого текстильного фабриканта из Манчестера, хорошо подзаработавшего в период наполеоновских войн. В 1809 г. прошел в парламент как сторонник партии тори. Уже в следующем году Пиль получил пост заместителя военного министра и министра по делам колоний. Это случай, подтверждающий ту истину, что деньги делают быструю карьеру тем, кто их имеет. В 1812 г. Пиль уже министр по делам Ирландии и занимает этот трудный пост до 1818 г. В правительстве герцога Веллингтона Пилю был поручен ответственный пост министра иностранных дел и лидерство в палате общин. Это приходится на 1828–1830 гг. Затем Пиль — министр финансов; по значению второй пост в английском правительстве. Наконец, в 1841 г. он становится премьер-министром.
К Дизраэли у Пиля не было какого-либо особого отношения на этом этапе. Он наблюдал за ним, считал его неглупым и достойным поощрения. Ему было известно, что Дизраэли протежируют лорды Линдхэрст и Чандос, что было существенно. В общем, Дизраэли надеялся, что Пиль, формируя правительство, найдет местечко и для него. Это было бы только справедливо, думал Дизраэли, ведь сам Пиль получил правительственное назначение уже через год после того, как стал членом парламента.
Но проходит 5–6 дней с тех пор, как Пиль стал премьером, он формирует правительство, уже известно, кого он взял в свой кабинет, а Дизраэли нет среди них. И 5 сентября Дизраэли решает напомнить о себе. Он пишет Пилю: «…я пытался бороться против бури политической ненависти и злобы, которые немногим досталось испытать… Я стал под Ваше знамя, и мне позволило выдержать эти испытания убеждение, что наступит день, когда главный человек в стране публично продемонстрирует, что у него есть некоторое уважение к моим способностям и характеру. Я признаюсь, что тот факт, что в данный момент Вы меня не заметили, воспринимается мной как крайне угнетающий. Я взываю к Вашему сердцу, к справедливости и великодушию, которые, как я чувствую, характерны для Вас, — спасите меня от невыносимого унижения». Итак, неполучение правительственного поста рассматривалось Дизраэли как «невыносимое унижение».
Вмешалась в происходящее и жена Дизраэли, Мэри Энн. Она написала прямо Пилю. Основанием для такого необычного обращения было то, что в ходе избирательных кампаний она оказывала поддержку Пилю и его партии. К тому же она была дружна с сестрой премьер-министра. Во всяком случае в письме Пилю она утверждала: «…он (т. е. Дизраэли) бросил литературу, чтобы заниматься политикой. Не губите все его надежды и не заставляйте его думать, что его жизнь была сплошная ошибка. Позвольте мне сослаться на свои скромные, но с энтузиазмом предпринятые усилия в недавнем прошлом для поддержки партии или, скорее, Вашей блестящей личности. В Мейдстоуне Вам скажут, что только благодаря моим усилиям там было истрачено на выборы более 40 тыс. фунтов стерлингов. Пожалуйста, оставьте без ответа это письмо, ибо я не хочу, чтобы хотя бы один человек узнал, что я писала Вам, обращаясь с этой покорной просьбой».
Приведенные выше письма, в которых Дизраэли клянчил пост в новом правительстве, читателю могут показаться, мягко говоря, странными. Но они были, скажем так, в норме. Во-первых, и в XX в. нечто подобное практиковалось в английской политической жизни, и, во-вторых, во времена Дизраэли каждый премьер-министр, формирующий правительство, получал довольно много таких обращений от разочарованных соискателей должностей. Пиль вежливо и туманно ответил Дизраэли, уйдя в сторону от сути дела. Дизраэли был взбешен и полон решимости отомстить Пилю.
Дизраэли действовал, не представляя себе в должной мере реальной обстановки. Ни Пиль, ни его коллеги по руководству партией никогда не предполагали дать Дизраэли какой-либо пост. Кроме того, состав нового правительства был таков, что Дизраэли не вписывался в него. Там были собраны 8 пэров, 2 наследника графских титулов, 3 баронета, еще одно титулованное лицо и лишь один человек без титула. Все они, исключая герцога Букингемского, занимали различные посты в прежних правительствах.
В таких случаях обойденные недовольные английские политики идут по одному из двух путей: или подчеркнуто демонстрируют свою лояльность и готовность надежно служить руководству партии, смиренно ожидая, когда воспоследует благодарность за верную службу, или начинают активно фрондировать против линии лидера и партии, выступая с соответствующими речами и голосуя вместе с оппозицией. Во втором случае руководство партии, взвесив, что для него политически целесообразнее — иметь такого диссидента против себя или откупиться от него, предоставив ему пост, который превратит его из противника в сторонника правительства, — принимает соответствующее решение. Чем более авторитетен, влиятелен и популярен недовольный парламентарий, тем больше шансов, что руководство партии изберет второй вариант. В эти игры играли позднее и премьер-министр Англии XX в. Уинстон Черчилль, и в конце XIX в. его отец Рандольф Черчилль, занимавший в правительстве видный пост, но добивавшийся кресла премьер-министра.
Дизраэли после неудачного рывка в правительство не сразу решился на открытый разрыв с Пилем. В палате шла обычная возня, отдельные группки или депутаты вступали в сговор, блокировались, стремясь улучшить свои позиции. Оппозиция — в данном случае виги и ирландская фракция — пытались перетянуть на свою сторону недовольных чем-либо депутатов-тори. Дизраэли понял, что его хотят подтолкнуть к открытому бунту против Пиля. Это его насторожило, и он усомнился в том, что в тех условиях открытый разрыв с Пилем пойдет ему на пользу.
В течение первого года заседаний нового парламента Дизраэли занимал позицию благонадежного депутата-тори. Когда произошел крупный скандал в партии по земельному вопросу, приведший к уходу из правительства герцога Букингемского, Дизраэли удержался от того, чтобы примкнуть к группе недовольных. Это было должным образом отмечено, и главный парламентский организатор тори — «чиф вип», в прямом переводе «главный бич» — начал обращаться к Дизраэли с поручением выступить с ответом на какое-либо важное выступление из противного лагеря. Но такое поведение не отвечало динамичному, энергичному, инициативному характеру Дизраэли. К соображениям продвижения по лестнице карьеры прибавились нестандартные, творческие политические взгляды на положение страны, ее будущее и на то, какую политическую линию следует вести партии тори. Взгляды Дизраэли во многом не совпадали со взглядами Пиля и отличались если не прогрессивностью, то чуть большим реализмом. Он считал необходимым уделять больше внимания трудящейся и обездоленной части английского народа. Для Дизраэли это был не тактический ход, а определившееся убеждение в том, как должны решаться возникающие в стране крупнейшие социальные и политические проблемы.
Вскоре Дизраэли сблизился с небольшой, настроенной бунтарски группой в партии тори, ядро которой составляли четыре человека. Это были Джордж Смис, старший сын лорда Стрэнгфорда, лорд Джон Маннерс, второй сын герцога Рутлендского, Фредерик Фабер и Александр Бейли-Кокрейн — молодые люди, связанные с аристократическими фамилиями, окончившие закрытые средние школы и Оксфордский университет. Эта молодежь занималась не только политикой, как было широко распространено в те годы в Англии, но и литературой. Кое-кто из них неплохо писал, обожая Байрона и подражая ему, хотя мода на Байрона в Англии уже проходила. Они вели шумный, богемный, циничный образ жизни, залезали в бесконечные долги. Один из них, Смит, отличился тем, что дрался на самой последней дуэли, которая состоялась на английской земле.
Дизраэли всегда тянулся к аристократии. Импонировали ему эти молодые люди и манерой поведения. Политические взгляды их были довольно путаные и противоречивые, но объединяло их в общем плане одно — бурный протест против духа утилитаризма, усиливавшегося в жизни английского общества по мере роста богатства английской буржуазии. Реформа 1832 года, а также мощное чартистское движение были восприняты молодыми аристократами как предвестники неминуемого упадка их класса. В будущем они видели мрачные перспективы для аристократии, и это их явно не устраивало. В результате их идеалом стал некий надуманный добрый, благожелательный феодализм, при котором хорошо будут жить и мирно сосуществовать и аристократия, и трудовой народ, причем власть будет, естественно, принадлежать аристократии. Эта концепция противопоставлялась буржуазному развитию.
Единомышленники действовали, согласовывая свои выступления в парламенте, и представляли собой сплоченную группу. Вскоре ей стихийно дали название «Молодая Англия». В этом сказалось явное влияние событий, происходивших на материке. Там возникали различные политические и литературные объединения, приобретшие известность как «Молодая Германия», «Молодая Италия», «Молодая Польша» и др.
Членам «Молодой Англии» нужен был лидер, и они обратили внимание на Дизраэли. Он был старше их, опытнее, держался твердо и независимо. Их взгляды были близки. Именно такой человек должен был стоять во главе их группы. Дизраэли также нужна была опора в его борьбе за место под солнцем, он всегда мечтал о том, чтобы возглавить какую-то новую влиятельную партию. Так, интересы совпали, и Дизраэли стал лидером группы молодых бунтарей. 11 марта 1842 г. он писал жене: «Без каких-либо усилий с моей стороны я оказался лидером партии, состоящей преимущественно из молодых и новых членов палаты общин».
Члены «Молодой Англии» уселись сзади скамьи, на которой размещались члены правительства, прямо в затылок министрам. Ядро из четырех человек и еще несколько парламентариев, их поддерживавших в выступлениях и при голосовании. Это была небольшая, скорее шумная, чем влиятельная, группа, хотя Дизраэли, всегда склонный к преувеличениям, полагал, что в нее в той или иной степени входят человек пятьдесят.
Появлению «Молодой Англии» благоприятствовали важные объективные обстоятельства. Премьер-министр Пиль имел привычку лично контролировать работу всех министерств, что влекло за собой и перегрузку Пиля (отсюда его нервозность и раздражительность), и напряженность в отношениях с министрами, чиновниками и рядовыми членами парламента. Положение правительства ослаблялось крупнейшими затруднениями, которые переживала страна: экономический кризис, начавшийся в 1836 г. и затянувшийся на ряд лет, обострение социальных противоречий, приводившее к антиправительственным выступлениям и к развертыванию чартистского движения. В радикальных буржуазных кругах нарастали выступления с требованиями отмены хлебных законов, принятых еще в 1815 и 1828 гг. и запрещавших импорт зерна в страну, если внутренняя цена на зерно не будет ниже зафиксированного уровня. Наконец, обострялись вечные проблемы управления самой ближней и старой колонией — Ирландией. В общем, у «Молодой Англии» было широкое поле для нападок на правительство Пиля и большие возможности для блокирования в этих целях с другими недовольными элементами. По всем этим вопросам «Молодая Англия» активно выступала и голосовала против правительства, состоявшего из членов той же партии тори. Получалось, что возникла партия внутри партии, что не могло не осложнять положение правительства.
Постепенно признанным лидером, идеологом и главной движущей силой стал Дизраэли, что было естественно. Он был на голову выше своих коллег, хотя не следует недооценивать и их интеллектуальный потенциал и активность. Это понимало и правительство. Министр внутренних дел Джеймс Грэхем писал в августе 1843 г.: «Что касается „Молодой Англии“, то здесь марионетки приводятся в движение Дизраэли, который является самым способным из них. Я считаю его беспринципным, разочарованным и в отчаянии прибегающим к запугиванию». По отношению к другим членам группы Грэхем считал, что, порезвившись, они вернутся в рамки партийной дисциплины, но «один или два хороших удара хлыстом могут ускорить и гарантировать их возврат в лоно партии. Один Дизраэли злонамеренный, и с ним у меня нет никакого желания договариваться. Для партии было бы лучше, если бы его удалили из наших рядов и он стал бы одним из наших открытых врагов».
Дизраэли не мог не понимать истинное отношение к нему лидеров партии, и тем не менее он предпринимает шаг, выглядевший по меньшей мере странно. Он обратился к одному из влиятельных министров с просьбой дать его брату приличную должность где-то в государственном аппарате. Стандартный протекционизм, трудоустройство «по звонку» существовали и в те времена и считались нормой жизни. Этическая и юридическая стороны дела не удивили Пиля, которому министр доложил «бесстыдную» просьбу Дизраэли. Пиль ответил, что это очень хорошо, ибо «весьма полезно, когда такой человек официально фиксирует свою подлость… Просить об услуге после того, как он вел себя во время прошлой парламентской сессии, характеризует его с очень плохой стороны. Однако это дает возможность взнуздать его».
Но Дизраэли взнуздать было нельзя. Можно предположить, что он сознательно спровоцировал отказ относительно своего брата, который нужен был ему в его дальнейших отношениях с Пилем. Возможно, эта просьба была пробным камнем.
Дизраэли, увлекшись, преувеличивал возможности «Молодой Англии». О том, как ему представлялось положение, говорит письмо, которое зимой 1842 г. он адресовал королю Франции и лично вручил адресату в Париже. Дизраэли писал, что в английском парламенте будет организована новая партия. Это говорилось в таком тоне, что у короля должно было возникнуть впечатление, что партия или уже создана, или находится в процессе организации. Правительство Роберта Пиля опирается в данный момент на поддержку большинства в палате общин, насчитывающего 90 депутатов. Среди них есть от 40 до 50 недовольных, представляющих аграрные интересы. Они еще не готовы начать активные оппозиционные действия, но часто будут отсутствовать при решении вопросов, хотя и не жизненно важных, но имеющих большое значение для премьер-министра. «Поэтому представляется очевидным, что другая группа консервативных членов палаты общин, переполненная молодостью и энергией и уверенная в прочности своих депутатских мандатов, должна будет осуществлять непреодолимый контроль над направлением поведения премьер-министра».
Далее Дизраэли утверждает, что, «говоря о том, что такая партия может быть создана, он делает это, располагая абсолютно достоверными данными по этому вопросу». Тут же указывается, почему он обладает этими данными. «К одному лицу уже обратились с настоятельной просьбой возглавить эту парламентскую партию… партию молодости Англии, воодушевляемой благороднейшими убеждениями». И если это лицо не сразу приняло сделанное ему предложение, то лишь потому, что это «величайшая честь, когда-либо ему оказанная», и потому, что «руководство партией по ответственности и значению должно рассматриваться сразу же вслед за формированием правительства». Здесь явно речь идет о самом Дизраэли. Жизнь, однако, не оправдала его слишком оптимистических планов. Неприятности «Молодая Англия» причинила правительству существенные, но своей цели не достигла; влиятельной, определяющей политику правительства оппозицией в парламенте она не стала.
Английская историография до сих пор уделяет «Молодой Англии» значительное внимание. В 1978 г. Ричард Фабер издал обширную работу, посвященную этой теме. Автор утверждает, что «Молодая Англия» — это английский вариант движения в Европе, развертывавшегося в начале XIX в., целью которого было укрепить позиции религиозной и социальной иерархии перед лицом развивавшихся революционных процессов. «„Молодая Англия“ была реакцией против… равенства и демократии, она выступала за взаимозависимое феодальное общество, управляемое традиционным путем. Действуя таким образом, ее члены не просто выступали против революции, они одновременно выступали и против рациональных, просвещенных доктрин, таких писателей, как Вольтер, создавших духовный климат, в котором революция стала возможной… Они, конечно, выступали также против отрицательных сторон индустриализма и нищеты, порождаемых неограниченным капитализмом». Революция 1789 года и перспектива будущих революций давали идеям «Молодой Англии» эмоциональный стимул. Таким образом, младоанглийцы звали не вперед, к либеральному, гуманно построенному обществу, а назад, пусть к патриархальному, но феодализму.