МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ КЛИПМЕНОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ КЛИПМЕНОВ

Прошлым летом мы вышли как-то из павильона "Мосфильма" во двор, чтобы продышаться немного. Сели на скамейку и стали разглядывать стайку подростков, почти мальчиков, сидящих на траве. Они такие симпатичные, одеты по моде, пахучие, приветливые. Щурятся от солнышка, потрескивают жвачкой, смеются, толкают друг друга. Это клипмены. Видать, что-то снимают и тоже вышли подышать. Я вспомнила понравившийся мне телеклип – реклама водки. Там черная кошка гуляет сама по себе между предметами и забавно проецируется – превращается в пантеру на водочной бутылке. Клип удался. Он прошел по всему миру и получил разные призы.

Меня не один год волновала мысль о форме кино. Всегда напрашивается возможность очистки от ненужных заусенцев, от лишних по смыслу метров пленки. Порою и на стуле ерзаешь и зеваешь от тягомотины эпизода. "Воды много",- говорят про такое кино. А бывает наоборот – ритм фильма слишком вольно меняется.

Тот клип с кошкой и водкой подтверждал известную истину – краткая выразительность только украшает фильм. Я преклоняюсь перед односерийными фильмами. Кино – это не театр, не телевизионные "посиделки". Классики его изначально создавали как выдох, как выстрел: "А-ах!" – и все! Кино родилось, появилось на свет односерийным.

Помню, как мы сидели в просмотровом зале на "Мосфильме" и затаив дыхание смотрели двухсерийный фильм Шукшина "Калина красная".

Василий вертелся, чесал макушку, кряхтел. За несколько секунд до финала громко встал, хлопнул в ладоши и решительно сказал:

"Одна!" – серия, имел в виду. Бывает, что в процессе съемки студия и создатели восхищены текущим материалом. Дирекция незамедлительно провоцирует изменить серийность – из одной сделать две. Студия выигрывает: получается за те же деньги и время не один фильм, а два. Студии, съемочной группе и актерам платят как за два фильма. Обоюдный интерес. Однако Шукшин в угоду этим интересам не стал корежить картину. Но вот в

"Трясине", которая изначально была запущена как

"А-ах!", как выстрел, как выдох, то есть односерийным фильмом, режиссер не устоял – угодил "Мосфильму". Виктор Мережко знал, почему сценарий был рассчитан на одну серию, но в кино принято не считаться с автором. А надо бы… Есть определенная заданность жанра, сценария. Недаром, скажем, в спорте – четкое разделение по дистанциям: сто метров, километр и так далее.

Односерийный "забег" сценария должен быть неукоснительно односерийным.

Когда я увидела удачный клип, подумала: все же молодежь кумекает, ищет… Уловить момент, крик, подтекст – это много.

Налетел на меня где-то на презентации клипмен. Слегка ерничая, убеждала его, что я не клиповая актриса. Он распалился, стал доказывать, что можно забавно снять. Я бы и рада была продолжить спор с ним на съемочной площадке в новом для себя качестве, но мысли нет.

– А зачем она? – говорит он.

– В этом-то и интерес: снимать срез, миг, намек. Пусть по времени это будет сорок секунд, но сорок секунд мысли, настаивала я.

Мы расстались, а через несколько дней звонит Денис Евстигнеев. Я обрадовалась: "Вот это другое дело!" Его фильм "Лимита" очень понравился мне. И вдруг он предлагает сняться в клипе. Я-то думала, что в фильме…

– О, нет, нет, ни за что!

На другом конце провода пауза и дыхание. Он начал говорить о железнодорожницах в оранжевых жилетах.

– Сколько по времени это должно пройти?

– Полторы минуты.

– Денис, дорогой, клип мне не осилить – я реалистка до мозга костей. Полторы минуты!..

– Это много.- Он еще помолчал, а потом предложил встретиться завтра на "Мосфильме".

Там нас уже ждал художник Павел Каплевич, и мы затерялись в море одежды, хранящейся на складе. Увлеклись, как дети. Пашка прыгал по узлам и ящикам и отменно одевал нас. Этот процесс важен очень. Мы, потные и красные, вздохнули наконец, и довольный

Пашка сообщил Денису:

– Ну вот так, я думаю.

Режиссер потер руки и, смеясь, сказал:

– Пойдемте, теперь займемся тем, зачем вы, собственно, сюда и при-ехали.

– Действительно! – засмеялись мы.

Два дня на жаре между рельсов снимались с Риммой Марковой ради полутораминутного изображения на экране. В этот клип вмещен глубокий жизненный смысл. Такой вот клип по мне.

В ХХ веке много чего появилось. От фривольности ядерных игрищ народились неизвестные доселе вещества, имеющие формулу, но не поддающиеся познанию. Крутятся неизвестные соединения, которые располагаются как и где угодно. Англия согласна на полное уничтожение любого скота… А СПИД? Разве есть хоть малая надежда, распознаю этого монстра. А дети-мутанты?.. Это уже другая формула в науке. Кино тоже заслужило наказания. Людям нужен фильм "Белоснежка и семь гномов", а им подают всевозможные откровения патологии. Распад страны, распад всего – в том числе и кино. На этом фоне обнаружилась незаполненная ниша, куда непринужденно и легко вошли клипы. А клипы бывают разные. У

Евстигнеева – с мыслью и состраданием. С клипом надо на "Вы".

Бойтесь полностью попасть в его вечные объятия. Клип опасен…

Мне припомнился фильм, где Чурикова и Скляр обрадовались безжизненной территории, совсем без людей. Как хорошо! Бурьян, палисадник и скошенное сено ничье. Дом пустой. Ходи, разглядывай, подавайся любви… Хорошо! А между тем эти два человека находятся в радиационной зоне. Наблюдающие сообщают друг другу: "Они светятся…" Так и вошли в свою гибель – ни боли, ни страха, а только блаженство… Не случится ли так, что сугубо клиповое творчество выест реальное предназначение профессии кинорежиссера?

Экран – это магическая зрелищная сила. Его функция – забрать зрителя без остатка. А мы разошлись: "Бей, кроши, бросай детей в окна!" Тут тебе и мозги на асфальте, и кровушка течет, и голый зад, да и секс – пожалуйста. Так лучше уж бессмысленные клипы – там хоть крови нет!

Святое изобретение человечества – экран, а мы порою делаем из него помойку.

Не возраст мне подсказывает это, а опыт. Экрану пристало изображать, как актер Закариадзе в фильме "Отец солдата", забравшись среди перестрелки в пустое здание, нашел сына. Они перекрикивались. Гулом гудели их голоса. Отец добрался до сына и осел, держа в руках выдохнувшего его: "Отец…" "Какой ты стал большой, как ты вырос",- гениально запричитал Закариадзе.

Ну, черный кот прошел, отражаясь в водке,- это лишь забавный миг. У нас и того нету, не видать что-то подобного в наших клипах. Наслаждайтесь жвачками, радуйте родителей, работайте не покладая рук, но, когда начнете взрослеть, посматривайте на жизнь нашу. Если не собираетесь уехать, волей-неволей пожелайте, чтоб вся ваша жизнь не распалась на клипы, не превратилась в пир во время чумы.

Меня во время учебы во ВГИКе общефакультетским собранием решили отчислить со второго курса за "богохульство". Познакомившись с личностью Карла Маркса, я заявила педагогу и курсу:

– На черта он нам сдался! Все равны, тишь да гладь, да божья благодать! А как же искусство? Оно не может возникнуть без страдания!

Это высказывание, конечно, было интуитивным. Какой из меня политик! Но из души неграмотного человека раздался крик – это предчувствие мучений, страданий и тяжкого труда в своей профессии, потому что мы не могли себе представить, какую песню заводить, если не о родимой стороне, о людях наших, если не творить на радость, на надежду простому труженику. Гамлета играть можно и нужно. Образовывать людей необходимо, но все это получится только тогда, когда хлеб будет, вода будет, воздух чистый будет. Идет по синему морю белый лайнер, человеку хорошо разлечься в шезлонге, подставить лицо солнцу и ветру. Он счастлив целых двадцать дней отдыхать между небом и землей. Но в трюме идет другая жизнь – трудовая. Не будь ее – лайнер утонет.

Так когда-то в коммуналке Григорий Чухрай ночами на кухне писал режиссерский сценарий "Баллады о солдате". Фильм полетел по белому свету. Классическая библейская картина. Я не утверждаю: чтобы стать талантливым, нужно пройти нищету, голод, лишения.

Но знать почву, своих людей, их образ жизни – это необходимо для творческого человека.

"Хочешь оставить след в искусстве – вторгайся во все отечественное",- говорил художник Васнецов. Где живешь, там и спасение. К примеру, я хорошо знаю горцев, вообще Кавказ, потому что там выросла. От души позавидовала режиссеру Хотиненко, его таланту понять душу горца, его жизнь через русского солдата, роль которого исполняет в фильме "Мусульманин" Женя Миронов.

И клип обязан доносить до зрителя свою мысль. Смешной ли это случай или грустный. На первой стадии беззаботная игра, как любая игра, вплоть до компьютера. Шарики разного цвета. Здесь же и прелестный задик Ветлицкой, на него мастерски накладывают масло-какао. Она улыбается, выставляя красивые зубы. Зачем это все? Так, за здорово живешь, хорошие мальчики незаметно внедряются в радиационный палисадник. Они не догадываются, что в зону никчемности идут… Вряд ли кто восхитится нашими клипами, потому что клип – это продукт таланта, поднаторевший в большом кино или в другом виде искусства.

Недавно показали клип Майкла Джексона. Вот это клип! Майкл пошел, а вернее, поплыл, то есть он пошел по сцене медленно, не говоря уже о его пластике. Мы впились, замерли, заволновались: впустив нас к себе на сцену, чтоб мы последовали за ним, он едва заметно дернул на миг подбородком, дразня зрителей знакомым движением. Ради этого мига был сочинен клип. Значит, только богатый талантом, богач таланта, оцененный всем миром, способен на такую драгоценную зарницу. Цветными шариками и поющими рок-попами, под ветродуем, как говорится, ни с того ни с сего разве увлечешь зрителя?! И разве на этом можно сделаться богачом таланта? Нет, детки, нельзя. Правда, в клипах есть возможность ознакомиться с техникой съемок, с аппаратурой, освещением, с хорошенькими актрисами. И больше ни-че-го!

Вот я вам подарю одну из десятка зарисовок, возникших в моей голове. Нуте-ка! Снимите! Представьте: иду по широкой улице

Москвы. Вдруг слышу, как десятки машин одновременно остановились и загудели во все моторы. Оказывается, старая худая женщина на середине перехода буквально влипла в неостывший асфальт. Одну ногу вытаскивает, а туфель остается на старом месте. Вторую вытаскивает – то же самое. Машины – исчадие ада – орут, как бешеные. Женщина пытается как-то двигаться, боясь их угрозы: ноги освободила, но оставила вытянутые пустые чулки в туфлях.

Вернее, чулки еще тянутся за ней. Несколько шагов сделала, пока не освободилась от приставучих чулок. Наконец босая ступила на тротуар. Я подбегаю к ней, беру под руку, мы возле цинкового карнизика полуподвального окна. Я сажаю ее на этот карнизик.

Иссохшая, худая, она хватается за жизнь. Кажется, что грудная клетка пуста, так сильно и гулко бьется сердце, со свистом дышат легкие.

– Ничего, ничего,- убеждаю я ее и бегу вытаскивать туфли.

– Чулки,- прошептала она.

Сбегала я и за поменявшими цвет чулками. Завернула их в газету, а туфли напялила ей на ноги.

Подождала, пока она более или менее отдышалась, и спросила:

– Что вы там так крепко прижимаете к груди?

Она развернула целлофан, вытащила из него сберкнижку, ногтем открыла ее и, сдвинув брови, выдохнула:

– Сегодня обмен денег назначили, разве ты не знаешь?!

Сорок секунд чистого действия… А какую горькую мысль оно несет! Хоть горькая, хоть сладкая, хоть соленая, а мысль в клипе должна быть, уже не говоря о том, что клип – это хобби, а не профессия.

В комедийном фильме тоже очень точно надо выводить мысли.

Комедия по делу должна служить людям…

Расселили нас как-то с киноэкспедицией в деревне по разным хатам. Мне достались очень хорошие хозяева. Маруся, ее сын Коля и муж Анатолий – комбайнер. Жили они в любви и согласии. Одно плохо: муж пил по-черному. Пока работал в поле – ни капельки, потом с дружками на грузовике в магазин. Гур-ур, буль-оуль, кто домой, кто тут же прилег. Анатолий валялся мертвяком где-нибудь недалеко от магазина. Колька ежедневно брал двухколесную тачку и ехал за ним. Посадив с помощью взрослых невменяемого папку в тачку, он трогался к дому. Старался, чтоб ни рука, ни нога отца не попали в колеса. Для сельчан это привычно, никаких упреков.

– Мама, мамочка! Заплаканное сердце мое! Любимая! – кричал пьяный Анатолий, когда Маруся шла навстречу, чтоб помочь высадить его из тачки.- Любовь моя! Единственная! И тебя люблю, и Кольку.

– Ничего, ничего… Сейчас на топчанчик ляжешь под яблонькой и отоспишься,- приговаривала молодая красивая казачка. А потом мне: – Вы знаете, у него золотые руки и характер хороший. Утром будет, как огурчик. Покормлю его – и на работу. Ударник!

Как-то задождило. И нам плохо, и колхозу тоже. Сидим мы под яблоней, вареники лепим. Анатолий очень смешливый – от души прыскал от всех моих россказней. Надо же было так сблизиться с этой семьей и так в общем-то обнаглеть, что сама уже не помню, как я скорчила ему ту самую рожу, с которой он кричал по пьяни:

"Мама, мамочка, заплаканное сердце мое! Маруся схватилась от смеха за живот и выскочила из-за стола. Коля тоже пунктирчиком, как-то дробью захохотал. Анатолий внимательно вгляделся в мое лицо, будто видел впервые. Потом, застенчиво улыбаясь, мотнул головой, отошел в сторонку и стал крутить цыгарку. Колька замолк, почуяв, что отцу моя шутка не понравилась. Обедали молча. Маруся еще кусала губы, сдерживая смех, Анатолий съел борщ, вареники, выпил молока и пошел к сараю. Вскоре он вышел с мотором от лодки.

– Папаня, можно я с тобой?

– Пошли,- буркнул отец.

Коля догнал его, и они скрылись в камышах. Маруся лбом уткнулась в клеенку и расхохоталась всласть:

– Ой, как у вас натурально получилось!

– Может, мне съехать на другую квартиру? Он, по-моему, обиделся.

– Кто? Толя? Вы что! И не выдумывайте. К вечеру все забудет.

Вон, видите, на закате небо светлеет? Завтра работа будет вовсю.

…Прошли годы. Присылает письмо Мария. "Дорогая ты моя да разлюбезная, да какое же доброе дело ты сделала, Нонночка! Толик у нас так с тех пор и не пьет. Уже шестой год пошел. И не буду, говорит. И "мамочкой" больше меня не называет. Теперь я у него

"дорогая", "миленькая моя".

"Какую же рожу я ему скривила?" – подумала я. Человек на миг остановил в себе течение крови и повернул его в обратную сторону. Этот эпизод я дала возможность использовать другой актрисе в подобной ситуации, но ничего не получилось: завод и концентрация ей оказались недоступными.

Так что и комедия, и трагедия должны быть пропущены через душу исполнителя до самого дна.