ВОССТАНИЕ БАЛКАНСКИХ СЛАВЯН И ПОЗИЦИЯ ЛОНДОНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ВОССТАНИЕ БАЛКАНСКИХ СЛАВЯН И ПОЗИЦИЯ ЛОНДОНА

Спорадические вооруженные восстания на Балканах были хроническим явлением для этого региона. Однако в 1875 г. национально-освободительная борьба достигла невиданного дотоле размаха и привела к возникновению восточного кризиса. Взялись за оружие народы Боснии, Герцеговины и Болгарии. Повстанцам Боснии и Герцеговины удалось освободить некоторые районы своих земель. Восстание болгар сильно встревожило турецкое правительство, ибо центр выступления находился неподалеку от столицы Турции — Константинополя. К тому же Болгария была богатейшей провинцией Турецкой империи, и потеря ее имела бы тягчайшие стратегические и экономические последствия. Поэтому турецкие власти мобилизовали все свои возможности и подавили болгарское восстание с неслыханной жестокостью.

События на Балканах получили широкий резонанс в мире. Свирепо подавляя восстания, турецкие власти одновременно с большим шумом провозглашали свое намерение провести ряд реформ, идущих навстречу пожеланиям порабощенных народов. Это был тактический маневр. Реформы осуществлять турки не собирались, а шум поднимали с целью обмануть мировое общественное мнение и ослабить национально-освободительное движение.

В мае 1876 г. в Болгарии вновь началось вооруженное восстание, на этот раз более мощное и широкое. На освященном знамени восставших с изображением льва был начертан девиз «Свобода или смерть». Повстанцы сражались с легендарной храбростью, но все же сила была не на их стороне. Восстание было потоплено в крови. Каратели сожгли и разорили свыше 100 болгарских населенных пунктов, убили более 30 тыс. человек. Жестокости, чинимые турецкими властями, потрясли весь цивилизованный мир.

Болгарское восстание 1876–1877 гг. стало важнейшим вопросом в политической жизни Англии. Возмущение турецкими зверствами охватило довольно широкие слои общества.

А как отнеслось к событиям на Балканах правительство? Дизраэли и большинство его министров, так же как и королева, заняли сразу же протурецкую позицию. Правительство стремилось представить сообщения о турецких зверствах как сильно преувеличенные, всячески создавало впечатление, что турецкие обещания реформ искренни и серьезны, нужно только не мешать их проведению в жизнь и, наконец, что восстания на Балканах — это «дело русских». Симпатии России были безусловно на стороне восставших. Восстания являлись результатом действий турецкого правительства, доведшего балканские народы до вооруженной борьбы. Пирсон суммирует мотивы поведения Дизраэли: «Он был непоколебим в убеждении, что Россия является угрозой цивилизации. Слабую, обанкротившуюся, утратившую свое достоинство Османскую империю он поддерживал, полагая, что ничтожные и коррумпированные турки представляют для Европы меньшую опасность, чем рабство и варварство татар (т. е. народов России. — В. Т.). И самым трудным в его карьере было удержать Англию от сотрудничества с Россией против Турции в 1876 г.»

А между тем в Англии происходило резкое размежевание на сторонников восставших народов и на защитников тех, кто их зверски подавлял. Страна разделилась на «русских» и «турок». Дизраэли опирался на поддержку «высоких десяти тысяч», т. е. на аристократию, крупную буржуазию и верхушку государственного аппарата.

Либеральная интеллигенция энергично выступила с осуждением турецких зверств на Балканах. Среди людей, занявших гуманистические позиции, были Т. Карлейль, Дж. Раскин, Э. Фримэн, Дж. Фрод, Р. Броунинг, А. Троллоп, Ч. Дарвин, Г. Спенсер и многие другие.

Многое сделала газета либерального направления «Дейли ньюс», стремясь донести до английского народа правду о происходящем на Балканах. 23 июня 1876 г. она опубликовала сообщение своего корреспондента о том, что, по турецким сведениям, истреблено 18 тыс. болгар, а по сведениям из болгарских источников — до 30 тыс. Публиковавшуюся в «Дейли ньюс» информацию перепечатывали другие газеты.

«Дейли ньюс» направила в Болгарию своего специального корреспондента Дж. Макгахана. В корреспонденции, опубликованной в начале августа, он писал: «Три дня назад я прибыл в Пловдив — главный город той части Болгарии, которая явилась ареной „подвигов“ башибузуков, а следовательно, место, где можно получить наиболее достоверную информацию о зверствах, взбудораживших общественное мнение Европы… Существуют вещи настолько ужасные, что о них нельзя спокойно говорить без содрогания… турецкие зверства признаны всеми, в том числе и теми, кто дружественно настроен к туркам, и даже самими турками». Корреспондент сообщал, что русский и французский консулы насчитывают до сотни разоренных населенных пунктов и полагают, что число убитых достигает от 25 до 40 тыс. Корреспондент описывает ужас, который он испытал при виде гор обезглавленных трупов и черепов, исклеванных хищными птицами, пепелищ пожаров и чудом спасшихся женщин, оплакивающих своих погибших родных.

Макгахан разоблачал неблаговидное поведение Дизраэли и английского посла в Константинополе Генри Эллиота: «Для Дизраэли и Эллиота важно не то, что они убили десятки тысяч невинных людей, а то, что газеты приводят неверные цифры, определяя число убитых». Он видел спасение для Болгарии в том, что на помощь ей придет русский народ. Макгахан обещал болгарам: «Я снова вернусь к вам, но на сей раз с русскими войсками». И свое слово он сдержал.

Сообщения о турецких зверствах в Болгарии вызвали глубокое возмущение английского народа. Во многих городах возникли массовые митинги протеста. «Дейли ньюс» призывала общественность к созданию специальных комитетов для организации акций протеста. Рабочий комитет в Лондоне провел в августе 1876 г. массовый митинг. В его резолюции говорилось: политика консервативного правительства «компрометирует честь нации, делая Великобританию соучастницей преступлений, которые находятся в полном противоречии с гуманностью и просто позорны для цивилизованной страны». В архиве Форин оффис в особой папке и сейчас можно найти собранные там более 500 резолюций протеста английской общественности против протурецкой политики правительства Дизраэли.

Дизраэли возмущало вмешательство народа в его политику. Неужели английский народ «должен учить свое правительство так, как учат страдающего дефектом речи ребенка правильно произносить слова?» — негодовал премьер-министр, полный решимости не поддаваться нажиму снизу.

6 сентября 1876 г. Дизраэли получил по почте дарственный экземпляр брошюры Гладстона, только что опубликованной под названием «Болгарские ужасы и „восточный вопрос“». Появление брошюры произвело впечатление взорвавшейся бомбы. Сразу же было распродано 40 тыс. экземпляров, и вскоре ее тираж достиг 200 тыс. Брошюру перевели во многих странах, включая Россию, где она также имела большой успех. Гладстон рассказал о зверствах, чинимых турками на Балканах, и утверждал, что ответственность за них несет вместе с турецкой администрацией правительство Дизраэли: оно не только ничего не сделало для их прекращения, но и через своего посла в Константинополе Г. Эллиота советовало туркам «действовать беспощадно».

Гладстон говорил твердым и решительным тоном: «Пусть турки устранят теперь свои преступления единственно возможным способом, а именно сами уберутся с этих территорий… все до одного… Надеюсь, они освободят от своего присутствия провинцию, которую они обезлюдили и осквернили… Ни в одной европейской тюрьме не найдется ни одного преступника, на островах южных морей не найдется ни одного каннибала, чье возмущение не поднялось бы и не закипело при ознакомлении с тем, что было совершено турками». Вскоре Гладстон опубликовал вторую брошюру по этому вопросу. Выступая за национальную и политическую независимость Болгарии, он считал, что в этом вопросе Россия и Англия должны сотрудничать, а не занимать противоположные позиции.

Такой взгляд соответствовал настроениям большинства народа. В результате политический авторитет Гладстона возрос, что впоследствии явилось одним из факторов, обусловивших его возвращение к власти. Чем больше росла популярность Гладстона, тем ниже падал авторитет Дизраэли. Если и раньше он относился к своему главному политическому противнику с ненавистью, то теперь она достигла точки кипения. Его чувства к Гладстону вполне разделяла королева Виктория.

В виде уступки общественному мнению Дизраэли вынужден был отозвать из Константинополя посла Генри Эллиота. Обороняясь от обвинений Гладстона, он использовал все возможности, чтобы доказать, будто беспорядки на Балканах спровоцированы русскими. Как замечает Р. Блэйк, «чем большим туркофилом становился Гладстон, тем в большего русофоба превращался Дизраэли».

Политические противоречия перерастали в личную борьбу. В этой борьбе, стремясь опорочить противника не только как политика, но и как личность, Дизраэли позволял себе опускаться слишком уж низко. Он лживо объявил Гладстона сумасшедшим и повсюду распространял эту версию. В этом неблаговидном деле ему помогала королева Виктория.

Сначала премьер-министр называл поведение Гладстона злонамеренным, позорным и не имеющим оправдания. В это время поведение Гладстона уже рассматривалось как следствие его безумия. Но еще в октябре 1876 г. Дизраэли писал лорду Дерби: «Потомки по достоинству оценят этого беспринципного маньяка Гладстона, эту невероятную смесь зависти, мстительности, лицемерия и суеверия. Главной его отличительной чертой в качестве премьер-министра или лидера оппозиции, во время молитвы, выступления с речами или в печати является то, что он не джентльмен». Эти высказывания встречаются и в переписке Дизраэли с Викторией, и в его письмах к обеим сестрам. Позже, к февралю 1877 г., Дизраэли писал леди Бредфорд о Гладстоне: «Можно с уверенностью сказать, что он сумасшедший. Положение представляется именно в таком виде».

Гуманистическая позиция широких слоев английского народа связывала антирусскую инициативу Дизраэли и его правительства и облегчала России задачу помощи национально-освободительному движению на Балканах военными средствами. 29 августа лорд Дерби с большой неохотой отправил в Константинополь телеграмму, гласившую: «Впечатление, которое произвели в Англии события в Болгарии, полностью уничтожило всякие симпатии к туркам. Всеобщее настроение таково, что, если Россия объявит войну Высокой Порте, правительство ее величества практически не сможет вмешаться». Несомненно, это обстоятельство сыграло существенную роль, когда в Петербурге принимались важнейшие решения.