ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ РОМАНЫ

ПОЛИТИЧЕСКИЕ И СОЦИАЛЬНЫЕ РОМАНЫ

«Молодая Англия» была популярна в Англии и в некоторой степени за рубежом. Это объяснялось ее большой активностью в палате общин, а также тем, что она состояла не просто из знатных людей, но из достаточно ярких литераторов и политических деятелей. Пресса, падкая на сенсацию, много писала о молодых, выделявшихся из основной массы парламентариев своими взглядами и поведением.

Однако Дизраэли и некоторые его друзья считали, что политические и социальные взгляды группы необходимо четко и компактно сформулировать и популярно изложить, с тем чтобы они стали достоянием широкой аудитории, тем более что 40-е годы в Англии были отмечены появлением нового литературного жанра — художественной литературы, преследующей пропагандистские цели. Это важный элемент истории культуры. С тех пор вот уже более полутора веков значительная часть художественной литературы, а в действительности пропагандистские издания, лучше или хуже замаскированные под художественную литературу, заполняют книжные рынки многих стран во все большем количестве. В Англии этот жанр был порожден объективными условиями: вызывающим тревогу «положением Англии», возникшими глубокими сомнениями по социальным, религиозным, политическим проблемам, всеобщим разочарованием в деятельности обеих главных политических партий — вигов и тори.

Интересно, что в английских литературных кругах уже тогда наблюдалось явление, характерное и для наших дней. Его суть в том, что писатели и историки, как правило, не читают или читают явно недостаточно современную им литературу — продукт труда их коллег, если только у них нет особых соображений для такого чтения. Ведущей фигурой в 40-х годах в Англии в области художественно-публицистической литературы был Томас Карлейль. И у Роберта Блэйка мы читаем: «Неясно, читал ли Дизраэли когда-либо Карлейля». Он мало читал современников, хорошо знал Байрона и Скотта, но все, что было после них, его внимание не привлекало.

В 1848 г. один из сторонников «Молодой Англии» — Генри Хоуп — убеждал Дизраэли изложить в литературном произведении те политические идеи, которые дискутировались в группе «Молодая Англия». Дизраэли после долгих размышлений решил написать художественное произведение, так как такая форма, «как показывает опыт, предоставляет наилучшую возможность для воздействия на общественное мнение». Решение было принято в 1843 г., и осенью Дизраэли начал писать роман «Конингсби».

Пиль оказал большую услугу английской литературе, не взяв Дизраэли в 1841 г. в свое правительство. У него образовалось время для литературного труда, определилось политическое направление литературного творчества, а разочарование и определенная злость на Пиля придавали писаниям Дизраэли полезную остроту.

В 1844 г. Дизраэли издал «Конингсби». Это был самый яркий из появившихся затем в изобилии в Англии политических романов. Таким образом, открытие жанра политического романа — безусловная заслуга Дизраэли. Через год он издал роман «Сибил». Это был один из первых и, пожалуй, самый знаменитый социальный роман в Англии. Обе книги свидетельствуют о возросшей художественной и политической зрелости Дизраэли. Впоследствии он писал еще, но эти два романа — вершина его творчества. Дизраэли не может равняться с такими корифеями английской литературы, как Вальтер Скотт, Диккенс или Теккерей, но его социально-политические романы принесли ему заслуженную славу, переиздавались много раз и до сих пор пользуются вниманием читателя.

Дизраэли писал очень быстро. По сравнению с сегодняшними темпами в те годы литераторы вообще работали значительно быстрее и, как, например, Чарлз Диккенс, вручали читателю шедевры. Но почему? Кажется, убедительный ответ на этот вопрос отсутствует. Дизраэли обладал острым умом, широкой эрудицией, сильным воображением и, конечно, глубоким знанием предмета, о котором вел речь. Но и для него литературное творчество не было легким занятием. Роман рождался тяжело. Может быть, потому, что Дизраэли уже был зрелым человеком и подходил к делу более требовательно. Он просит друга, Джона Маннерса, прочесть рукопись, замечая при этом, что «авторы не лучшие критики своих собственных произведений. Мне более важно ваше мнение, чем свое собственное. Длительное, непрерывное усилие по написанию произведения — очень болезненно. Я ежедневно убеждаюсь все больше и больше, что нет более тяжкого труда, чем литературный». Справедливая и вечная истина. Будучи только политиком или только писателем, Дизраэли не написал бы «Конингсби» и «Сибил». Они продукт синтеза качеств и данных политика и писателя.

«Конингсби» вышел в свет в мае 1844 г. Книга быстро расходилась и принесла автору гонорар в 1000 фунтов. Успех романа объяснялся, наряду с его литературными достоинствами, также тем, что его воспринимали как манифест «Молодой Англии», которая уже ряд лет имела большой общественный резонанс. К тому же книга в персональном плане была весьма острой. В ней в изобилии присутствовали ядовитые ссылки на еще живых политических деятелей, упоминались даже имена. Многие действующие лица получили портретное сходство с известными персонами. На страницах романа были разбросаны различные намеки, заставлявшие читателя строить догадки, кого же автор имеет в виду. Все это придавало роману своеобразную сенсационность.

Главный герой романа Гарри Конингсби — внук маркиза. В этом сказалась неистребимая тяга Дизраэли к аристократии. Автор сурово критикует аристократию, но это критика, исходящая из любящих уст некоего «старшего Миллбэнка», владельца «образцовой фабрики» в Манчестере. У аристократии нет особых качеств, которые выделяли бы ее из других слоев. Она не богаче других — имеются в виду, конечно, владельцы «образцовых фабрик», — она не мудрее, не лучше информирована и не выделяется особым рвением в деле службы общественным и частным интересам. Да и с происхождением у нее не так уж гладко. Война Алой и Белой розы истребила почти всю родовитую феодальную знать. Существующая аристократия пополнялась из трех «позорных источников». Это «грабеж церковных имуществ, открытая и скандальная продажа титулов последними Стюартами и комбинации с избирательными округами в наше время». В связи с этими рассуждениями Монипенни замечает: «Безусловно, Дизраэли нельзя будет обвинить в том, что в этом романе или в следующем… он льстит классу, стать политическим лидером которого он стремился».

Дизраэли из-за близости с аристократами и глубокого изучения прекрасно знал их слабые места и недостатки. Он безжалостно критикует аристократию, но не затем, чтобы содействовать лишению ее ведущей роли в общественной системе, а затем, чтобы она могла подвергнуться самоочищению и самосовершенствованию и заняла действительно руководящую роль в обществе.

В романе идет напряженная дискуссия, каким должен быть политический курс тори. Один из героев заявляет: «Если какой-либо парень спросит меня, в чем заключается курс консерваторов, я уверен, что не смогу ему ответить». Почему же, возражают ему, ведь это курс на восстановление и защиту наших славных институтов — «короны, которую лишили ее прерогатив, церкви, контролируемой комиссией, и аристократии, не осуществляющей руководящей роли». Нужно восстановить былую роль не только этих институтов, но и тех, кто трудится на земле, ибо «орден крестьянства», «гордость страны», «исчез с лица земли и был заменен расой рабов, которых именуют работниками и которые поджигают стога».

Руководители партии тори организовали консервативные ассоциации — организации, призванные содействовать победе партии на выборах. «Но зачем они организованы? — вопрошает Конингсби. — В лучшем случае, чтобы убрать вигов из парламента. А затем, когда вы устраните вигов, что дальше? Что же касается нас, — здесь явно звучат идеи „Молодой Англии“, — то мы не собираемся производить новых герцогов или подготовлять старых баронов. Мы намерены установить великие принципы, которые смогут поддержать страну и обеспечить счастье для народа». Он выражает надежду, что власть будет опять уважаема, что будет существовать вновь почтение к нашему образу жизни, что он «сможет увидеть, как богатство признает, как это было в старину, что труд — это его брат-близнец и что обязанностью каждого является исполнение его долга». Итак, цель автора и его единомышленников — возврат к старому, к временам, когда якобы бок о бок существовали, как братья-близнецы, и имущие классы, и трудовой народ.

В этом построении сказывался идеализм Дизраэли и «Молодой Англии». Дизраэли любил историю и выводил из нее свои концепции для Англии середины XIX в. Действует он, несомненно, искренно. Но он не учитывает, что в прошлом, во времена «доброй старой Англии», труд и богатство не сосуществовали мирно друг с другом, что прошлое страны густо насыщено классовыми противоречиями и острейшими, временами кровавыми внутренними столкновениями. Поразительно, но он, широко образованный человек, не учитывает, что возврата к идеализированному прошлому быть не может, что история не может, даже по велению «Молодой Англии», развиваться назад, повторяться, что историческое развитие пусть не прямолинейно, но идет вперед. Он забыл, как в юности в библиотеке отца читал у древних греков: «Нельзя два раза войти в одну и ту же реку».

Перед читателем «Конингсби», а затем и «Сибил» является противоречивая фигура их автора с его сложными и часто несовместимыми взглядами на политические реалии английской жизни середины XIX в.

Радикальные преобразования в английской жизни, замышлявшиеся Дизраэли и его соратниками, автор теснейшим образом связывает с молодостью и человеческой натурой. Герои романа настойчиво утверждают, что подобные исторические преобразования способна осуществить только молодая часть нации. В романе автор применяет свой излюбленный прием — вводит некоего незнакомца, окруженного мистическим ореолом, в уста которого вкладываются наиболее важные мысли. Здесь незнакомец вразумляет Конингсби поверить в решающую роль характера личности и в созидательные возможности интеллекта, которым «достигается величие в юности. Почти все великое в этом мире, — утверждает странник, — было осуществлено молодостью». Однако одной юности для великих дел недостаточно. Сама по себе молодость еще не означает гениальности. «Гениален тот молодой человек, которому гениальность дана свыше», от природы. Далее приводится масса исторических примеров вроде того, что «великие капитаны древних веков и нового времени завоевывали Италию в возрасте двадцати пяти лет… Паскаль, величайший из французов, Рафаэль и Байрон — все они умерли в тридцать семь лет. Ришелье в тридцать один год был государственным министром, Питт и Болингброк были министрами уже до того, как другие молодые люди перестали играть в крикет. История героев фактически есть история молодых».

Отсюда следовал и практический вывод: человек должен становиться депутатом парламента рано. Депутат, вступивший в палату общин поздно, в своей деятельности чувствует себя связанным независимо от таланта, которым он обладает.

Здесь мы видим четко выраженную концепцию, гласящую, что историю делают герои. Ее придумал не Дизраэли, он лишь повторял широко распространенную идею. Но он добавил к ней положение о том, что истинные герои — молодые люди. Эта мысль явно перекликалась с возрастом его друзей по «Молодой Англии».

Интересно обращение Дизраэли в романе «Конингсби» к вопросу, почему люди не всегда ведут себя в согласии с велениями разума.

Автор утверждает, что после наполеоновских войн в Англии имели место попытки реорганизации общества на «чисто рациональной основе, руководствуясь материальными мотивами, соображениями выгоды. Они провалились и не могли не провалиться, ибо человечество направляется не соображениями разума, а воображением». Далее автор утверждает, что «мы не обязаны человеческому разуму никакими великими достижениями, являющимися важнейшими этапами усилий человека и человеческого прогресса… Не рациональный момент вызвал Французскую революцию. Человек поистине велик, когда он в своих действиях движим страстью…»

Вряд ли Дизраэли вполне серьезно недооценивает роль рационального мышления, рассудочности в жизни общества. Это противоречит его постулату о том, что в развитии человечества ведущая роль принадлежит таланту, гениальности личностей. Но в этих высказываниях все же что-то есть, и это что-то — протест против бурно развивавшегося в Англии капитализма на основе «материальных стимулов», прямой выгоды и голого практицизма.

Дизраэли утверждает, что истинный государственный лидер в своих действиях должен учитывать «человеческую натуру» во всей ее сложности. Способность совершать самоотверженные, героические поступки — это черта человеческой натуры. Для того чтобы она сработала, человек должен воодушевляться определенными идеалами. Возникающие у него убеждения становятся настолько сильными, что в определенный момент переходят в страсть, которая и порождает безграничный энтузиазм или героические действия. Здравый смысл в этих рассуждениях присутствует. История знает, что не раз великолепные планы построения разумного, гуманного, справедливого общества не срабатывали, ибо не учитывали важнейших сторон человеческой натуры.

Набор этих элементов сложен и велик. Дизраэли подчеркивает один из них, вероятно, потому, что считает его важнейшим, — это духовность, идейность человека. «Человек рожден, — читаем в „Конингсби“, — чтобы преклоняться и подчиняться. Но если вы не будете направлять его, если вы не дадите ему то, что он мог бы почитать, он сконструирует свои собственные священные идеалы и найдет вождя в своих собственных эмоциях». За этой сложной литературной формулой скрывается здравая мысль о том, что только человек, одухотворенный великой идеей, верящий в нее настолько сильно, что готов во имя нее на самые большие жертвы, способен совершать великие дела. Автор верно уловил роль духовности и идейности в XIX в. По мере развития человечества эта роль все больше возрастала.

Дизраэли в романе говорит не только о благородных чертах человеческой натуры, но и об отрицательных и делает это на материале, который ему хорошо знаком и близок. Он вывел двух «политических паразитов», «политических интриганов», которые стремятся пройти в парламент исключительно из эгоистических соображений, а не для того, чтобы служить стране или какой-либо идее. Тэдпол и Тапер — «это необычный сорт людей. Для них 1200 фунтов, выплачиваемые поквартально, составляют и их политические идеи, и их человеческую натуру… Для них человек, если он стремится пройти в парламент и при этом не руководствуется желанием получать ежегодно 1200 фунтов, то он слабоумный».

Роман «Конингсби» вместе с другими произведениями этих лет занимает важное место в английской литературе XIX в. Именно поэтому его не обошли своим вниманием и советские литературоведы. Они оценивали роман как непосредственный отклик на события тех лет. Действие романа разворачивается в 30—40-х годах. Дизраэли позволяет себе иногда довольно решительно выступить против уродливых последствий буржуазного развития Англии. Устами своего героя — аристократа Конингсби — он резко осуждает английское законодательство, парламентскую реформу 1832 года, а в качестве радикального средства оздоровления общественной атмосферы предлагает возвращение к твердым принципам монархии и религии. Да, осуждение можно признать резким, особенно когда автор вкладывает в уста одного из действующих лиц такие слова: «Виги износились, консерватизм — это мошенничество, а радикализм — осквернение».

«Конингсби» является литературным произведением и манифестом «Молодой Англии», так как «Молодая Англия» занимает в романе очень важное место.

Литературное творчество Дизраэли в 40-е годы определялось объективными и субъективными условиями. Положение Англии, хотя это и был ее «золотой век», как утверждают историки, было отнюдь не «золотым». В парламенте и в обществе ходили выражения «положение Англии», «английский вопрос», под которыми подразумевались язвы английского общества. Наибольшую опасность для правящих кругов представляло продолжавшееся чартистское движение, несмотря на все усилия правительственных органов обуздать его. Конечно, при этом прибегали к сложным английским методам: уступкам трудящимся или их видимости (последняя выражалась в бесконечных биллях, беспрестанно обсуждавшихся в парламенте), внесению в ряды чартистов раскола и — как крайнее средство — применению силы. Игнорирование парламентом требований миллионных народных масс, выраженных в чартистских петициях, чрезвычайно накаляло атмосферу. Все это захватывало воображение Дизраэли. К этому прибавлялась его решимость твердо занять враждебную премьер-министру Пилю позицию в парламенте, всячески дискредитировать его и мешать при проведении правительством любых мер, демонстративно голосуя против них. Эти события приходятся на период между написанием романов «Конингсби» и «Сибил».

Второй роман не только содержит больше ожесточения в критике партий, политической системы, но и проникнут пристальным вниманием к чартизму, стремлением понять движение, что было непростым делом.

40-е годы ознаменовались началом нового этапа в чартистском движении. Прослеживается зависимость роста активности в рядах чартистов от экономических кризисов и спадов, увеличивавших нищету низов населения. Когда экономическое положение улучшалось, активность чартистов снижалась. И наоборот. 20 июля 1840 г. в Манчестере возникла Национальная чартистская организация, вскоре объединявшая уже 50 тыс. членов. Это была первая в истории страны массовая рабочая партия, возглавившая борьбу за допуск трудового народа к политической власти. Произошло размежевание по-боевому настроенных чартистов и буржуазных радикалов. Была подготовлена новая петиция в парламент, содержавшая важные социальные требования отмены закона о бедных, по которому обнищавшие люди помещались в работные дома, уменьшения налогов, сокращения рабочего дня, увеличения заработной платы. Под петицией подписались 3300 тыс. человек. Эта вторая петиция также была отвергнута парламентом.

Во многих районах страны начались стачки, перераставшие в стихийные восстания. В конце 1842 г. движение пошло на убыль. Правительству удалось справиться с революционными выступлениями чартистов, чему способствовал раскол в их рядах. Боевое крыло продолжало активно действовать, развернулась подготовка к вооруженной борьбе. Парламенту была представлена третья петиция, но и на нее правящие круги ответили высокомерным отказом. Многих лидеров чартизма арестовали, местные выступления подавлялись силой. Чартизм, составивший революционную эпоху в английском рабочем движении, после 1848 г. вступил в период заката. Однако тенденции чартизма еще долго в том или ином виде проявлялись в английской жизни, оказывали мощное воздействие на социальную борьбу, политическую жизнь, работу парламента, на литературу.

Поводом для выступления масс в Лондоне 24 июня 1855 г. послужило принятие двух законов: «пивного билля», запретившего открывать по воскресеньям какие-либо общественные увеселительные заведения кроме как от 6 до 10 часов вечера, и билля о запрещении воскресной торговли. Это были меры принуждения в отношении трудового народа. Законы были выгодны союзу «развратной, разлагающейся, жаждущей наслаждений аристократии с церковью». Союз основывался на «грязных расчетах на прибыль пивных магнатов и крупных торговцев-монополистов». Поскольку рабочие в Англии получали заработную плату вечером в субботу, то новый билль был направлен только против них. Первый билль лишал трудовых людей возможности провести выходной день в пабе, т. е. в пивной, за кружкой пива, отвлечься от житейских тягот. Отсюда и популярность пабов — этих клубов простых людей Англии.

Эти антирабочие законы вызвали такую массовую демонстрацию в Гайд-парке, какой Лондон не видел со дня смерти Георга IV. В Гайд-парке собралось около 200 тыс. человек. Чартисты Блай и Финлен выступили перед собравшимися. Финлен говорил: «Шесть дней в неделю нас угнетают, а парламент хочет отнять у нас крупицу свободы и в седьмой день». Это был справедливый протест народа против мер административного регулирования, которые обоснованно были восприняты как произвол и насилие, как оскорбление человеческого достоинства.

У английской знати существует свой обычай совершать прогулки в карете или верхом в Гайд-парке по дорожке, называемой Роттенроу. На этот раз столкнулись два потока; трудящиеся препятствовали прогулке, оскорбляли проезжавших, улюлюкали им вслед. Появление больших отрядов полицейских только ухудшило дело. Высокомерные лорды и леди были вынуждены выйти из экипажей и пройтись пешком. В то время как на лицах рабочих можно было прочесть выражение гнева, на лицах буржуа играла блаженная самодовольная улыбка.

Под конец возбуждение демонстрантов дошло до апогея. Присутствовавшие начали размахивать палками, угрожая каретам, и нескончаемый гул слился в единый возглас: «Негодяи!» Энергичные чартисты в течение этих трех часов обходили массы, раздавая листовки, на которых крупными буквами было начертано:

«РЕОРГАНИЗАЦИЯ ЧАРТИЗМА! Большое публичное собрание состоится в ближайший вторник, 26 июня, в помещении литературного и научного института… Собрание созывается для избрания депутатов на конференцию по реорганизации чартизма в столице». Так описал эту демонстрацию от начала до конца подробнейшим образом на следующий день живший в то время в Лондоне К. Маркс. Это свидетельство очевидца, глубоко понимавшего обстановку и живо рисующего происшедшее.

В конце концов движение чартистов сошло на нет. На смену ему пришли другие формы борьбы. Английский историк Д. Томсон замечает на этот счет: «В период чартизма угроза насилия, а временами и само насилие часто имели место. Но правящие круги проявили огромный такт, ловкость и искусство государственного управления большие, чем во многих европейских странах, с тем чтобы избежать революции». И он прав. Рабочий класс Англии годами страстно боролся, прибегая даже к насилию, за «Народную хартию». Он потерпел поражение, но борьба произвела такое впечатление на победившую буржуазию, что с тех пор она бывала очень довольна уже тем, что ценою все новых и новых уступок ухитрялась предотвратить социальный взрыв.

Английские правящие круги приобрели на протяжении многих десятилетий огромный опыт и умение управлять своими трудящимися. Они использовали в этих целях и чередующиеся раз в десятилетие периоды экономического оживления, и годы экономических кризисов, и узаконенные в 1824 г. тред-юнионы, многие лидеры которых склонны были решать споры с предпринимателями компромиссами, а не революционными мерами, и, наконец, развернувшуюся в XIX в. массовую эмиграцию в Америку, Австралию, в другие районы, уводившую за пределы страны сотни тысяч безработных и по-боевому настроенных рабочих. Государство проводило, пусть с некоторым запозданием и под давлением, социальные реформы, содействовавшие сохранению социального мира. Справедливость выдвигавшихся в свое время чартистами шести основных требований история подтвердила тем, что правящие круги страны постепенно, к 1918 г., были вынуждены в законодательном порядке принять пять из них. Исключение составило лишь требование ежегодного избрания парламента. Но как показывает опыт, и другие страны не пошли по пути создания таких краткосрочных парламентов.

Чартизм вызвал появление в середине столетия — и в этом одна из его заслуг перед английской историей — широкого потока социальной литературы. Сразу же после выхода в свет «Конингсби» Дизраэли начал писать роман «Сибил». Он возник как продолжение замысла первого романа, в котором автору не удалось в полной мере реализовать свой план, т. е. дать и современное социальное положение страны. Опять Дизраэли работал очень быстро, но это была работа на пределе сил и возможностей. 1 мая 1845 г. Бенджамин пишет сестре: «Вчера закончил „Сибил“. Я думал, что никогда не закончу его… У меня никогда не было таких трудных четырех месяцев и, хочу надеяться, никогда больше не будет. Пришлось действовать в палате общин, что само по себе является полной нагрузкой для человека, и одновременно написать 600 страниц. Временами я боялся, что моя голова не выдержит».

«Сибил» вышла в свет в мае 1845 г., ровно через год после появления «Конингсби». Новый роман был посвящен жене. Посвящение было высокопарным и вычурным, но оно говорило о многом. Совместная жизнь открыла в Мэри Энн ряд таких качеств, которые побудили Бенджамина относиться к ней не только с большой симпатией, но и с уважением. Он, не смущаясь, пишет для всего белого света, что она «отличная жена» и что «ее вкус и суждения водили его пером» при написании романа, «самым строгим критиком» которого она была.

И это была искренняя дань признательности Мэри Энн. Когда он работал, жена никогда не появлялась в кабинете без приглашения. Творческая работа требует полной концентрации интеллекта и не терпит, чтобы чье-нибудь неожиданное вторжение прерывало с трудом найденную мысль. Мысль — такая капризная вещь, что очень часто, если ее не вовремя прервать, исчезает навсегда и бесследно. Поэтому, когда Дизраэли работал над этими двумя романами (а также и в дальнейшем) и хотел что-то сказать жене, он писал ей записочки на клочке бумаги. Многие из них сохранились и говорят о том, что он делился с женой успехами в написании того или иного куска, спрашивал о ее самочувствии, договаривался пойти прогуляться, просил стакан вина или разрешения выкурить сигару. Часто он просил ее подняться к нему наверх, чтобы обсудить тот или иной вопрос, возникший в процессе письма. Это подтверждает, что замечание в посвящении о ее «вкусе и здравом смысле» не было простой данью вежливости. Примерно так строились семейные отношения у Уинстона Черчилля, который тоже был и государственным деятелем, и литератором.

Позднее Дизраэли вспоминал, что в «Конингсби» он раскрыл «первую часть темы», т. е. политическое положение в стране. «В следующем году в „Сибил“ я рассмотрел положение народа… В это время агитация чартистов все еще была свежа в памяти, и ее повторение было больше чем вероятно». Следует признать, что это обстоятельство было главным мотивом, побудившим его заняться в романе положением народа. Автор основательно подготовился к изложению избранной темы, не полагаясь особенно на свое воображение. Он специально поехал в промышленные районы севера страны, где пристально наблюдал за жизнью рабочих. В предисловии к роману автор отмечал, что картины жизни рабочих в промышленных районах «он в основном рисовал на основании собственных наблюдений». Затем ему удалось заполучить некоторые ценные материалы о чартизме. В палате общин у Дизраэли был друг — Томас Данкомб, с которым он поделился замыслом романа. И Данкомб добыл для него всю переписку Фергюса О’Коннора периода, когда тот редактировал орган чартистов «Норзерн стар». Это была переписка с лидерами и другими активными деятелями чартистского движения. Наконец, в распоряжении автора были так называемые «Синие книги», т. е. доклады правительственных комиссий по изучению социальных проблем, и среди них детского труда. Многое дали и дебаты в парламенте по закону о бедных, закону о промышленных предприятиях и т. п.

В «Сибил», как и в «Конингсби», сюжет очень прост. Автор выводит двух аристократов — Чарльза Эгремонта и лорда Мэйрни. Лорд — владелец богатого поместья, циничен, жесток, он свирепо эксплуатирует своих сельскохозяйственных рабочих и при этом считает, что им нужно быть довольными своей судьбой. Эгремонт — его брат — прямая ему противоположность. У него доброе сердце и возвышенная душа. Осматривая руины аббатства Мэйрни, Эгремонт встречает там трех странников: Уолтера Джерарда, управляющего одной из текстильных фабрик, человека благородного, сочувствующего горю народа, стремящегося помочь ему, социалиста Морли и дочь Джерарда — Сибил. Она — «символ великой идеи», представительница трудового класса, полна энергии и энтузиазма. Она стоит за народ, за нацию и за бедных, сочувствует их страданиям и жаждет им помочь. Все трое восхищаются добрым прошлым страны, любят его за его мистическую романтику и считают, что возвращение к нему принесет народу справедливость и счастье. Эгремонт, влюбившись в Сибил, следует за ней и ее отцом в промышленный городок, скрывая свое истинное социальное положение. И с этого момента целью его жизни является любовь к Сибил и исправление зла, причиняемого бедным; обе эти цели сливаются для него воедино.

Повествование построено на контрастах. Оно начинается с описания богатейшего, роскошного лондонского клуба, где собрались знатные бездельники, обсуждающие предстоящие скачки. Позднее им будет противопоставлена мрачная жизнь трудового народа в шахтерском поселке.

Первая же встреча Эгремонта с тремя странниками, как ее описывает автор, представляется самым важным эпизодом всего романа. Здесь мы находим гимн старым порядкам, возвращение к которым, по мнению автора, необходимо для решения всех социальных проблем, восхищение старой верой, которую необходимо восстановить в ее прежнем авторитете, и восхищение монархией и молодой королевой, которым необходимо вернуть отнятые у трона прерогативы. Рассуждая обо всем этом, странники явно излагают программу «Молодой Англии». Здесь же происходит диалог, прославивший роман и нашедший отражение не только во всех биографиях Дизраэли, но и во многих трудах по истории Англии. Когда Эгремонт заявил, что английская королева царствует над «величайшей нацией, которая когда-либо существовала», один из незнакомцев ответил, что существует не одна нация, а две — нация богатых и нация бедных. Это высший интеллектуальный пункт романа Дизраэли.

Роман открывается многозначительным эпиграфом — словами епископа Латимера: «В народе ворчат и говорят: „Никогда не было так много джентльменов и так мало благородства“». В обращении к «широкому читателю» автор заявляет, что целью книги является «показать условия жизни народа». Поскольку у читателя может возникнуть подозрение, что у автора есть склонность кое-что преувеличивать, Дизраэли считает необходимым сообщить, что «описания сделаны на основании собственных наблюдений автора; он надеется, что ничего не предположил такого, что не соответствовало бы истине, и в то же время он счел совершенно необходимым ограничить рассказ лишь тем, что является безусловно истинным». Автор заключает введение знаменательным утверждением, что «мы так мало знаем о положении нашей собственной страны», что его рассказ может создать у читателя впечатление неправдоподобия. Автор безусловно прав. Нередко создаются такие ситуации, что не только писатели, но и государственные деятели делают аналогичные признания. Они — результат отставания сознания, научного обобщения от реальностей конкретной жизни.

Роман содержит яркую критику, временами переходящую в сатиру, в адрес знати, и прежде всего той, которая является опорой вигов. И делает это Дизраэли с глубоким знанием предмета. Автор показывает, что вигская знать прибрала к рукам все престижные и материально выгодные должности, не обладая ни интеллектуальными, ни иными данными. «Они (представители семей вигов) блистали в больших посольствах в важных странах, имея у локтя умных секретарей». Как это часто бывает в жизни, высокопоставленный, но тупой начальник держится, паразитируя на способностях помощников. В данном случае такими помощниками были дипломатические секретари посольств. Автор замечает, что виги незаслуженно получали и огромные награды, и высокие титулы, тогда как «Нельсон, завоевавший Средиземное море, умер только в ранге виконта». Они в результате происходившей ранее в стране борьбы за гражданскую и религиозную свободу «приобрели обширные поместья и блестящие короны пэров, не говоря уже о том, что это гарантировало каждому из них полдюжины надежных мест в парламенте, в конце концов это обеспечивало им герцогские титулы». Но знать отвечала на все эти блага, что называется, черной неблагодарностью. Многие из них отмечены «неверностью своей церкви и предательством в отношении своего короля», — заключает автор.

Дизраэли показывает такую семью вигов под именем Эгремонтов (герой романа происходит из этой семьи), которые отличались крайней бездарностью, но весьма преуспевали. «Ни один из них никогда не сказал ничего такого, что запомнилось бы».

Сверяя свои утверждения с английской историей, автор заявляет, что «в течение более шести десятилетий деятельности правительства исключительная коррупция сделала враждебными олигархии все сердца. Кстати, эта олигархия никогда не пользовалась особой симпатией у большинства народа. Уже нельзя было скрывать, что… власть перешла от короны к парламенту, члены которого назначались особой ограниченной группой, не ответственной перед страной, обсуждавшей дела и принимавшей решения в обстановке секретности. Они регулярно вознаграждались небольшой группой крупных фамилий, использовавших этот механизм для того, чтобы постоянно распоряжаться королевской казной. Нация чувствовала запах разлагающегося вигизма».

Дизраэли чуждо бездумное восторженное восхищение такими «национальными героями», как Питт, руководивший страной в годы военной борьбы с Францией, и герцог Веллингтон, слава которого была связана с односторонним представлением о его роли на поле Ватерлоо. Но в то же время Дизраэли считал, что служба адмирала Нельсона явно недооценивалась.

Дизраэли пишет в романе, что Питт «создал плебейскую аристократию и срастил ее с патрицианской олигархией». «После смерти Питта и до 1825 г. политическая история Англии — это история великих событий и мелких людей», — сурово констатирует автор. Он также справедливо суров и в оценке деятельности Веллингтона, когда тот был премьер-министром. При правлении Веллингтона опытные и умные люди «были изгнаны из правительства», а их места были заполнены неизвестными личностями, которые «ни при каких обстоятельствах не могли претендовать на что-либо большее, чем управление какой-либо колонией». «В конце концов его светлость герцог Веллингтон скорее бежал, чем ушел в отставку».

Автор убедительно рисует положение второй, трудовой, обездоленной Англии. Он делает это на примере жителей небольшого городка, расположенного в сельской местности Мэйрни (название вымышленное). Сильное впечатление производит описание условий жизни и работы жителей поселка при угольной шахте. Рабочий день под землей длится 16, а иногда и 20 часов. Работают мужчины и женщины, взрослые, подростки и дети обоего пола начиная с 5 лет. Их нещадно избивают, подвергают изощренным издевательствам. Это делается руками так называемых мастеров, вышедших из среды самих же рабочих. Такая жизнь доводит работающих до крайнего отупения, до полуживотного состояния. Многие из них забывают даже собственное имя и фамилию. «Сегодня в Англии больше рабства, чем когда-либо после завоевания ее норманнами», — эти слова Дизраэли вкладывает в уста одного из героев романа при описании поселка углекопов. Средняя продолжительность жизни этих обездоленных составляет, как утверждает автор, всего 17 лет. Он пишет, что «большая часть рабочего класса Англии существует на грани животного состояния… Их ничто не отличает от животных, если не считать, что мораль их еще ниже».

Дизраэли пишет, что «чартисты… давно перестали делать различия между двумя партиями, которые ранее и теперь боролись за власть». В Англии «призрачные различия могла лишь стимулировать оппозиция с целью поднять шум и содействовать своей победе на выборах». Все правители и правительства при всех радикальных различиях между ними клянутся народом, провозглашают, что их действия осуществляются от имени народа и для блага народа. Так было в Англии в XIX столетии и в более ранние времена, так есть и в XX в. В романе «Сибил» затрагивается эта проблема. Интересен диалог между Сибил и Эгремонтом. «Лидерами народа являются те, кому народ доверяет», — сказала Сибил. «И кто может предать его», — добавил Эгремонт.

Во многих местах романа — и в этом сказываются идеи «Молодой Англии» — Дизраэли сожалеет по поводу того, что монархия не пользуется в XIX в. той реальной властью, которой она обладала в прежние времена. Она превратилась в символ, не имеющий реального значения, тогда как абсолютная власть была захвачена людьми, претендующими на то, что они являются слугами народа. В эгоистической борьбе группировок два важнейших фактора были вычеркнуты из истории Англии — это монарх и народные массы, ибо власть короны сократилась, а привилегии народа исчезли, и в конце концов королевские регалии превратились в декоративные атрибуты, а подданные короля опять дегенерировали в рабов. Эти сильные формулировки принадлежат автору романа.

Роман заканчивается обращением-призывом к молодым. «Я молюсь, — говорит автор, — чтобы мы дожили до тех времен, когда увидим Англию со свободной монархией, а народ процветающим и пользующимся правами. Я убежден, что эти великие перемены могут быть обеспечены только энергией и преданностью тех, кто сейчас молод. Мы живем во времена, когда быть молодым и быть безразличным нельзя. Мы должны готовиться к грядущим временам. Требования будущего содержатся в страданиях миллионов. Молодое поколение несет ответственность за будущее нации».

И зарубежное, и отечественное литературоведение сходятся в том, что роман «Сибил» — это вершина творчества Дизраэли. Общественно-политические и художественные достоинства романа, безусловно, весьма значительны.