Мастер Краснов

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Мастер Краснов

После смерти Волкова Федя еще больше привязался к цыгану Василию и зимой почти все дни проводил в его кузнице.

Он сделался хорошим помощником кузнецу, и тот старательно учил его ковке и заварке железа, охотно передавал свой навык и знания.

Федор кузнечил с большой охотой и никогда не жаловался на трудности и усталость.

Однажды Василий заваривал лемех для плуга. Это была трудная, но интересная работа, и Федя внимательно следил за каждым движением кузнеца. В горн, чтобы создать высокую температуру, засыпали «земляной уголь» – так казаки называли антрацит. Федя усиленно качал мехи.

Когда кузнец выхватил из огня раскаленный добела лемех, с него посылались пламенеющие угли, и один из них попал Федору в широкое голенище отцовского валенка.

Федор старался вытащить уголь, но протолкнул его еще дальше и закричал от страшной боли. Цыган бросился к нему и быстро сдернул валенок с ноги. Запахло жженым мясом… Рана болела долго, но она не отбила у Федора охоты к мастерству, и он все так же часто посещал кузницу Василия.

Весной в станице жили двое мастеровых – кровельщик и маляр. Впрочем, они оказались мастерами на все руки. Когда нужно было крыть крышу, оба работали кровельщиками, а когда следовало ее красить, они брались за кисти. Мастеровые работали по соседству с домом Токарева, и Федор как-то пошел к ним: ему очень хотелось познать и кровельное мастерство.

– Эй, дяденьки, можно к вам на крышу? – снизу закричал Федор. – Я вашему делу учиться хочу.

– Не советую, парень. При нашем деле и шею свернуть недолго.

– Нет, мне охота, я не боюсь упасть.

– Ишь какой смелый, ну лезь сюда.

Федор взобрался на крышу и долго сидел там, наблюдая за тем, как кровельщики, ползая на коленях, ловко орудовали молотками.

Потом он наблюдал за тем, как внизу, на верстаке с железным бортом, они загибали края жестяных листов. Работа эта показалась ему очень несложной. Он стал помогать мастерам и довольно быстро постиг премудрости их искусства.

Когда наступили ненастные дни, кровельщики взялись за изготовление ведер и тазов, а потом принялись малярить.

С детства любивший рисовать, Федор очень обрадовался, увидев кисть и краски. Когда же мастера от нечего делать взялись писать на двери портрет Петра Великого, он буквально не отходил от них.

Кроме этих кровельщиков-маляров, Федору не доводилось видеть людей, владеющих кистью. Ему не у кого было поучиться рисованию. А к этому искусству его влекло не меньше, чем к мастерству. Федя охотно помогал мастерам растирать краски, после работы мыл в керосине кисти. Показывал и свои рисунки, которые те очень хвалили.

Мастеровые копировали с открыток простенькие пейзажи, писали яркие коврики, которые охотно покупали у них казачки. Выполняли они также заказы на изготовление вывесок. В этих работах Федор являлся для них сущей находкой: оба мастера была неграмотными. Федор же не только владел грамотой, но и умел очень четко и красиво рисовать буквы. Благодаря этому вывески коллективной работы получали всеобщее одобрение.

Навыки, приобретенные молодым Токаревым от кровельщиков-маляров, в дальнейшем ему очень пригодились.

В это время в Егорлыкской открылось двухклассное училище, с пятилетним обучением. В училище этом было отделение ручного труда.

В Егорлыкскую по приглашению станичного правления прибыл известный на Дону слесарь-оружейник Алексей Васильевич Краснов. Ему поручили организовать слесарную мастерскую при станичной школе. Рассказывали, что Краснов прошел обучение при Тульском оружейном заводе и в стрелковой школе. Он был хорошим оружейным мастером и служил до этого в Новочеркасском юнкерском училище.

Узнал о приезде Краснова и отец Федора, но до поры до времени молчал об этом, стараясь обдумать все как следует.

Прошлым летом на покосе Федор как-то заикнулся об учебе, но отец так огрел его граблями, что у мальчика дух захватило.

Вспомнив этот случай, отец сплюнул с досады и подумал: «А ведь зря обидел мальчишку». Ему даже захотелось как-то загладить перед сыном свою вину, и он стал подумывать о том, что, пожалуй, было бы неплохо определить Федьку в ремесленную школу.

Соседи-казаки тоже намекали ему на «подходящий случай пристроить сына». Поразмыслив, Василий пошел в школу поглядеть и поразузнать.

Оказалось, что ремесленная мастерская организовывалась для учеников третьих и четвертых классов, а Федор проучился всего одну зиму.

«Вот досада, – размышлял отец, – кабы я не сорвал его тогда в Мечетинской, теперь Федька был бы уже в четвертом!»

Отцу не столько было жаль, что Федор отстал в образовании от некоторых своих сверстников, ему просто не хотелось упустить случай отдать сына в учение ремеслу. «Ведь зиму-две походит – глядишь, и деньги начнет зарабатывать!» – назойливо вспоминались ему слова одного соседа. Довод этот оказался настолько сильным, что отец тут же отправился к мастеру Краснову. На всякий случай, втайне от сына, он захватил с собой и некоторые изделия Федора.

Краснову как раз был нужен помощник. Мастер согласился взять Федора к себе и обучать его ремеслу с освобождением от посещения общеобразовательного класса.

Известие о том, что отец согласился наконец отдать его в школу, Федор встретил с большой радостью. Он забыл все обиды, за двоих работал на молотьбе, не чая дождаться счастливого дня, когда назначено было явиться в школу.

Но вот этот день наступил, и Федор с волнением перешагнул заветный порог. Мастер Краснов, плотный, коренастый человек, одетый в казачьи шаровары и рабочую куртку, радушно улыбнулся в густые усы и протянул ему руку.

– Ну, здорово, помощник, давно тебя жду. Работы хоть отбавляй, а рук-то – одна пара.

Пытливо осмотрев Федора зоркими серыми глазами с прищуром, он остался доволен рослой и не по летам крепкой фигурой будущего помощника.

Ласково хлопнув Федора по плечу, сказал:

– Вижу, ты парень дюжий, и руки в мозолях. Думаю, дело у нас пойдет!

Ободренный и обласканный Алексеем Васильевичем Красновым, Федор с увлечением взялся за работу, помогая мастеру в оснащении и оборудовании мастерской.

В выделенном станичным правлением небольшом домике с глиняным полом, находящемся рядом со школой, было три комнаты. В одной они сколотили верстак и привинтили к нему тиски, поставили сверлильный станок, в другой установили две наковальни. Общий очаг для горнов еще до прихода Федора был сложен из кирпича. В третьей комнате сбили из досок шкафы с полками для хранения инструмента. Станичное правление на оборудование мастерской денег отпустило очень мало, и Краснову вместе со своим помощником еще до начала занятий в школе пришлось взяться за разные работы, чтобы на вырученные деньги купить недостающие инструменты.

Краснов оказался великолепным мастером: он в совершенстве знал кузнечное, слесарное и столярное дело. Мог разобрать и починить любую машину, а в оружейном деле не знал себе равных.

Попервоначалу мастер с помощником начали чинить замки, ружья, швейные машины. Слух об искусстве Краснова быстро распространился по станице и окрестным хуторам, и заказчики стали приходить толпами. Но едва было приобретено все необходимое, Алексей Васильевич приступил к занятиям с учениками.

Федор, с первых же дней удививший мастера своими познаниями в кузнечном и слесарном деле, был поставлен в особые условия. Мастер поручал ему проводить самостоятельное обучение учеников. Если случалось выполнить какую-нибудь сложную работу, Краснов никогда не делал ее без своего помощника. Он горячо полюбил тихого и смышленого подростка и радовался его трудолюбию.

Однажды у зажиточного казака сломалась косилка. Чтобы не везти ее в Ростов – а это было как раз в разгар сенокоса, – казак пришел к Краснову и стал упрашивать его исправить машину.

– Надо помочь. Идем, Федор, – сказал мастер и, захватив ящик с инструментами, направился вместе с казаком.

За ремонтом косилки вместе с Федором пришли наблюдать и другие ученики. Учитывая это, Краснов разобрал машину и подробно объяснил ученикам ее устройство, затем нашел повреждение и вместе с Федором быстро направил его.

В конце учебного года в мастерскую приехал нарочный от богатого казака, жившего на хуторе верстах в 30 от станицы. Он приехал спросить Краснова, не согласится ли тот починить испортившийся паровик – так станичники называли локомобили, применяемые для молотьбы. Локомобиль тогда был большой редкостью, и Федору очень хотелось познакомиться с его устройством. Он стал просить мастера взяться за ремонт, и сам обещал поехать ему помогать.

– Ладно, – сказал Краснов нарочному, – так и быть, после окончания занятий приедем и починим ваш паровик.

Скоро он передал Федору маленькую брошюрку «Локомобиль и его устройство». В ней содержались описание машины и ее чертеж.

Несколько раз перечитав брошюру, Федор ничего не понял и должен был признаться мастеру, что почти неграмотен.

– Да, плохо дело, Федюшка, значит, мало ты преуспел за зиму.

– Мало, Алексей Васильевич, – со вздохом признался Федор.

Следует оказать, что еще в начале занятий в школе Токарев познакомился с племянником Краснова, учеником 4-го класса, Алешей Чаусовым, обучавшимся в мастерской. Они подружились. Алеша оказался хорошим товарищем. Узнав, что Токарев окончил лишь первый класс, Чаусов стал заниматься с ним в свободные часы по русскому и арифметике, надеясь пройти за зиму программу второго класса. Однако занятия велись не регулярно, и Федор, несмотря на старания, добился немногого. Тем не менее после окончания занятий он вместе с Красновым поехал чинить паровик в соседний хутор.

Поломка в локомобиле оказалась серьезной: пришлось провозиться с ним несколько дней. В этой работе Федор приобрел немало ценных сведений. Больше же всего его удивил новый вид чугуна, из которого были изготовлены отдельные части локомобиля. Они оказались настолько прочными, что трудно поддавались обработке. Раньше Токареву приходилось встречать чугун очень мягкий и хрупкий. Мастер рассказал Федору о разных сортах металла и о технологических свойствах каждого из них.

Впечатления от этой поездки были несколько омрачены поведением хозяина локомобиля, оказавшегося кулаком, человеком на редкость жадным. Он заявил Краснову, что его помощник Токарев работал плохо, и ни копейки не заплатил Федору.

Впоследствии Токареву приходилось выполнять вместе с Красновым самые различные слесарные работы, но больше всего он любил помогать мастеру в ремонте оружия.

В оружейном деле Алексей Васильевич был большим искусником и очень любил его. Ремонтируя какое-нибудь ружье, он непременно рассказывал Федору его историю: где сделано, в каких битвах применялось, объяснял устройство, оценивая достоинства и недостатки ружья. Федор за две последние зимы узнал больше, чем за все предыдущее время.

В мастерской случались довольно часто спешные работы, с которыми один мастер оправиться не мог. Ему неизменно помогали Федор Токарев и его друг Алеша Чаусов. Иногда они задерживались допоздна и оставались ночевать в мастерской. Спать обычно укладывались у весело потрескивающей печки, разостлав на полу полушубки.

За печкой следил, коротая ночь, сторож мастерской, старый служивый казак дед Чжалка. Почему его так звали, никто не помнил. Знали лишь, что дед Чжалка был участником кавказских походов и служил вестовым у генерала Бакланова. Он был словоохотлив и добр. Набив заросшие волосами ноздри нюхательным табаком, он любил заводить рассказы о былых ратных делах, и ребята слушали его до вторых петухов.

– А раз ночью приказал мне енерал, – повествовал дед тихим, вкрадчивым голосом, – езжай, говорит, прямо на позицию и передай в собственные руки князя Василия вот этот пакет. Князь-от был полковником, я не раз к нему посылался. Но одно дело днем, другое – в непроглядную ночь, да еще на позицию. Но делать нечего. Слушаю, – говорю, – ваше дительство, а сам на коня – да и айда. Конь, думаю, вывезет.

Вот едем. А куда едем – не знаю. Конь видит дорогу, а я ни-ни. Слава богу, помаленьку прояснять начало. Едем этак неторопко, чтоб не обнаружить себя, вдруг меня кто-то как хватит по боку: «Ложись, сукин сын, а то сейчас пристрелю!» Ну, думаю, смерть пришла, кавказцы. Скрутят меня сейчас, приколют и пакет отберут. Слышу: голоса русские, – значит, свои. Приободрился, значит, отвел коня за куст и спрашиваю солдат, где тут князь Василий. А мне какой-то офицер сует в руки ружье и кричит: «Ложись, сейчас атака начнется».

Лег я рядом с другими, лежу. Уж посветлело, хоть туман и не дает разглядеть, что там впереди деется. Еще этак с полчаса пролежали и видим уж совсем явственно – ползут. Ползут, братцы мои, к нам чечены с кинжалами в зубах. Страсть такая, что и передать нельзя. А тут команда – пли! Встрепенулись наши солдатики: щелк, щелк – не тут-то было! Порох от тумана отсырел, не загорается. Спасибо одному офицеру: шашку наголо и «ура, братцы». Кинулись мы на супостата, ну и того… одолели. Потому как с испокон веков известно, что «пуля дура – штык молодец!».

…Он поднес к носу щепоть табаку, крякнул, высморкался и продолжал:

– Теперь, конечно, другое дело. Потому как оружие стало другим. А раньше мы стреляли из кремневок. Это не ружья, а одна маята…

Рассказы деда Чжалки Федор впитывал, как песок дождевую воду. В них была живая история далеких военных событий, история полюбившегося ему оружейного дела.

Летом, когда занятия подходили к концу и ученики должны были вот-вот уйти на каникулы, в станичном правлении был получен приказ по Войску Донскому. В нем сообщалось, что в Новочеркасске открывается Военно-ремесленная школа для подготовки оружейных мастеров.

Этот приказ из правления принес Краснов и, прочитав его Федору, сказал:

– Вот куда тебе, Федюшка, надобно поступать!