14
14
В мастерской, где прудился Шпагин, работало больше двухсот солдат. Почти все они до армии были рабочими и всей душой ненавидели царизм. При первых залпах «Авроры» солдаты-мастеровые, руководимые местным ревкомом, взялись за оружие и арестовали воинское начальство.
– Вся власть Советам!
– Да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов!..
Городок ликовал.
Мастерские стали работать на революцию.
Шпагин был взбудоражен, как и другие. Он с восторгам воспринял бурные революционные события. И хотя он еще ясно не представлял, что именно случилось, душой чувствовал, что революция несет счастье трудовому народу, и радовался великим переменам. Его тянуло домой, в деревню, где тоже ломались старые уклады жизни.
Когда объявили о демобилизации, к нему пришел мастер Дедилов:
– Ну что, Егор, куда едешь?
– Домой, там ждет меня невеста.
– Жениться всегда успеешь, а вот приобрести хорошую профессию – не всякий раз удается.
– Теперь революция, теперь все пойдет по-другому.
– Вот и я об этом… Давай катнем с тобой в Тулу. Возьму тебя к себе в дом, будешь мне сыном.
У Шпагина навернулись на глаза слезы:
– Спасибо, Яков Васильевич, может, я и приеду, только наперед охота дома побывать, со своими свидеться.
– Ладно, езжай домой, а там гляди, прикидывай. Только если надумаешь в Тулу, завсегда приму тебя как сына. По всему вижу – быть тебе оружейником! И фамилия тебе дадена оружейная – Шпагин!.. Это, брат, понимать надо.
– Верно, Яков Васильевич, тянет меня к этому делу. Да и к вам я привык – расставаться тяжело.
– Так что, может, вместе и катнем в Тулу. А? Невесту свою потом выпишешь.
– Так ведь отец у меня жив, и мать, и сестренки… Нет, Яков Васильевич, уж сейчас я домой, а потом – видно будет…
– Ну, бог с тобой. Езжай, но помни – я буду ждать. – Он подошел к Егору и, по-отечески обняв его, заплакал.
Егор не знал, что еще в прошлом году Яков Васильевич получил извещение о смерти сына, не знал, как тяжело старому мастеру расставаться со своим учеником. И вот сейчас, увидев слезы в глазах мастера, Егору стало не по себе. Ему было жаль этого доброго человека.
– Еще раз спасибо за все, Яков Васильевич, благодарю, как отца. Может, опять вскорости будем вместе…
Дуняшка за два года еще больше похорошела и была лучшей невестой на деревне. Она встретила Егора со слезами радости и шла, обнявшись с ним, до самого дома. Не только Егор, но и все домашние поняли – им друг без друга не жить. На той же неделе заслали сватов и вскоре сыграли свадьбу.
Однако счастье молодых оборвалось очень быстро. Началась гражданская война – и Егор снова ушел в армию.
* * *
Шел двадцатый год. Через станцию ползли составы с мешочниками, беженцами, спекулянтами. Вокзал был забит до отказа. Егор, в длинной солдатской шинели, с мешком за плечами, пробирался к военному коменданту. Навстречу, шагая через спящих, шел невысокий человек в кожанке, с маузером на ремне. Худое, иссеченное морщинами лицо показалось Егору знакомым. Он остановился. Человек в кожанке тоже заметил его и, раскинув руки, бросился навстречу:
– Егор, неужели ты?!
– Антип Савельич!
– Я! Я, ядрена-лапоть. Здорово, Егор!
Они обнялись.
– Да ты что, с того света, Антип Савельич?!
– Пожалуй… Побывал у смерти в пасти, но, как видишь, выкарабкался, жив и невредим. Сейчас начальником хлебного эшелона. Был на продразверстке, воевал с кулаками.
– Ты что же – большевик?
– Как видишь. Воюю с контрой. А ты?..
– Был оружейным мастером в полку. Сейчас демобилизуюсь.
– И куда же думаешь?
– Теперь я мастеровой, еду домой, думаю устроиться в городе, по своей специальности.
– Эх, брат, я слышал, тут; недалеко достраивают пулеметный завод. Вот бы тебе куда податься. Ты, как приедешь, прямо и дуй.
– Спасибо, да как доехать-то, Антип Савельич?
– Что-нибудь придумаем… Пойдем со мной.
Минут через двадцать Антип втолкнул Егора в переполненный вагон.
– Ну, будь здоров,. Егор! Кланяйся нашим. Передай, что скоро приеду на побывку, да не забудь про завод. Слышишь?
– Слышу! – крикнул Егор.