По проторенному пути
По проторенному пути
Смерть деда Мироныча тяжело сказалась на бюджете семьи Дегтяревых. Как ни старался Алексей – отец Васи, его заработков не хватало на пропитание семьи. Чтоб не разориться вконец, Алексей пошел к дедовским заказчикам и набрал у них работы на дом.
Установив в кузне еще дедом купленный ножной токарный станок, он стал на нем вытачивать различные детали, занимаясь этим делом по вечерам после работы на заводе и в воскресные дни.
Когда наступили холода, станок перетащили в кухню. Чтоб лучше было видно, Алексей повесил над ним лампу с белым жестяным абажуром, оказавшимся хорошим рефлектором.
Васютка, сделав уроки, подходил к отцу и подолгу стоял возле него, присматриваясь, как отец вытачивает медные детали для самоваров.
Иногда отец подставлял к станку невысокую скамейку, ставил на нее Васю и показывал, как надо работать на станке.
Вася быстро научился вставлять резец, обтачивать деталь, но, стоя на скамейке, он не доставал ногой до педали и не мог приводить в движение станок.
– Чистое наказание с тобой, Васютка, – говорил он. – С полу не достаешь до резца, со скамейки не дотягиваешься до педали. Надо тебе, брат, подрасти. Иди-ка лучше к своим книжкам или покатайся с горы.
Вася с обидой уходил, но мастерство так его манило, что через некоторое время он опять оказывался на кухне.
– Гляди, Лексей, сын-то и не отходит от тебя, – говорила старуха. – Рукомеслу его учить надо, а не в школу посылать. Ишь он какой смышленый до этого. И у деда покойничка, пошли ему, господи, царствие небесное, все с полуслова понимал.
Алексей хмурился и молчал. Ему не нравилась воркотня бабки. А та продолжала петь:
– Пошел бы он на завод, поднатаскался там, приобвык, глядишь, месяца через два-три тебе бы подмога была. Хоть и не велики деньги принесет, а все для дому сгодятся, да и ему польза.
Алексей молчал. Ему не хотелось, чтобы Вася пошел по той же торной дороге, по которой шел он сам и почти все дети мастеровых. В одиннадцать-двенадцать лет на завод в ученики, потом в подмастерья и так… пока не выучится на слесаря, токаря или кузнеца.
Мечтал Алексей хоть одного из сыновей выучить, вывести в люди. И сам не верил, что эту мечту можно осуществить.
Поздней весной, когда все вокруг цвело и пело, Вася как-то вернулся из училища радостный и сияющий. Он принес от учителя похвальный лист, выданный за прилежание и успешное окончание приходского училища.
Вечером пришел учитель. Он долго убеждал родителей и бабку отдать Васю в гимназию и даже брался помочь определить его на казенный счет.
Два месяца учитель с отцом Васютки обивали пороги управы, писали в Петербург, но хлопоты ни к чему не привели.
Дав Васютке лето для отдыха, по осени отец призвал его к себе.
– Вот что, Васютка, теперь ты не маленький, должен сам думать о себе. Лето побегал, и хватит! Грамоте учить тебя мне не под силу, так давай-ка, брат, учиться ремеслу. Будешь хорошим мастером, тогда и грамоту осилишь. Это никогда не поздно.
Вася сразу понял, что его хотят отдать на завод, но ничуть этого не испугался. Он любил ремесло, да и все его товарищи уже работали. Главное, ему хотелось быть помощником отцу.
Взглянув на печальные, налитые слезами глаза отца, Васютка твердо сказал:
– Папа, я с охотой пойду на завод. Буду работать и тебе помогать.
– Ну что ж, коли ты согласен, тем лучше. Ложись сегодня спать пораньше, а завтра утречком и выйдем вместе…
Утром, когда хриплым голосом пропел, простонал заводской гудок, Алексей и Вася отправились на работу.
Только сошли с крыльца, послышался голос бабки:
– Васютка, постой-ка маненько.
Она проворно спустилась по ступенькам, подбежала к Васе и сунула ему за рубаху краюху хлеба и два яблока из своего сада.
– С непривычки-то есть захочешь… вот и перекуси. Ну, с богом! Лексей, гляди за сыном-то в оба, как бы под машину куда не попал…
Шли молча.
Отец опять думал о том, что сына надо бы учить… На душе было невесело… горько.
Вася, еле поспевая за отцом, мысленно прощался с детством, которое обрывалось так рано. Ему вспоминалась река, куда он ходил удить рыбу с ребятами, лес, сарай, сад с фонтаном, который теперь уж не будет поливать клумбу… И на глаза навертывались слезы.
Но Вася старался отогнать эти мысли, приободриться. Он вспоминал рассказы деда о тульских мастерах, вспомнил изобретателя из солдат – Ползунова… Разве им легче жилось? «Ничего, – думал Вася, – буду учиться мастерству, сделаюсь оружейником».
– Папа, ты чего молчишь? – спросил он.
– Так, от обиды. Учить бы тебя надо… да, знать, не судьба!
– Куда мальца ведешь? – остановил их будочник.
– К Зубову… в ученики, – ответил отец.
– Ладно, проходи уж, скоро младенцев понесете учить…
Они очутились на знакомом Васе заводском дворе. Булыжная мостовая… закопченные приземистые корпуса… шум, грохот…
Вошли в один из цехов, где визжали трансмиссии, скрежетали станки, громыхало железо.
Проходя по грязному проходу, заваленному маслянистой железной стружкой, встретили плотного, степенно шагавшего человека в пиджаке нараспашку, высоком картузе, с серебряной цепочкой на животе.
– Здравствуйте, Василий Иванович! – приветствовал его Алексей. – Вот привел сына.
– Да сколько же ему лет-то?!
– Одиннадцать!
– Что же он такой коротыш, и до станка-то не дотянется… Ну да ладно, как-нибудь приладим… Хочешь работать у нас? – спросил он Васю.
– Хочу!
– Ну и ладно… Не робей. В обиду не дадим!
Мастер подвел Васю к узкому железному ящику с длинной ручкой.
– Вот тут и будешь работать… Как звать-то тебя?
– Василий.
– Тезка, значит… Так вот, тезка. Эта машина прозывается у нас «шарманка», потому как ее то и дело надо крутить. А существует она для испытания винтовочных пружин. Гляди-ка сюда.
Мастер взял с деревянного противня горсть пружин, уложил их в ящик, накрыл крышкой и, повернув ручку, накинул на нее крюк. Пружины от этого сжались.
– Понял, что с пружинами сталось?
– Понял, – оказал Вася, – согнуло их.
– Не согнуло, а сжало – в этом и есть испытание. Теперь гляди дальше… – Он опустил ручку, открыл крышку ящика и достал пружины. – Видишь, некоторые сломались? Это брак, их вали в ящик под стол, а это хорошие, их сюда, на противень. Вот и вся работа. Понял?
– Понял, – ответил Вася.
– Ну-ка покажи.
Вася довольно проворно проделал сам всю операцию.
– Ну что же… ничего! Работать можешь. Оставайся. Только смотри до гудка ни на шаг не отходи от «шарманки», да старайся… поторапливайся.
Работа Васе показалась простой и легкой. Но за день он так умаялся, что еле дотащился до дому. Руки ныли, гудели от боли…
Отец, выслушав его жалобы, сказал:
– Ничего, это с непривычки. Втянешься – пройдет!.. Ты старайся работать так, чтоб было ловчее, тогда и уставать не будешь.
На другой день Вася притащил со двора низенький, широкий ящик и, перевернув его, подвинул к «шарманке». Получился помост. С этого помоста стало удобнее вертеть ручку «шарманки», можно было налегать на нее грудью. Работа пошла легче. Вася стал меньше уставать.
Однако пребывание на заводе ничего ему не давало. Вертеть ручку «шарманки» – небольшая наука, а Вася надеялся, что будет учиться мастерству.
– Ну как, Васютка, работается? – спросил однажды отец.
– Что это за работа, – сказал Вася с недовольством. – Только и знаю, что ручку кручу.
– Э, да ты, брат, видно, и не понимаешь того, что делаешь. Ведь ручку-то вертя, ты испытываешь пружины, а это главный механизм в винтовке. Сообрази-ка: если, скажем, в бою у винтовки откажет пружина, что будет с солдатом?.. А то, что погибнет он ни за грош. Пристрелят его, как цыпленка, потому что без пружины его ружье что палка. А теперь особенно это важно.
– Почему же? – опросил Вася.
– Да потому, – продолжал отец, – что как раз в этом году завод начал производство новых винтовок, изобретения капитана Мосина. Это такие, батенька мой, винтовки, каких нет ни в одной стране мира. А ты для них испытываешь пружины – главный механизм. Этим ты должен гордиться. А что проста работа, так то ничего. И годов-то тебе всего одиннадцать. Пооглядишься да покажешь себя, тебе потрудней работу дадут. И научиться еще всему успеешь. Главное, была бы охота!
После разговора с отцом Вася изменил отношение к своей «шарманке». Стал за ней ухаживать, обтирать, смазывать. И работа на ней уж не казалась ему такой простой и никчемной.