В день рождения
В день рождения
Силуэт огромного самолета, плывшего в небе Подмосковья, был необычен: примерно посредине очень длинной серебристой сигары — прямые короткие крылья, в хвостовой части машины четыре двигателя. Ошибиться было
нельзя — в голубой июньской высоте показался новый воздушный гигант ИЛ-62.
Все, кто загорал на пляже у озера Бисерово, долгими восхищенными взглядами провожали новый корабль.
Читал я в газете, что он сто восемьдесят шесть пассажиров берет, — авторитетно пояснял какой-то молодой человек. — Скорость — девятьсот километров в час. Может без посадки лететь до Нью-Йорка… Испытывает его знаменитый Коккинаки…
Услышав это имя, я вспомнил, что не успел еще сделать, пошел к себе на дачу и раскрыл записную книжку-календарь. Там, под датой «25 июня 1964 года» было записано: «60-летие Коккинаки. Не заб. позд.»
Выходит, и в день рождения Владимир Константинович пошел в очередной испытательный полет. Время дорого, когда «доводишь» гигант, которого ждут не дождутся на воздушных трассах.
Мы были летчиками-однокашниками, почти сверстниками. Но все пилоты моего поколения уже «отлетались». Пожалуй, дольше всех из нас держал в руках штурвал самолета мой земляк и сосед по дому, полярный летчик, Герой Советского Союза Илья Павлович Мазурук. Он водил корабли до 57 лет. Мне врачи запретили самостоятельно летать в 55 лет, хорошо что еще разрешают подниматься в воздух в качестве пассажира!
Удивительное профессиональное долголетие у Коккинаки.
В юбилей среди прочих подарков он получил искусно сделанную модель ИЛ-62, который он испытывал в возрасте, когда никто в мире уже не водит самолет.
Для новой модели нашлось подходящее место.
В небольшом кабинете летчика на книжных, шкафах, вытянувшихся вдоль стены, стоят модели крылатых машин. Крошечные самолеты выточены из слоновой кости и дерева, вырезаны из плексигласа, отлиты из алюминия и стали. Это миниатюрные копии машин, «крестным отцом» которых был хозяин кабинета. Моделей много, но книг — куда больше. Плотными рядами они выстроились в книжных шкафах, лежат на письменном столе. В углу комнаты объемистая пачка еще не просмотренных томов, видно, только что доставленных из магазина.
Синие томики, Сочинений В. И. Ленина соседствуют с зелеными переплетами книг Анатолия Франса, теорети-ческие работы отца русской авиации Н. Е. Жуковского — с фундаментальной историей Древней Греции, записки Бисмарка — с «Жизнью животных» Брэма… Но больше всего в кабинете книг по изобразительному искусству. Здесь альбомы репродукций и монографии о мастерах живописи на русском, немецком, английском и итальянском языках…
Летчик — знаток и ценитель живописи. Он давно уже собирает картины русских художников и более охотно беседует об изобразительном искусстве, чем об авиации.
Над его письменным столом висит картина, на которой волны грозного штормового моря подбрасывают маленькую парусную шхуну.
— Люблю Айвазовского, — говорит летчик, непревзойденный поэт моря, нашего Черного моря… Смотрю на эту картину, и кажется, будто доносится до меня соленый ветер моей юности.