3. День рождения
3. День рождения
Василий Пушкин родился 27 апреля 1766 года. Накануне, 26 апреля, был день памяти священномученика Василия, епископа Амасийского, принявшего мученическую смерть за Христа в IV веке. Новорожденного при крещении нарекли Василием, по-видимому, еще и в память о его деде, Василии Ивановиче Чичерине. Крестили Василия Пушкина в церкви Живоначальной Троицы, что в Троицкой слободе. Крестил его отец Алексея Малиновского, священник Федор Авксентьевич Малиновский, который после своего отца Авксентия Филипповича заступил на его место. Церковь Живоначальной Троицы и поныне стоит на Троицкой горке в начале Олимпийского проспекта. Когда-то здесь был пруд, и в его зеркальной поверхности отражались и церковь, и близлежащие строения. Пруд был образован при слиянии протекавших здесь рек — Неглинной и Напрудной. Почему Пушкины крестили своего первенца, а потом и других детей в храме Живоначальной Троицы? Потому что он находился в их приходе, да и с Малиновскими Пушкины дружили.
На следующий день, 28 апреля 1766 года, в пятницу, по заведенному порядку, вышел очередной, 34-й номер газеты «Московские ведомости» (она печаталась два раза в неделю — по вторникам и по пятницам). Разумеется, в нем не было радостного сообщения о появлении на свет нашего героя. Но, читая этот номер газеты, мы можем представить, в какой мир явился Василий Пушкин, что происходило в России и других странах, какие новости волновали тогда москвичей.
Первое известие — из Петербурга. Сообщалось, что «сего месяца 14 числа Ея Императорское Величество всемилостивейше удостоить соизволила высочайшим Своим присутствием здешнюю Императорскую шпалерную мануфактуру…»:
«…работы производятся Российскими людьми в таком совершенстве, что оныя как в рисовке, так и живописи и сходстве портретов, не токмо славнейшим живописцам, но и первой во Франции Гобеленской мануфактуре не уступают, и Ея Императорское Величество о успехе сей мануфактуры и о внутренних ея распорядках изволила оказать высочайшее свое удовольствие и благоволение»[23].
Москва старалась не отстать от Петербурга. Газета извещала читателей:
«В прошедшую среду, то есть сего Апреля 26 числа, торжествован был высочайший и всерадостнейший день рождения Ея Императорского Величества, Благочестивейшия Великия Государыни Императрицы Екатерины Алексеевны в Императорском Московском университете, публичным в большой онаго Аудитории собранием, где при присутствии не малого числа усердствующих наукам знатных Особ, и ученых в Москве находящихся людей, Юриспруденции Профессор и Университетской Конференции секретарь господин Лангер имел на Латинском языке Речь о начале и распространении положительных Законов, и неразрывном союзе философии с их учением»[24].
Таким образом, «Московские ведомости» представляли Екатерину II прежде всего как покровительницу искусств и наук, мудрую законодательницу, хотя, казалось бы, о ее законотворчестве в приведенных публикациях ничего не сказано. Но конечно же не случайно в ее честь произносится речь о «распространении положительных законов». Пройдет немногим более полугола, и в декабре 1766 года появится манифест о созыве Комиссии для сочинения проекта нового Уложения; члены комиссии — более 460 депутатов от разных сословий — будут разрабатывать проекты важнейших законов ее царствования; цель этих законов Екатерина II видела в общем добре, в блаженстве любезных ей сограждан. Знаменательно и то, что речь, посвященная императрице, произносится в Московском университете, расцвет которого в XVIII веке приходится именно на время царствования Екатерины Великой. Она выбрала место для постройки университетского здания на Моховой улице с видом на Кремль, утвердила проект архитектора М. Ф. Казакова. Университет со своими богатейшими коллекциями и кабинетами, книжными лавками, типографией, первой публичной библиотекой в Москве стал подлинным Храмом науки. Пройдет время, и В. Л. Пушкин будет одним из учредителей Общества любителей российской словесности при Императорском Московском университете. Для Василия Львовича, рожденного в век Просвещения, в царствование Екатерины II, императрица всегда будет прежде всего просвещенной монархиней, открывшей в его отечестве путь к наукам, искусствам и конечно же поэзии. Именно об этом и напишет он впоследствии в своих стихах:
Великий Петр, потом Великая жена,
Которой именем вселенная полна,
Нам к просвещению, к наукам путь открыли,
Венчали лаврами и светом озарили[25].
На следующий день после рождения Василия Пушкина «Московские ведомости» сообщали о политических событиях в Англии, Германии, Швеции, Дании, Франции. После недавнего окончания Семилетней войны Россия радостно осознавала свое место в мировом сообществе. Читателей «Московских ведомостей» живо интересовало всё, что происходило у ближних и дальних соседей. В газетных статьях речь шла о заседаниях парламента в Лондоне и о возможной перемене министерства: впрочем, как говорилось в газетной публикации, тому «нет никакой причины, для чего б обществу нынешним Министерством не быть довольну; ибо все члены онаго приятствуют народу, защищают вольность и при всем том свою должность отправляют исправно»[26]. Газета извещала читателей о том, что в Вене «при здешнем дворе торжественно праздновано было бракосочетание Ея Королевского Высочества Эрц-герцогини Марии Христины с Его Светлостью Принцем Альбертом, Королевским Принцем Польским и Литовским и Герцогом Саксонским»[27]. Извещалось также о переговорах о бракосочетании принца Шведского с наследною принцессой Датской. Из Тулона сообщали, что там вооружают эскадру, на которой маркиз Монморанси поплывет в Константинополь, будучи назначен послом в Оттоманскую Порту. Заинтриговывало сообщение о том, что находящийся в Лондоне «Сардинский Министр… получил письма от своего Двора, которыя касаются до острова Корсики… <…> О самом деле ничего не известно, токмо думают, что оно великой важности»[28]. Когда Василий Львович посетит Германию, Францию и Англию, его будет интересовать всё, но в особенности новости науки и искусства (в газете писали и о редком собрании медалей, которые прислал его величеству королю Англии господин Ментон, «Великобританского Парламента и Лондонского королевского общества древностей член», путешествующий в Египте и Аравии). Впрочем, в «Московских ведомостях» были известия и другого характера:
«Из Парижа от 29 марта.
Дюшессуд Этрее постельная ея собачка, которая нечаянно взбесилась, так что принуждены были ее убить, столь сильно укусила за большой палец, что она находится от того в немалой опасности. Между тем лекари у укушенного пальца все мясо до кости срезали, дабы предупредить худые следствия, какие обыкновенно происходят от такого угрызения»[29].
«Из Неаполя от 15 марта.
Гора Везувий с некоторого времени опять начала выбрасывать огонь. 11 числа сего месяца несколько странствующих Англичан покусились было на самую вершину оной горы взойти, но едва они к оной несколько стали приближаться, то вдруг из челюстей сего Вулкана высыпало великое множество горящих камней, которыми двое из Англичан гораздо были ранены»[30].
Ни взбесившаяся собачка, ни проснувшийся вулкан, к счастью, ничего не напророчили, не помешали тому, что в будущем наш герой полюбит четвероногих друзей и всю жизнь будет стремиться в Италию. «Пес, мой друг нелицемерный! / Я с ним вечно буду жить» (115), — воскликнет он в стихотворной сказке «Людмила и Услад». «Мне кажется, что если бы меня послали в Италию, — признается Василий Пушкин уже в почтенном возрасте, — я снова бы помолодел и думать забыл о подагре»[31].
«Московские ведомости» интересны нам и своими объявлениями. Читая их, мы знакомимся с повседневной жизнью, которая с самого рождения окружила нашего героя.
«Желающим для обучения детей к себе принять учителя, который обучает французскому и немецкому языкам, также Истории и Географии на тех же языках, могут о квартире его спросить Императорского Московского университета книгосодержателя господина Вевера»[32].
Конечно, на второй день после рождения сына Пушкиным было рано думать об учителе французского и немецкого языков, хотя впоследствии Василий Львович будет в совершенстве владеть французским, знать и другие языки. Надо было прежде всего подумать о крещении младенца, а также о его кормилице.
В газете сообщалось о продаже английской бурой лошади, жеребцов и верховых меринов, а также кирпича трех сортов — «железнику, алого и красного» — «за тысячу вообще ниже 5 рублев», сена, травы и Дмитровских Яхромских лугов. Еще продавались напечатанные указы и манифесты, в том числе — «о неигрании в карты за деньги». («Я в карты не люблю играть» (161), — скажет потом в своих стихах Василий Львович.) Еще выставлялись на продажу «взятые из большого Успенского Собора свечные огарки, оплывки и налитой в чаши воск каждый пуд по 4 руб. 20 коп.»[33]. Это объявление, как нам представляется, в большей степени, чем Пушкиных, могло заинтересовать Малиновских.
Особый интерес вызывают объявления о продаже недвижимости, имений. Что касается крепостных, то в газетах писали о том, что «отпускается в услужение» девка, умеющая плесть кружева, или повар, он же искусный кондитер, но на самом деле речь шла именно о продаже. Когда продавали деревни, то заявляли и о числе душ, вместе с этой деревней продающихся. (Не будем забывать о том, что В. Л. Пушкин по рождению своему принадлежал к дворянскому сословию, которое было сословием душе- и землевладельцев.)
Полковник Александр Михайлович Рахманов, проживающий в собственном доме в Старой Конюшенной улице, за Пречистенскими воротами, в приходе церкви Иоанна Предтечи, продавал деревню Глинки Рижского уезда, «в которой по последней ревизии мужеска полу 248 душ, господский дом, три пруда с рыбою, оброку в год собирается 700 рублей»[34].
Генерал-майор Михайла Афанасьевич Ахметышев предлагал нанять у него каменный двор за Красными воротами, в Новой Басманной, близ церкви Святых апостолов Петра и Павла, а заодно и «каретного мастера с женою, которому от роду с небольшим 30 лет»[35].
Жена покойного «Действительного Статского Советника Андрея Григорьевича Щербинина Марья Ермолаева дочь» предлагала «состоящий в Сущеве двор, в котором на купленный мерою на 1636 сажен земли поставлено хоромное строение; 4 покоя, подмазанные алебастром и обитые бумажными обоями с имеющимися под ними погребами, особая кухня, погреб, 2 анбара, сарай каретный, конюшня, людская изба с сенями, пруд мерою на 120 сажен и два аршина и сад со всякими плодовитыми деревьями» — «о цене спросить могут за Арбатскими вороты в Земляном городе, в приходе церкви Николая Чудотворца Явленского, в доме онаго ж Щербинина»[36].
Заметим, что в московских адресах указана церковь, к приходу которой относится тот или иной дом, — это характерная особенность Москвы, где, в отличие от Петербурга, не было прямых линий общей планировки города. Церкви объединяли тот или иной район.
Лев Александрович Пушкин, читая на следующий день после рождения сына «Московские ведомости», вряд ли заинтересовался приведенными там объявлениями. Он был богатым помещиком, владельцем более трех с половиной тысяч душ[37]. Ему принадлежали село Болдино и деревня Тимашево, Кистенево тож, в Нижегородской губернии, подмосковные — деревня Раково и сельцо Синево, Семеновское тож. Его обширная московская усадьба на Божедомке занимала несколько гектаров. Там имелись большой дом, хозяйственные строения, оранжереи, плодоносящий сад, пруды, в которых водилась рыба. Можно предположить, что хозяева усадьбы не испытывали недостатка в каретниках, кучерах, садовниках, поварах, в штате домашней прислуги. Дом был украшен иконами в драгоценных окладах из приданого Ольги Васильевны и наследственными иконами Льва Александровича. В сохранившейся описи вещей, которые находились в жилище его отца — Александра Петровича, — «образ Нерукотворного Спаса, писан на холсте над дверьми, да картина о блудном сыне, стол раздвижной, верхняя доска с резьбой мелкой… <…> 11 картин больших, которые писаны на холстах живописным письмом, две картины небольшие, написаны також на холстах, а те все картины в рамах… <…> 18 стулов, в том числе 9 с позолотою, стол дубовый, круглой, складной, стол придвижной в углу, на котором ставитца посуда»[38]. В описи названы также молитвенники, серебряные шандалы, серебряная посуда, сундуки, зеркало «в рамах и с коронкою личною», коробочка китайской работы, кровать под балдахином, печи ценинные, то есть из цветных изразцов… В окружении этих не дошедших до нашего времени вещей, в доме, где были «печи в пестрых изразцах» и, наверное, «портреты дедов на стенах» (они, как и портреты родителей, тоже не сохранились), в давно исчезнувшей московской усадьбе на Божедомке, в довольстве и достатке и суждено было провести Василию Пушкину детство, отрочество и юность.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.