Штурм аэродрома
Штурм аэродрома
Высшее командование высоко ценило личные боевые подвиги Серова, его организаторские способности, тактический талант, умение поставить и разрешить сложную боевую задачу. Ему поручали самые ответственные дела. Так было и в сентябре, когда разведка выяснила, что мятежники сосредоточивают крупные авиационные силы вблизи Сарагоссы. Видно, они готовили массированный удар по республиканским аэродромам. Командование решило предупредить удар.
Воздушная разведка республиканцев установила, что на большом аэродроме Гарапинильос сосредоточено до сотни вражеских самолетов. Это подтвердил и пленный итальянский летчик, «посаженный» нашими истребителями. Машины решено было уничтожить на земле прежде, чем они появятся в воздухе над базами республиканцев.
Бомбардировщиков у республиканцев было очень мало, при налетах на вражеские аэродромы они терпели большой урон от зенитного огня и действий истребителей охраны.
Что предпринять? Дальновидный и смелый военачальник Евгений Саввич Птухин выработал план очень дерзкого налета на базу фашистов в Гарапинильосе и хотел узнать, что думают летчики, которым придется претворить в жизнь его план. Он созвал совещание.
Птухин подробно рассказал об обстановке на фронте и соотношении авиационных сил, которое было в пользу противника. Он показал Гарапинильос на карте и энергично подчеркнул, что уничтожить аэродром нужно во что бы то ни стало, а бомбардировщиков не хватает.
— Может быть, попробовать ударить силами одних истребителей? — чуть улыбаясь, спросил Евгений Саввич, — Что вы думаете, товарищи командиры?
— Может быть, это не лучшее решение, — первым высказался Серов, — но раз бомбардировочных самолетов у нас мало, то другого выхода не вижу. Надо летать одним истребителям.
Очень редко истребители, вооруженные одними пулеметами, не имеющие пушек и не берущие с собой бомб, применялись для уничтожения боевой техники, размещенной на земле.
Не обошлось без споров. Нашлись командиры, которые считали, что такая задача невыполнима.
— С Серовым согласен, — подытожил Птухин. — Наши точки зрения совпадают. Желаю успеха, товарищи командиры!
Совершить внезапный налет решили на рассвете, чтобы застать на аэродроме все фашистские машины.
Еще затемно в воздух поднялись две эскадрильи истребителей. Серовские бипланы на этот раз выполняли роль штурмовиков, а монопланы Смирнова охраняли их от возможных нападений с воздуха.
В плане, утвержденном командованием, предусматривалось проведение двух атак и затем возвращение па базу.
Когда самолеты подошли к Гарапинильосу, еще не рассеялась утренняя туманная дымка и земля видна была словно через кисею. Вот большой прямоугольник аэродрома и на нем ровные шеренги самолетов — тяжелых бомбардировщиков и истребителей. По краям летного ноля — ангары и складские здания.
«Чато» перешли на бреющий полет. Серовцы строем бросились в атаку. Отлично слетавшаяся группа истребителей так удачно расстреливала в упор зажигательными пулями машины, что почти одновременно поднялось к небу больше десятка огненно-дымных столбов.
Истребители пошли на второй заход. В атакующих стали бить зенитки, но один из истребителей, как и было условлено, прошелся по батарее и заставил ее замолчать.
Уже все обширное летное поле было затянуто черным густым дымом, но Серов заметил, что в стороне еще стояли целые машины, и повел своих летчиков в третью, а затем и четвертую атаки.
Теперь, кажется, все объято огнем. Надо скорей уходить: все чаще рвутся бомбы, подвешенные к «фиатам», вот-вот взлетят в воздух бензохранилище, склады снарядов и бомб, тогда взрывная волна может опрокинуть «курносых», носящихся над самой землей.
Серов, покачивая крыльями, стал собирать свою эскадрилью.
На аэродром возвратились благополучно. Штурмовка прошла без потерь.
Птухин, выслушав рапорт Серова, спросил:
— Почему вы нарушили приказ и совершили больше двух атак?
— Не мог удержаться, когда увидел ряд готовых к вылету самолетов.
— Правильно! — сказал Птухин. — Вы выполнили задание блестяще.
Как донесла разведка, на аэродроме Гарапинильос было полностью уничтожено сорок вражеских самолетов и около двадцати выведено из строя — они нуждались в капитальном ремонте.
Взбешенное фашистское командование обрушило свой гнев на зенитчиков и солдат охраны. На следующий день после налета двадцать человек было расстреляно около сгоревших самолетов.
Командование возбудило перед Советским правительством ходатайство о присвоении Анатолию Константиновичу Серову звания Героя Советского Союза.
Серов возвращался на Родину трижды орденоносцем, Героем Советского Союза. Он узнал о наградах в Испании.
В двадцать девять лет А. К. Серов стал комбригом (это соответствовало теперешнему званию генерал-майора).
Замечательного летчика и опытного командира Серова назначили начальником летной инспекции Военно-Воздушных Сил страны. Он должен был проверять состояние самолетов и технику пилотирования в частях. Он задумал передать как можно большему количеству советских летчиков боевой опыт, полученный в Испании.
Серову много помогал тоже «испанец», назначенный начальником военной авиации страны дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант Яков Владимирович Смушкевич.
— Время не ждет, — говорил он Серову, — атмосфера в воздухе грозовая. Конечно, найдется много летчиков, которые летают получше нас, но у нас есть одно явное преимущество: свою технику пилотирования мы не раз проверяли в огне сражений. И мы должны ее постоянно совершенствовать.
Одним из шагов в этом направлении была организация «пятерки;) — показательной летной боевой группы, в которую вошли пять «испанцев»: Серов, Якушин, Смирнов,
Антонов и Рахов. Эта группа служила для истребителей наглядным примером того, что можно взять от современной техники. Тренировались летчики в свободное от работы время, усиленно готовились к воздушному параду в День авиации. Отшлифовали отдельные фигуры высшего пилотажа, сращивали две фигуры в одну, создавали новые сложные комбинации.
Восемнадцатого августа 1938 года над Тушинским аэродромом зрители наблюдали невиданный еще групповой пилотаж «пятерки», которую вел Герой Советского Союза Анатолий Константинович Серов. Пять краснокрылых скоростных машин пилотировали, как одна. Они делали боевые развороты, «петли», «бочки», «иммельманы», веревочку — групповой «штопор», когда один самолет штопорит за другим, с нарастающей скоростью ввинчиваясь в воздух.
На этом же празднике воздушного флота Серов провел воздушный бой с Борисом Смирновым и под конец блистательно показал индивидуальный высший пилотаж.
Мне довелось быть на этом празднике п вместе с тысячами москвичей любоваться воздушным мастерством моего нового друга. Наше знакомство превратилось в дружбу, а началось оно так…
Впервые я увидел Анатолия Серова в начале 1938 года. Мы встретились в Центральном доме работников искусств в Москве.
Рядом с моим земляком п товарищем по полярной авиации Ильей Павловичем Мазуруком стоял, улыбаясь и протягивая руку, молодой еще человек, коренастый, выше среднего роста. Во всей его массивной фигуре и открытом русском лице угадывалась большая и спокойная сила. У него были русые волосы и глаза такого же небесно-голубого цвета, как и петлицы на его френче.
Смени он форменную одежду на кольчугу и шлем, и могло показаться, что это богатырь из древней былины.
— По-испански он — камарада Родриго, а по-русски — Анатолий Константинович Серов… Познакомьтесь!
Едва мы успели перекинуться с Серовым несколькими фразами, как какая-то веселая девушка утащила его от меня.
— Невеста… артистка… — шепнул мне Мазурук.
Я много слышал о подвигах Серова в небе Испании. хотелось поговорить с ним и было очень жаль, что не удалось.
Есть люди, обладающие неразгаданной силой воздействия, которую мы называем обаянием. Вот вы в первый раз увидели человека, поговорили с ним и расстались, а в вашей памяти надолго сохраняется образ нового знакомого; вы невольно думаете о нем и неизменно испытываете при этом приятное чувство. Почему так происходит? Вероятно, потому, что вам удалось уловить в человеке какие-то особые, симпатичные приметы, вроде подкупающей улыбки, доброго юмора, ласковых интонации голоса. Может быть, тут что-нибудь другое, не знаю… уверен лишь в одном: такой человек сразу становится вам дорог.
Так было и при этом знакомстве. Мне нередко приходилось встречать потом Серова — на аэродроме, в различных учреждениях, имеющих касательство к летному делу, в рабочих и молодежных клубах, общежитиях, где мы выступали, а то и просто у друзей, и чем больше я узнавал его, тем больше он мне нравился.
Анатолий Серов был на редкость скромен и неохотно говорил о своих летных подвигах. Но уж если удавалось его «разговорить», он рассказывал очень красочно, с мягким юмором, с любопытными деталями, свидетельствующими о его незаурядной наблюдательности. И никогда он не говорил «я полетел», «я сбил», а «мы полетели», «мы сбили» и всячески старался подчеркнуть заслуги своих боевых товарищей. Это не было рисовкой, игрой в скромность. В его словах чувствовалась искренняя убежденность.
Однажды он поведал мне свою мечту совершить дальний рекордный перелет.
А вскоре мне пришлось встать в почетный караул у его гроба…
Девятого мая 1939 года Серов улетел из Москвы. Ему предстояло принять участие в сборах командиров для тренировки в слепых полетах на Курсах усовершенствования начальствующего состава (КУНС). В этих сборах принимала участие и выдающаяся советская летчица Герой Советского Союза майор Полина Осипенко, тоже работавшая в летной инспекции.
Первый день летчики работали в помещении с тренажером. Они но очереди занимали кабину и выполняли по приборам задание инструктора. На другой день летали с инструкторами и только на третий день перешли к самостоятельным полетам.
С утра одиннадцатого мая облака низко нависли над землей. Но полеты начались в точно указанное в графике время. Каждый самолет летал в отведенной ему зоне.
По предложению Серова летчики разделились на пары: один находился в закрытой кабине, другой — в открытой, вместо инструктора. Потом менялись местами.
Серов летел с Полиной Осипенко. Сначала она находилась в закрытой кабине и вела машину вслепую. В это время Серов, сидя в передней открытой кабине, корректировал полет. После сел в закрытую кабину, место инструктора заняла Полина Осипенко, самолет легко и красиво пошел в воздух.
Это был последний полет Серова…
Разбитую машину нашли недалеко от села Высокое. Кабина Серова была открыта.
Причины катастрофы так и остались невыясненными.
Мы, летчики, не стыдясь, плакали, стоя в почетном карауле у гробов Анатолия Серова и Полипы Осипенко в Колонном зале Дома союзов.
Тысячи москвичей пришли на похороны героев на Красной площади.
А в этот день на далеком Урале заводские друзья Серова читали только что полученное письмо:
«Обнимите за меня тех, кто не забыл подручного сталевара Анатолия… Передайте им: «Серов гордится тем, что он — плоть от плоти уральских горняков и металлургов и обещает не уронить честь родного Надеждинска».
Нет, он не уронил чести родного города, прославил его замечательными подвигами. Не забыли Серова уральцы. Молодежь сложила и поет песню о своем любимом герое.
В памяти народной живы герои-летчики, о чьих подвигах вечно будут напоминать носящие их имена заводы, колхозы, дворцы культуры, школы, библиотеки, пароходы. Во многих советских городах вы найдете улицы, бульвары и площади Чкалова, Леваневского, Доронина, Хользунова, Расковой, Осипенко, Гастелло… В советской столице около Политехнического музея есть проезд Серова. Взгляните повнимательней на карту Родины, и вы обнаружите Чкаловск на Волге, город Серов на Урале. Так четверть века назад стал называться Надеждинск — родина Анатолия.
Недавно мне довелось побывать в этом городе, где вырос огромный металлургический комбинат, носящий имя Героя Советского Союза А. К. Серова.
Много рассказов о веселом и ловком подручном сталевара Толе Серове можно услышать в цехах комбината! Здесь и сегодня трудятся металлурги, с которыми он в двадцатых годах учился в ФЗУ, работал рядом у мартена, играл в футбол, ходил в лыжные походы, спорил на комсомольских собраниях, отсюда он ушел в летную школу.
В городе Серове часто и с любовью вспоминают о летчике Серове. На каждом шагу здесь встречаешь свидетельства уважения к памяти героя-земляка.
В краеведческом музее Серову посвящена большая экспозиция. За стеклами витрин бережно хранятся фотографии, документы, личные вещи летчика.
В городском саду на высоком пьедестале установлен бюст летчика. Скульптор изобразил его в летном шлеме. Чуть улыбаясь, смотрит уральский сокол на своих земляков. У подножия памятника всегда цветы. Приносить сюда цветы стало традицией юных серовцев. Пионеры проводят у памятника торжественные сборы.