Память о героях жива…

Память о героях жива…

Имя Нестерова вписано в летопись мировой авиации. В 1960 году был учрежден переходящий международный приз «Кубок имени основоположника высшего пилотажа русского летчика Петра Николаевича Нестерова».

9 сентября 1964 года, по знаменательному совпадению, как раз в тот самый день, когда Нестеров, выполнив свою «мертвую петлю», положил начало высшему пилотажу, кубок его имени завоевали советские летчики-спортсмены. Чемпионат по высшему пилотажу происходил в Испании, близ города Бильбао, на берегу Бискайского залива. Правнуки Нестерова доказали здесь, что они лучшие асы мира. И правнучки тоже не отстали. В состязании женщин — мастеров высшего пилотажа лучшими оказались советские летчицы.

Советское правительство отметило намять о Нестерове переименованием Жолкиево, около которого произошел исторический воздушный бой, в город Нестеров…

В музее Центрального дома авиации рядом с портретом Петра Николаевича Нестерова висит фотография молодого офицера с мужественным, открытым лицом, в примятой сверху и чуть сдвинутой набок фуражке. Взгляд его больших глаз сосредоточенно спокоен. Над левым карманом гимнастерки — Георгиевский крест. Это Евграф Николаевич Крутень — замечательный продолжатель дел основоположника высшего пилотажа и боевого применения авиации.

Однажды вместе с Валерием Павловичем Чкаловым я остановился перед портретами первых воздушных бойцов.

— Они по праву висят рядом, — сказал Чкалов. — Мне кажется, что для русской авиации Нестеров и Крутень то же, что Пушкин и Лермонтов для русской поэзии. Я у Крутеня учился летать. Знаешь, что он считал первой задачей военного летчика? «Истребление воздушного противника везде, где его можно найти». Я хорошо запомнил эти слова.

Чкалов очень интересовался боевой деятельностью Евграфа Крутеня, но знал о нем лишь понаслышке да по некоторым его печатным работам.

Мне посчастливилось больше. Виктор Георгиевич Соколов был сослуживцем Крутеня. Он рассказал мне все, что помнил:

— Как и Петр Николаевич, Евграф Николаевич служил в артиллерии и долго хлопотал о том, чтобы его послали в летную школу. Все рапорта начальство возвращало с неизменной резолюцией — «отказать». Однако Крутень настаивал на своем и, получив очередной отказ, садился писать новый рапорт. В конце концов эта завидная настойчивость дала результаты. Генерал, от которого сие зависело, понял, что не сломить упорство молодого офицера, и разрешил перевод в авиационную роту…

8 сентября 1913 года в Киев прибыл новый офицер для подготовки на роль летчика-наблюдателя. На следующий день Крутень, вместе со всеми нами, прямо из офицерского собрания поехал на аэродром, откуда Нестеров пошел в свой знаменательный полет. Восторженно следил он за тем, как была совершена первая «мертвая петля».

Соколов вспоминает, что вначале Крутень был назначен в девятую роту, но вскоре добился перевода в одиннадцатую, которой командовал Нестеров.

— Они стали неразлучными друзьями, — говорит Соколов. — Оба были энтузиастами летного дела. И в характерах их много было общего — настойчивость, бесстрашие, умение анализировать сегодняшние дела и заглядывать в завтрашний день.

Нестеров по-отечески заботился о молодом офицере. Крутень стал его падежным помощником в разведывательных полетах. Сведения, доставляемые ими, были всегда точными и достоверными. Под руководством Нестерова Крутень прошел замечательную школу пилотажа. И когда в начале первой мировой войны Крутень попал все-таки в авиационную школу, он очень быстро стал отлично летать.

В Гатчинской школе был лишь один новый самолет, на котором можно было делать фигуры высшего пилотажа. Курсант Крутень добился разрешения подняться на этом самолете и в первый же вылет сделал на нем «петлю Нестерова».

В тот же день пришла страшная весть о гибели Петра Николаевича. Крутень очень тяжело переживал смерть своего друга и учителя.

Он послал письмо в одну из петербургских газет:

«Так начало бою в воздухе положено. И первым бойцом явился он же, русский герой, носитель венца славы за мертвую петлю — Петр Николаевич Нестеров.

И наверное, после удара мертвеющие губы шептали: «Мы — русские. Не нам учиться у иноземцев…»

Слава тебе, русский герой. Слава богу, что русские таковы.

Поручик Крутень».

На фронте Крутень постоянно показывал примеры храбрости и летного мастерства.

В августе 1916 года в районе местечка Несвиж Крутень напал на вражеский «Альбатрос». Воздушный бон произошел на глазах жителей Несвижа. После победы русского летчика сотни людей бросились на аэродром и стали качать героя. Вот как он сам описывал этот бой в случайно сохранившейся «Ведомости боевых полетов»:

«…Настиг неприятельский самолет и отрезал ему пути к позиции. Он пробовал прорваться, нырнул под меня. Я, пикируя на него, выпустил по нему обойму, но мимо. Сейчас же повернул за ним, переменил обойму и снова повел преследование, отрезав ему дорогу. Над м. Несвиж удалось близко подойти к нему опереди. Он снова пробовал нырнуть, но я выпустил, на пикирующем спуске в него вторую и последнюю обойму, попал несколькими пулями в жизненные части аппарата… Тогда я стал все время набрасываться на него то сверху, то спереди, заставляя снижаться. Прижав его к земле, я заметил, что у него кипит вода в радиаторе, а мотор не работает. Для меня стало ясно, что немец подбит. Он опустился у м. Несвиж и пробовал сжечь самолет, но это ему не удалось».

Сам Крутень не намного пережил Нестерова.

17 июня 1917 года он возвращался с боевого задания. Внезапно отказал изношенный мотор, самолет потерял скорость и врезался в землю. Так нелепо погиб один из самых доблестных русских летчиков.

Точно неизвестно, сколько вражеских самолетов сбил поручик Крутень на фронте. Только шесть из них упали в расположении наших войск. Говорили, что Крутень одержал более двадцати побед в воздухе. Если советский летчик сбивал такое количество вражеских машин, ему присваивали звание Героя Советского Союза.

Евграф Николаевич Крутень был не только выдающимся практиком — боевым летчиком, но и теоретиком, основоположником тактики боевых действий истребительной авиации.

Крутень первым предложил ввести боевой порядок полета истребителей «парой». Теперь наши летчики-истребители всегда летают парами. Один из них — «ведущий», другой — «ведомый». Первый, увидя вражеские машины, принимает решение о нападении, догоняет противника, атакует его. Второй все время охраняет самолет товарища.

В своей книжке «Воздушный бой» Крутень писал:

«1. Надо как можно раньше увидеть противника в воздухе. Во всяком случае надо первому увидеть, что даст инициативу в действиях и потому половину успеха.

2. Сближаться для производства самой атаки надо незаметно для противника, то есть преимущественно сзади, пользуясь лучами солнца со стороны, которую противнику естественно считать наименее угрожаемой.

3. Надо всегда перед атакой быть выше противника насколько возможно — желательно на 500–100 метров: это дает быстроту налета, внезапность и огромное моральное преимущество…»

«Да ведь под этими словами подпишется любой советский летчик-истребитель, — подумал я. — Все они придерживаются в воздушном бою правил, впервые высказанных Крутенем».

Читая, я обратил внимание на то, что многие слова, в том числе и те, которые напечатаны здесь разрядкой, легонько подчеркнуты карандашом, из книги торчат закладки.

— Кто это сделал, — спросил я, возвращая книжку Крутеня, ставшую в наши дни большой редкостью.

— Это генерал Кожедуб подчеркнул, — сказала библиотекарша Дома авиации. — Он изучал эту работу.