21. Встреча с другом

21. Встреча с другом

Водопровод для снабжения завода водой, которого боялись пленные, был уже закончен. Закопаны последние трубы, вместе с ними похоронено триста военнопленных, умерших от побоев, голода и болезней. В последнее время военнопленные поступали без разделения по национальности, и количество их в лагере было неизменно — пятьсот: умерших заменяли немедленно другими. Прибывшие из лесного лагеря надеялись встретиться с товарищами, с которыми первыми вступили в лагерь. Судьба готовила жестокое разочарование. Неровные кресты около проволочного заграждения оставили грустное воспоминание о друзьях.

Лагерь выглядел по-другому. Построен еще один жилой барак, разделенный на три секции. В первой, с двухъярусными нарами, жили военнопленные, во второй — переводчики, а в третей — склад, сапожная и пошивочные мастерские.

В одном углу зоны, рядом с первым бараком, — кухня и санчасть. За вторым бараком — баня. Рядом с нею — дезокамера, заменявшая карцер.

При входе в зону — домик коменданта лагеря. Для охраны также выстроен один жилой барак и склад для хранения продуктов.

Одним словом, лагерь вырос заметно.

Девятнадцать военнопленных разбрелись по зоне, надеясь встретиться со знакомыми, оставшимися в живых. Ответ один: или умер, или совсем не припомнят. Военнопленные удивленно смотрят, когда их спрашивают о людях, впервые прибывших в Никель: они не знали, что вновь прибывшие год назад основали этот лагерь.

Леонида встретил невысокого роста, но плотного телосложения военнопленный и, назвав по фамилии, приветствовал, как старого знакомого.

Маевский, несмотря на свою прекрасную память, не мог вспомнить, где видел его, но твердо был уверен, что в плену не встречался.

— Иван Тульский, — краснофлотец 2-го батальона морской пехоты, отрекомендовался военнопленный и пояснил: — Я прибыл в батальон на год позднее вас. Был в нем немного — перевели в Выборгский укрепрайон. Вас я запомнил хорошо: вы были лучшим игроком в футбол. Последний раз играли в городе Койвисто на бригадной спартакиаде 9 мая 1941 года.

Леонид подозрительно посмотрел на него.

— Да, я вас видел последний раз там, — продолжал разговор Иван.

— Может быть, я от людей не прятался, — ответил Леонид и, заметив проходящего, окрикнул: — Михаил! — и подошел к остановившемуся.

Шаров не ожидал встречи, так как он ранее слышал, что Леонид совершил побег и был задержан. Между друзьями по внешнему виду было большая противоположность. Михаил работал поваром на кухне, был сыт и прилично одет. Едва двигающий ногами, худой, весь оборванный, стоял Леонид пред ним с протянутой рукой. От радости и неожиданности Михаил забыл пожать руку. В это время крикнули: — Вода в котле кипит!

Когда Шаров пошел, кто-то со злостью в голосе крикнул ему в след: — Сытый голодному не товарищ! Он видел растерявшегося Маевского, стоявшего посреди зоны по-прежнему с протянутой рукой, и ему показалось, что пленный обращался к повару за помощью.

«может ли быть между нами дружба? Один из нас оказался в наиболее благоприятных условиях, второй нет, — каждый борется за свое существование» — подумал Леонид.

Не только Маевский, но и многие другие военнопленные видели своими глазами, как лучшие друзья до плена забывали свою дружбу из-за куска хлеба. Забывалась дружба, забывалась великая идея, за которую они раньше боролись вместе. К счастью, таких было мало.

— Хочешь есть? Пойдем в барак — накормлю! — прервал молчание Тульский.

— Спасибо товарищ! И Леонид еще раз посмотрел на дверь, где скрылся Шаров, и подумал: — «Все может быть».

— Я с первого дня буду помогать своему командиру — говорил Шаров поварам, — это моя обязанность, несмотря на то, что в плену мы на равных правах, и никто не требует соблюдения законов субординации.

После окончания смены Михаил не пошел к себе в барак, а разыскал Леонида. В бараке стоял шум. Стук молотков смешивался со скрежетом пил; песня и разговоры сливались в одном гуле; около печи приспособились мастера выжигания ящиков и портсигаров; за столом группа картежников. Такого оживленного движения военнопленных Леонид не видел ни в одном лагере и с интересом наблюдал с верхних нар.

Михаил угадал мысли Маевского и заговорил: — В Никеле борьба за жизнь и существование с первого дня приняла острую форму. Надеяться на подачки и свалку как в других лагерях, не приходилось, и многие принялись за ремесло. Делают кольца, портсигары, ящики, плетут корзины из соломы и травы. Все изделия сбывают финнам и немцам за хлеб, табак и марки.

— Покупают хорошо? — спросил Леонид.

— Положение рабочих завода и шахтеров, когда на весь рабочий поселок не имеется ни одного сапожника и швейной мастерской, незавидное. Большинство рабочих приезжие, семьи находятся внутри Финляндии, поэтому многие покупают по необходимости, другие — из интереса, а третьи — за не имением чего-либо лучшего у себя. Рабочие не стесняются отдавать в стирку белье и комбинезоны.

— А где берут материал для ремонта? — поинтересовался Иван Григорьев.

Михаил улыбнулся и ответил: — Материалом для ремонта служит все, что плохо лежит на заводе. Ремесло преследуется со стороны охраны. Виновников строго наказывают и отбирают инструмент, лишают пайки. Определенной цены на изделия нет, продают, кто как сумеет, так военнопленные поддерживают себя материально. Но самая обеспеченная группа в лагере — картежники. Они редко ходят на работу, нанимая за себя людей из других смен.

Лицо Леонида приняло мрачное выражение, и он с грустью сказал: — С появлением денег появилась зависимость людей от тех, кто обладает ими.

— Старшина лагеря Гаврилов, Смен Баранов, палач Максимов, Данилов составляют ядро «магнатов» лагеря. Максимов, обладая не одной сотней марок, не бросил своего ремесла. Все также ходит с двумя котелками на кухню за свою гнусную работу.

- Я перебью тебя, Михаил, — сказал Леонид, — а где старый старшина лагеря? Если мне не изменяет память — Алексеев.

— Он был лучшим другом Николая Гаврилова, — добавил Иван.

— Справедливый был человек, — сказал Шаров, — Кто-то донес, что он знает место, где закопан бензин при отступлении наших частей. Его вызвали на допрос. Он категорически отрицал. В одно прекрасное утро его вместе с Гавриловым увезли неизвестно куда. Воротился через месяц. Здорового и жизнерадостного Алексеева узнать было нельзя. Вскоре он умер. Так выдвинулся в старшины Николай Гаврилов.

— Выдал Алексеева Гаврилов? — спросил Иван.

— Сейчас трудно судить об этом. Вернемся на родину — разберемся….

— Немцы идут! — крикнули с верхних нар.

Мигом все стихло; перестали стучать молотки и визжать пилы; картежники, как ни в чем ни бывало, сидят по-прежнему за столом и играют в домино.

— Первый раз появились в лагере немцы, — объяснил Шаров.

Они делают повальный обыск. Заглядывают в котелки, тщательно проверяют содержимое всех банок. Финны в роли наблюдателей — услужливо показывают все места, где можно что- либо спрятать, а фрицы, не понимая насмешки, лезут. Грязные, в пыли, как кочегары, недоумевая, удаляются из барака.

С этого дня финская собака «Нора» нашла свое место на цепи и больше не тревожила пленных.

— Объясни причину, Михаил, что искали немцы? — попросил Леонид.

— Подробностей не знаю, но вечером видел — шкура собаки валялась в уборной.

— Мы возвращались с работы, и нас догнал немец с розыскной собакой. Весело прыгая, то перегоняя строй, то снова возвращаясь к хозяину, собака долгое время следовала за нами. Охранник в шутку предложил русским поймать ее, рассчитывая, что ни один военнопленный не решится голыми руками схватить злую собаку: не6мецкая розыскная собака была известна во всей Петсамской области. Первое время солдат не беспокоился, а когда мы свернули в зону (ему путь предстоял дальше) они долго стоял, насвистывая. Ожидания оказались напрасными. Гаврила Быков на ходу схватил ее и задушил. Солдат не обнаружил собаки дома, понял, но уже было поздно … Товарищи в бане веселятся! — пояснил Леониду незнакомый пленный.

Выключили свет. Все легли спать. Только Леонид с Шаровым продолжали разговор. Михаил ушел в свой барак утром, когда Леониду надо было идти на работу.