18. Учебный батальон.
18. Учебный батальон.
Солдаты учебного батальона возвращались с занятий поздно вечером. И как только раздается команда: «Поставить оружие в пирамиду!» — казарма наполнятся веселым и оживленным шумом, постоянной суетой людей, поочередно идущих с котелками в столовую, или просто слоняющихся без дела в ожидании отбоя. Рота лейтенанта Блинова было расположена на втором этаже. Первый вошедший солдат в казарму сразу заметил новую картину на стене и, не раздеваясь, подошел к ней. За ним поспешили другие. Какко Олави с трудом протиснулся ближе к картине и внимательно стал разглядывать ее. Солдатская форма висела на нем мешком, поэтому он выглядел неуклюжим.
На большом листе бумаги нарисован земной шар, в который был вонзен нож, а рядом стоял красноармеец с факелом в руке.
— Я не пойму содержания картины, — сказал Какко.
— И какой же ты непонятливый Олави, — воскликнул высокий юноша, пробираясь к нему.
— Сюжет картины: русские поджигатели мира!
— Перестань Тойно — надоело слушать одно и то же, — вмешался в разговор солдат с миловидным лицом.
— Ты лучше скажи, что говорит начальство? Скоро на фронт?
Тойно высокомерно посмотрел на прервавшего объяснения солдата и строго добавил:
— Военная тайна!
— С тех пор, как ты стал денщиком у ротного! — съязвил красивый солдат и отошел в сторону.
— Расскажи, расскажи, что нового, — просили солдаты.
Тойно долго ломался, ссылаясь что за это строго накажут, но, в конце концов уступил.
— Ротный говорит, — начал он, — рано или поздно все будем на фронте!
— Об этом мы знаем без тебя … Скорее бы, а то муштра надоела…
— Успеешь, — вставил Тойно, — еще пожалеешь! — он посмотрел по сторонам, нет ли кого постороннего, и начал говорить шепотом: — Я слышал сегодня разговор, что на фронте за десять убитых русских дают двухнедельный отпуск.
— А кто будет считать, сколько я убью? — спросил Какко.
— Рано задумал, Олави, в отпуск, как бы не потерять голову прежде, чем убьешь нужное число русских, — сказал кто-то из толпы.
— Для подтверждения, что солдат убил десять русских, необходимо представить десять звездочек. Достать сразу все трудно, поэтому солдаты, кто имеет звездочки, бросают жребий или разыгрывают в карты, и счастливец получает отпуск …
— Нечестно, нечестно! — перебил денщика курносый солдат.
— Тойно говорит сущую правду! — сказал пожилой солдат по имени Арва, слушавший беседу молодых солдат. — У меня в полку был такой случай …
— Никак Арва был командиром полка! — воскликнул Тойно. Раздался дружный хохот, но Арва не обиделся. Его в учебном батальоне любили за веселый нрав и постоянную заботу о молодом пополнении. Любили и завидовали ему. Он исполнял всевозможные хозяйственные работы и за свое время проводил не одну маршевую роту на фронт. Оружие ему не доверяли по непонятным причинам для молодых, а сам он не рассказывал.
Когда смех затих, он продолжал: — В полку был заведен порядок, о котором только что говорил Тойно. После каждой разведки, кто-нибудь обязательно убивал десять русских. Я вынужден был давать отпуск. Таким образом, четвертая часть полка было в отпуску. Командование потребовало объяснения, так как некоторые ухитрились с начала войны побывать дома несколько раз.
— Объяснить здесь не трудно, — сказал сосед Олави по койке, — вы представили звездочки.
Арва едва удерживал смех. Он наслаждался мыслью, что произведет необычайный эффект на слушателей, и не торопился с ответом. Начался спор, всевозможные догадки и предположения. Многие говорили, что командиру полка не обязательно представлять вещественное доказательство: он хозяин в полку.
— Вы правы, — сказал Арва, когда стих шум, — я достал чемодан и хотел подсчитать сколько у меня звездочек… Там оказалось только десять…
— Звездочки украли?
— Я тоже так думал вначале, — сказал Арва и достал папиросы.
— Вот так загадка? — вскрикнул Олави.
— Арва не тяни, говори быстрее, это очень интересно!
Арва прикурил, затянулся дымом и продолжал: — Загадка здесь была простая: звездочек было всего десять!
— Как так? — послышались вопросы.
— Держу пари, что никто из вас не угадает!
— Конечно нет! Расскажи! — просили его.
Ответ прост! Денщик знал, куда я складывал звездочки и отдавал товарищам.
— Вот это здорово! — сказал Олави.
— Молодец парень! Ну и попало же денщику!
— Нет! — Арва посмотрел по сторонам и, понизив голос, заговорил снова.
— Я побоялся скандала и отправил денщика в роту … а он убежал к русским.
— Не может быть! Как ужасно! Над ним там издевались, наверное, — заговорил Тойно взволнованно.
Арва спохватился, что сказал лишнее, и быстро перевел разговор о картине.
— Мне надо идти чистить сапоги начальнику. Он едет пьянствовать на всю ночь, — сказал Тойно и быстро вышел.
— Хорошая картина, сынки, у нас в казарме, — заговорил Арва.
— Что здесь хорошего? — спросил Олави.
— Обратите внимание, красноармеец вонзил нож, а где он выйдет?
Олави стал примерять.
— Не надо, — остановил его Арва, — это известно — в Берлине! Вот и кисть к месту, — ткнул пальцем Арва в факел.
— Это не кисть, а факел — посмотри лучше, — пояснил Олави.
— Точь-в-точь как моя, которой я белю в уборной!
— Зачем русскому кисть? — спросил Олави.
— Красить!
— Что красить?
— Грязные пятна на земном шаре!
Олави неожиданно вспомнил беседы у костра и произнес: — Я слышал такие слова от русского.
— Вот врет! — сказал кто-то. — Олави разговаривал с русскими. Где ты мог их видеть?
— Вчера во сне? — добавил другой.
— Нет! Я видел русских! Их много было в Янискосках! Они строили плотину.
— Неужели правда! А какие они? Страшные, злые, — интересовались солдаты.
— Двое со мной работали, обыкновенны люди, только сильно истощенные.
— Поверьте старому солдату: Олави говорит правду! — сказал Арва.
Солдаты окружили Олави и наперебой начали задавать вопросы. Он не успевал отвечать. Впервые в жизни Олави оказался героем дня, когда его слушали множество людей. И он почувствовал себя вполне взрослым и солидным человеком.
— Фельдфебель идет! — крикнул дневальный.
Все сделали вид, что интересуются картиной.
— Становись на проверку! — пискливым голосом прокричал фельдфебель. Толкая друг друга, солдаты бросились в строй. Фельдфебель сделал перекличку и спросил: — Вопросы есть?
— Господин фельдфебель! Я не получил пуховые носки и белье, — сказал Олави.
— Минуточку, я посмотрю, — Фельдфебель открыл записную книжку, достал очки, долго разглядывал ее и сказал: — Роспись есть — вы получили полностью!
— Вы говорили…
— Молчать! — крикнул фельдфебель: — Два наряда вне очереди!
— И мне так, — сказал сосед Олави, — обещал выдать позднее, а потом и говорит: — «Ты получил полностью!»
— Еще будут вопросы? — спросил фельдфебель.
— На сколько человек выдавать банку консервов на завтрак? — спросил дневальный.
— На троих! — ответил фельдфебель.
— Мало, — сказал кто-то в строю.
— На четверых! Разойдись! — крикнул фельдфебель и удалился из казармы.
Олави ночь отдежурил без происшествий. В шесть часов утра сделал подъем и хотел сдавать дежурство, но фельдфебель запретил: — Сейчас прибудет ротный, надо доложить, а не то тот заика будет тянуть два часа одно слово».
Ровно в семь солдаты были в строю. Прибыл ротный, высокий и стройный лейтенант. Он без внимания принял рапорт и сел на скамейку, о чем-то думая. Фельдфебель прохаживался перед строем, расправляя реденькие усы. В казарме была напряженная тишина; солдаты, затаив дыхание, ожидали, что скажет ротный. Лейтенант Блинов редко посещал роту, на занятиях, как правило, не присутствовал, поручая командирам взводов самостоятельно муштровать солдат. Отмена очередного занятия и неожиданный приход ротного давал повод солдатам думать, что период учебы кончился и предстоит скорая отправка на фронт.
— Дневальный, сколько в роте солдат? — спросил Блинов.
— Сто двадцать, господин ротный! — бойко ответил Олави.
— Болван! — произнес ротный и встал. Олави смутился и не знал, что ответить.
— Фельдфебель, сколько в роте людей? — переспросил лейтенант.
— Тысячу двести!
Читайте! — и ротный указал на лозунг, который Олави ночью помогал прибивать Арве.
«— Один финн — равен десяти русским?» — хотел сказать Олави, прочитав лозунг, но лейтенант затопал ногами и закричал:
— Сволочь! Скотина! Подлец — убью!
Олави не на шутку испугался и, не понимая причины вспышки гнева ротного, смотрел испуганными глазами по сторонам.
Ротный подбежал к Арве и крикнул: — Подлец! Зачем поставил вопросительный знак! — Какко перевел взгляд с лейтенанта на лозунг и тут только понял, чем недоволен Блинов. Строй оживился. Многие только после слов командира обратили внимание, что на лозунге: «Один финн — равен десяти русским», на конце стоял большой вопросительный знак.
— Не могу знать! — спокойно ответил Арва и достал из кармана бумажку. — У майора так написано!
— Сию же минуту сотри! — приказал лейтенант и обратился к роте: — Солдаты! Настал наш черед идти на фронт защищать родину. Будьте храбрыми в бою, беспощадными к большевикам! Запомните лозунг: один финн — равен десяти русским, и вы всегда победите.
Лейтенант намеревался произнести большую речь перед своей ротой, но Арва испортил ему настроение, и он решил, что эффекта, которого он ожидал, не выйдет, и поспешил уйти.
Вечером он вызвал к себе фельдфебеля.
— Слушай, Кукушкин, мне нужно пару тысяч марок.
— Ой, боже мой, где я их возьму, вчера последние отдал? — взревел Кукушкин, хватаясь за голову.
— Вчера мы славно гульнули, а сегодня прощальный вечер, — продолжал говорить лейтенант, не обращая внимания на возгласы Кукушкина. — Деньги у тебя есть, я знаю, наверное, всю роту обворовал: привычка у тебя купеческая — умеешь жать копейку! Беру на тех же основаниях, — сказал Блинов, как будто Кукушкин уже дал согласие одолжить деньги:«-Марка за рубль, когда прибудем в Россию».
— Блинов, — умоляюще заговорил Кукушкин, — ты должен мне двенадцать тысяч…
— Велика беда, — прервал его Блинов, — буду должен четырнадцать! Что ж по-твоему мне не идти на прощальный бал? А девушки там какие, любо посмотреть! Выкладывай, быстрее купчина, — уже зло проговорил он, — не то потеряешь многое, в России марки не нужны…
Но Кукушкин запротестовал и не давал денег. Когда он узнал, что предстоит отправка на фронт, опасался давать в займы деньги, думая, что Блинова могут убить, но не допускал мысли о своей смерти.
— Так как быть? — спросил Блинов.
— Не могу знать!
— Кукушкин, Блинов продает двухэтажный дом в Великих Луках! Задаток в пять тысяч — дальше договоримся!
Кукушкин долго думал. Он видел своими глазами завещание его отца, что в случае победы над русскими, все имущество переходит ему, Блинову. Алчность, стремление снова разбогатеть и прожить старость в довольстве поборола совесть Кукушкина, и он забыл, что недавно божился об отсутствии у него денег.
— Вот пять тысяч, которые вы просили, — и Кукушкин протянул пять бумажек.
Блинов спрятал деньги в карман. Фельдфебель переступил с ноги на ногу и после долгих колебаний заговорил: — Вы знаете, не приведи бог этому случиться, а если вас убьют — мои деньги пропали.
— Если вы не верите офицерскому слову, тогда возьмите свои деньги обратно!
— Что вы, господин лейтенант, как я могу не верить, чай мы с твоим папашей-то дружки!
— Так в чем же дело?
— Я говорю, если с вами случится несчастье… Я не желаю вам смерти, но на войне все может быть.
Блинов снова спрятал деньги в карман, прошелся по комнате, взглянул в зеркало и весело произнес: — После моей смерти вы остаетесь законным наследником всего бывшего богатства моего отца в России. Чтобы слова не остались голословными, напишите завещание, я подпишу, а сейчас убирайся — мне пора собираться на бал!
— Постой, чуть не забыл! Выдай Арве новое обмундирование и продукты на дрогу — Блинов поближе подвинул к себе зеркало, посмотрел, хорошо ли выбриты щеки. — Пусть едет с богом, хотя место ему на виселице! — Предписание на имя начальника лагеря военнопленных в Петсамо-Никеле возьмешь у меня в столе.
Когда Блинов остался один, пересчитал деньги, полученные от Кукушкина, и весело засмеялся, скаля ровные мелкие зубы.
— Денег обратно не получишь, купчина, а пулю в лоб возможно…
Убьют меня, с мертвых долги не берут; — тебя — мертвым не платят. А мы сегодня гульнем, что богу тошно будет! А завтра — что черт пошлет!