31. Мастер смены
31. Мастер смены
Швед-мастер раньше был работником оперативного отдела шведской армии, но политические разногласия во взглядах со своими коллегами заставили покинуть ее, несмотря на то, что в будущем для него карьера рисовалась блестящей. Затем он служил в финской армии в качестве консультанта, не сработался с финской военщиной по тем же причинам и навсегда покинул военную службу. Сняв майорские погоны, поступил в рудник на должность мастера. Он, как шарик, носился по шахте с веселой и добродушной улыбкой. Круглое лицо, маленький носик, белоснежные зубы — придавали его лицу женственное выражение, но за этим скрывался твердый и упрямый характер. Он был умен и злопамятен, не любил возражений и терпеть не мог подхалимства. Не разделяя мнений коммунистов, он был ярым противником войны против Советского Союза, презирал и ненавидел немцев, но в разговорах был осторожен и сдержан. Шахтерскую работу знал хорошо, относился к ней добросовестно и прекрасно разбирался в людях. Швед первый обратился внимание на Леонида. Финны называли его «плохим мужиком», но товарищи по работе относились к нему с большим уважением. Он оценил его и понял — Леонид является не только человеком, в котором не сломлены убеждения в победе своего народа над врагом, но и человеком умным, руководящим другими военнопленными.
После спора в обеденный перерыв мастер хотел поговорить с русским наедине, но Леонид с ожесточением принялся бить камень на решетке, который от частых ударов принял яйцевидную форму. Машинист Якобсон проезжал несколько раз мимо и видел, что русский никак не может избавиться от упорного камня. Якобсон-швед по национальности — громадного роста и большой физической силы, бывший боксер, испытывал свое счастье на рингах Америки, пользовался незаурядной репутацией первоклассного боксера, оставил большой палец правой руки в конвейере Форда и перед войной вернулся на родину. Он один, без посторонней помощи, поднимает сошедшую с рельс груженую вагонетку весом полторы тонны. Якобсон остановил мотовоз около решетки и взялся за молот, но быстро убедился — камень разбить нельзя.
— Алексей, — он всегда звал Леонида Алексеем, — возьми бурильный молоток и пробури, камень необходимо подорвать.
— Будет исполнено, — ответил Леонид и направился в мастерскую за молотком.
Решетка находилась на уровне рельс под люком прямого сообщения с верхом и третьего этажа с шестым, поэтому на ней взрывали редко: боялись испортить автоматический механизм люка, на других это практиковалось часто. Леонид заранее прикинул в уме: если положить динамита больше, чем нужно, то взрывом разобьет люк и переломит рельсы на решетке, и никель, находящийся в пространстве от верха до третьего этажа, смешается с камнем, который сваливали в яму. Это остановит работу. Завод требовал руду. Спешно очищалось прямое сообщение от камня, чтобы увеличить пропуск руды с поверхностных разработок. На пути Леонид встретил рабочего Макконена и пригласил его принять участие в подготовке к взрыву, зная, что ему подобные работы не доверяются, но надо было на всякий случай застраховать себя. Грязный и оборванный, скупой до невозможности, Макконен выполнял только черновые работы и служил предметом насмешек финнов. До бурения и машин его также не допускали. Финны говорили, что он слаб на голову, а русские просто — дурак.
Принесли динамит и аммонит. Зарядили и начали совещаться.
— Как думаешь, Макконен, достаточно, или еще одну положить? — спросил Леонид. Тот с видом знатока посмотрел, хотя ничего не понимал, и, не задумываясь о последствиях, ожидая только эффекта от предстоящего взрыва, тоном, не терпящим никаких возражений, сказал: — Клади еще две палочки. Крепче ударит. В складе динамита много.
Леонид выполнил распоряжение рабочего и ушел, доверив сделать взрыв Макконену, но концы запальных шнуров укоротил. На крик Макконена: «Берегись! Взрывают!» — подошел мастер, хотел воспрепятствовать, но шнуры были подожжены. Не желая рисковать жизнью, мастер отошел в укрытие, заранее зная о последствиях. Раздался взрыв. Решетка рухнула. Внимательно наблюдая за русским, мастер убедился в правильности своих предположений. Взрыв предохранительного щита люка рассеял последние сомнения мастера о Леониде. Прежние страсти оперативной работы разгорелись в нем с новой силой, и он незаметно для себя втянулся в оперативную работу, желая разоблачить матроса в его деятельности.
«Я хотел только убедиться в правильности своих предположений: выдать пленного в мои планы не входило — для этой цели была полиция и многочисленная агентура, и роль добровольного шпиона я считал унизительной для себя», — заявил на допросе мастер, после бегства большой группы пленных из его смены.
Когда руда потоком хлынула из люка, смешалась с камнем и завалила вход, отрезав мотовоз от забоя, откуда вывозился камень, он стоял и думал не о том, как быстрее очистить решетку и дать путь мотовозу, а как поймать русского с поличным. В умышленном взрыве Леонидом решетки он не сомневался, так как тот неоднократно производил подобные взрывы и ошибиться не мог, заложив лишнюю дозу динамита, но это еще не доказательство.
«— С одной стороны, — думал он, — если матрос занимается вредительством в шахте, его удар рассчитан верно: авария сильно отразится на доставке руды на завод, а главное, сорвет планомерность в работе по крайней мере на пять — шесть дней. Взрыв русский сделал не сам, а с помощью рук глупого человека, чтобы замести следы и свалить вину с больной головы на здоровую, и это подтверждает правильность моих взглядов. С другой стороны, если он действовал по ранее задуманному плану, взрыв сделан слишком рискованно. Взрыв в присутствии всех противоречит моим убеждениям: русский несомненно умен и знает о наблюдении за ним».
Дым рассеялся. Не стало чувствоваться запаха газа от взрыва. Леонид подошел полюбоваться на свою работу. Мастер присматривался к нему и думал: «- Если он сделал умышленно, то в нем должно быть что-то тревожное, а неумышленно — удивление, как могло это получиться».
Леонид был по-прежнему спокоен, в выражении не было ни тревоги, ни удивления. Мастер подошел к нему, осветил лицо лампой и в упор спросил: — Что последует дальше, молодой человек? Каковы ваши намерения и планы на будущее?
— Леонид смутился от неожиданного вопроса, но вида не подал и спокойно ответил: — Планы на будущее у меня одни: жить и работать на благо своей родины…
— А это во имя чего? — перебил мастер, освещая груду никеля и не дожидаясь ответа, пошел по линии, размахивая лампою. Леонид не оглянулся в его сторону, чтобы не выдать своего волнения, а в душе ругал себя за необдуманный шаг, так как понял, что мастер давно следил за ним.
«Обвинить человека в преступлении, не проверив фактов, не позволяет совесть. Чувства подсказывают — он виновен в аварии, а доказательств нет: одних убеждений еще мало» — рассуждал швед.
Из-за поворота выскочил мотовоз Якобсона. Мастер вспомнил, что Якобсон давно просился в отпуск. От внезапной мысли швед ударил себя по голове рукой и замахал лампою. Мотовоз остановился.
— Завтра вы идете в отпуск! — крикнул мастер и пошел своим путем. Машинисту больше нечего не надо. Если бы ему сказали: «- Вы уволены, Якобсон!» — он не стал бы спрашивать почему и за что (так ведется в Финляндии), забрал бы свои немногочисленные пожитки и пошел по Суоми искать работу: жаловаться некому и бесполезно.
В следующую смену Леонид заводил мотовоз. Мастер писал в дневнике: «Если русский будет вывозить меньше руды, чем Якобсон, то один факт есть. Главное, русский будет лишен возможности свободного передвижения по шахте, и частые неполадки должны уменьшиться, а если они не сократятся — значит, существует организация».
Как обстоит дело в других сменах, мастер не знал. Спросить стеснялся. «Если русский действительно занимается вредительством, то должен непременно обрушиться на паровозное хозяйство шахты. Оно составляет жизненную силу шахты. Пока он на нем работает, уничтожить не решится». Предположения мастера были правильные. Леонид давно мечтал вывести из строя мотовозы, но не мог выбрать удобного случая. В настоящий момент уничтожить мотовоз нельзя, даже неумышленный вывод из строя вызовет подозрение, и вина будет доказана, так считал Леонид, в чем была его ошибка.
Маленький мотовоз работал безотказно и проносился, как метеор, из одного конца шахты в другой. Леонид внимательно следил за ним и принял все меры предосторожности. Мастер остался доволен. Неполадки в шахте не уменьшились; швед сделал заключение — русский не одинок.
«Мне осталось только одно — поймать русского на месте преступления и в моих мемуарах появиться новая глава».
Через две недели на работу вышел Якобсон. В первый день, когда он начал загружать вагонетки рудой, зашиб ногу. На место его стал другой. Когда Громов, Быков и Солдатов встретились в кузнице, Леонид сказал:
— Пора взяться за мотовозы: подземный транспорт является одним из узких звеньев в шахте и наиболее уязвимым. Вывод из строя их будет иметь решающее значение в нашей работе и наиболее ощутимо даст знать нашим врагам. В первую очередь подлежит уничтожению мотовоз третьего этажа, на котором, не считая поверхностных работ, дается 99 процентов всей добычи. Но главное заключается не в том, чтобы уничтожить мотовоз: другой могут доставить быстро, а в том, что вместе с выводом из строя мотовоза лишить финнов возможности скорой доставки другого.
Обстоятельства сложились как нельзя лучше. Задремавший финн затянул люльку горизонтального подъемника на крышу, к самому блоку и оборвал канат. Остался вертикальный. Значит необходимо уничтожить клеть вертикального подъемника. Но как? Мы с Шаровым пришли к такому убеждению. Гаврила подаст сигнал подъема вверх, делая вид, что кто-то сел в клеть и поднимается. Громов тем временем спустится по восемнадцатому забою на третий этаж и включит мотовоз на полный ход. Товарищи, возвращаясь с обеда, переведут все стрелки так, чтобы он не пошел в тупик, а двигался к вертикальному стволу. При своем падении он разрушит направляющие рельсы, между которыми скользит клеть. Восстановить их быстро не удастся. Мы тем временем займем финнов в мастерской и вызовем на спор.
— Неплохо придумано! — Воскликнул Громов. — Но мне кажется, что подозрение падет именно на нас — пленных второго этажа. Финны знают, что мы иногда спускаемся со второго этажа на третий не по лестнице наклонного ствола, а прямо по забою.
— Это не секрет! — перебил Громова Быков. — Мастер предупреждал, что собственноручно высечет пленного, если узнает о нарушении им правил безопасности.
— Пусть не сложится у вас мнение, что Громов струсил, я только хотел предложить, чтобы остальные товарищи ушли на обеденный перерыв в мастерскую третьего этажа.
— Согласиться с мнением Громова — равносильно подставить умышленно под удар, поэтому я беру свои слова обратно. Наша недоделка с Шаровым, что мы не побеспокоились о судьбе товарищей. Время у нас достаточно — необходимо продумать лучше — сказал Маевский.
На этом их разговор закончился. Солдатов принялся упорно стучать по наковальне. Маевский взял необходимое количество металлических клиньев и вышел из кузницы. Громов и Гаврила немного постояли, подышали свежим воздухом и спустились в шахту. Во время работы Громов все время ругал себя, считая, что он был виновником срыва плана, так как первый намекнул на возможную опасность. Он до сих пор не мог забыть и простить себе случая, когда его выгнали с подносчиков буров и сейчас представлялся случай исправить ее, но он не сумел воспользоваться.
Когда финны все чаще и чаще стали поглядывать на часы, ожидая обеденного перерыва, Громов вспомнил случай с Андреем Роговым. Это было впервые дни работы пленных в шахте, когда два шахтера катили вагонетку с отработанными бурами к вертикальному стволу, чтобы направить ее вниз для отправки в мастерскую и опрокинули в пространство, где двигалась клеть. Боясь увольнения, уговорили Рогова принять вину на себя, заплатив ему пятьсот марок и сорок буханок хлеба. Рогов отделался от мастера тумаками, а в лагере плетьми.
Громов поморщился от воспоминания, как будто березовые розги врезались в его тело, а не Рогова, но все же ухватился за эту мысль и спросил Гаврилу: — Как думаешь, Гаврила, если нам повторить случай Рогова? Правда, нанимать за себя, получать плети некого, да и не за что, отвечать придется своей шкурой, а подозрения на нас, по-моему, не будет: в одно и тоже время совершить два преступления нельзя! Пока ты будешь катить вагонетку к вертикальному стволу, я успею спуститься на третий этаж и вернуться обратно.
Возражение со стороны Гаврилы не последовало, он только сказал: — Ты же знаешь, что Гаврила Быков согласен на все, что правильно.
Незадолго до перерыва мастер позвал Леонида, и они направились произвести взрыв руды, застрявшей в люке между первым и вторым этажом. Громов с товарищами отдыхал, когда проходили Маевский с мастером мимо них. Рядом стояла вагонетка, которую они катали до обеда.
Леонид привязал динамит к рейке, постепеннн наставляя ее в длину и проталкивая вверх на расстоянии двадцати метров. Взрыв был удачен. Мастер в хорошем настроении пошел к месту остановки клети. Когда подходили к вертикальному стволу, в темноте мелькнуло шесть сигналов. Клеть вызывали на шестой этаж. Ожидать придется не менее пяти минут, пока она вернется обратно. Мастер присел на рельс и принялся насвистывать, признак хорошего настроения у него. С другого конца штольни Громов толкнул вагонетку под уклон. Что случилось, мастер не понял, когда Леонид отбросил его в сторону. Он ударился головой о выступ стены. Не сделай этого — смерть была бы неизбежной. Ощупывая ругою голову, мастер успел заметить, как вагонетка оказалась передними колесами в пространстве, где двигалась клеть. Она постояла немного в таком положении, по инерции перевернулась, и, ударяясь о выступы, упала вниз. Канат подъемника заколебался, и снова заскользил вверх. «Выдержал», — с досадой подумал Леонид.
Не прошло и минуты, как он снова задрожал, напружинился и с визгом взлетел вверх без клети, которая оторвалась. Внизу загрохотало, как будто произошел обвал шахты. Мастер бегом побежал к наклонному стволу, где по ступенькам трапа можно спуститься на третий этаж. Леонид едва поспевал за ним. Мастер негодовал. Авария вызвала тяжелые последствия, а ему не удалось поймать русского с поличным, даже заподозрить. Он окончательно убедился, что это работа рук Леонида, но открыто сказать не хотел. «Что заставило спасти мне жизнь?» — не раз задавал себе вопрос мастер и сам отвечал: — Русский смеется надо мной, а в следующий раз убьет меня».
На шестом этаже валялась куча железа; это все, что осталось от мотовоза и вагонеток. Из-под обломков вытащили труп раздавленного шахтера. Машинист не мог толком рассказать и объяснить причины, почему мотовоз сошел с места, но заверил, когда шло следствие, что по прибытию его в мастерскую русские были все в сборе, и никто не выходил из мастерской. Единственный из русских, который работал на третьем этаже, Леонид, не был в мастерской, но он вне всяких подозрений. Громов с товарищами комиссией признан невиновным в умышленном спуске вагонетки на клеть подъемника, так как она следовала по назначению: в ней был финн.
Мастер смены остался при своем мнении.