В другом измерении

В другом измерении

Те, кто встречался с Арсением Тарковским в последние десятилетия его жизни, замечали, что в его обществе почти физически ощущалась относительность привычных понятий. Сидя в кресле, он спрашивал себе воды и потом со старинной любезностью благодарил хозяйку дома, но при «пространственном» совпадении с ним, посетителей не покидала мысль, что поэт находится в ином временном измерении, во времени своих великих друзей и собратьев по перу – Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, в своем собственном времени, во времени стихов.

Эта мистическая дистанция ощущалась лишь умозрительно – Тарковский был невероятно прост и естествен и когда рассказывал что-нибудь об Ахматовой или Пастернаке, и когда закуривал сигарету, зажигая при этом свечку и объясняя своим немножко старомодным плавным голосом: «Свеча облагораживает дым».

Доброжелательность поэта была удивительна. Он никогда бы не сказал: «Она хорошая, но беспутная», он говорил: «Она беспутная, но хорошая».

О щепетильности Тарковского рассказывает Галина Аграновская:

…Заболел тяжелым гриппом Арсений.[96] В квартире у них ремонт. Наталья Алексеевна, сестра Тани, предложила переселиться на время в особняк Алексея Толстого, где жила она в качестве секретаря вдовы писателя, помогая разбирать архивы.

– Там вам будет комфортабельно, удобно.

Категорическое НЕТ! – Почему?

– Неудобно и некомфортабельно там, где бывал он.

– Кто?

– Сталин.

«Нардовольцы» Арсений Тарковский и Григорий Корин. Наблюдает за игрой А. Лаврин. Москва. Начало 1980-х годов. Фото А. Кривомазова

Говорил Тарковский с легким южно-русским акцентом. Любил шутки, анекдоты, комические истории. Любил их слушать, но еще больше – рассказывать. Был снисходителен в оценках всего, кроме музыки и поэзии. Тут уж он позволял себе иронизировать даже над друзьями. А был Арсений весьма остроумен. С поэтом Григорием Кориным, своим постоянным партнером по игре в нарды, придумал термин «нардовольцы». А для пропаганды идей «нардовольцев» следовало выпускать журнал «Кости в СССР». Святынями для него всегда были книги, он ощущал к ним не только духовную, но и физическую любовь – наслаждался хорошими изданиями – бумагой, переплетом, иллюстрациями… Другими его фетишами были игрушечные обезьянки, почтовые марки и курительные трубки. Квартира Тарковских на «Маяковке» пахла дорогим трубочным табаком – его привозил из Нью-Йорка поэт и дипломат Геннадий Русаков.

Русаков и его жена Люда Копылова были давними друзьями поэта, не раз навещавшими его по поводу и без повода.

Перед выступлением в Институте истории естествознания. 1979 год Слева направо: А. Лаврин, Т. А. Озерская-Тарковская, А. А. Тарковский Фото А. Кривомазова

Арсений Тарковский с поэтами, которые в 1960-х годах посещали его студию (слева направо: А. Радковский, Л. Миллер, М. Синельников) Начало 1980-х годов. Фото А. Кривомазова

Не проходило и недели, чтобы с Тарковским не знакомились новые люди – начинающие стихотворцы, маститые художники, известные актеры или просто почитатели его таланта. Дом Тарковских был открыт для всех, даже для тех, кто приходил без рекомендательного письма или звонка от общих знакомых. Гостей всегда поили чаем и кофе (в квартире на «Маяковке»), вели обедать в столовую, если дело происходило в Доме творчества в Переделкине или в Доме ветеранов кино.

Последние лет восемь Тарковские жили, главным образом, в этих домах. Это было удобно, поскольку исчезала необходимость заниматься повседневными бытовыми проблемами.

Почти ежедневно Тарковский получал письма от молодых (и не очень) поэтов. Когда писем было относительно немного – в 1960—1970-х, он отвечал на них, иногда приглашал их авторов в гости. А последние лет десять отвечать перестал, наверное, не хватало душевных сил. Прочитывал письмо и одно-два стихотворения из присланных, отрезал марку с конверта и засовывал письмо в ворох бумаг на журнальном столике перед кроватью.

Изредка из потока писавших и приходивших Тарковский кого-то выделял, писал «врезки» к публикациям этих поэтов, давал им рекомендации для вступления в Союз писателей. Большинство из них оставались преданными Тарковскому до конца. Назовем здесь имена Ларисы Миллер, Михаила Синельникова, Александра Радковского, Геннадия Русакова, Владимира Эфроимсона…

Вспоминает Лариса Миллер:

Он не любил конфронтации, острых углов. Никогда не спорил с пеной у рта, а просто молча оставался при своем мнении. Но он бывал непримирим и определенен, когда речь шла о принципиальных вещах. Мой друг Феликс Розинер был свидетелем такой сцены на семинаре молодых литераторов в Красной Пахре в 70-х годах. На общем собрании один из участников семинара вышел на трибуну и гневно заявил, что накануне вечером имярек пел под гитару антисоветские песни. «За такие песни расстреливать надо!» – кричал обличитель. И тут из зала раздался громкий голос Тарковского: «Того, кто говорит, что за песни надо расстреливать, необходимо немедленно лишить слова».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.