Светлана Врагова[26]
Светлана Врагова[26]
Михалкова мало знают, потому что он не хотел, чтобы его знали. Видимо, так сказалось воспитание, сложилась судьба, ведь он перешел из одной рации, как говорил его сын, в другую. Надо было как-то нивелировать свое высокое происхождение.
Но я думаю, что он ведь и принимал кое-что из того, что было в советские времена, по крайней мере, когда речь шла о социальной справедливости в ее советском понимании, о социальной защите детей. Он понимал, что нигде такого нет, как у нас в Советском Союзе.
Я сама каждый год, с тех пор как начала читать, а значит с трех лет, ходила на встречи с Сергеем Владимировичем Михалковым в Колонный зал Дома Союзов. Мы слушали его, мы его обожали, и все его читали, все его знали…
Маршак, Барто, Михалков, Чуковский – это были фигуры, которые жили с нами в наших домах на книжных полках. Надо сказать, что Сергей Владимирович очень хорошо общался с детьми. Он разговаривал с нами абсолютно как со взрослыми. Я имею в виду свои детские впечатления. Общаясь с ним в Колонном зале, я подтягивалась, делалась умнее, а сам он никогда не сюсюкал, разговаривал с нами, как с людьми взрослыми, высшего сорта. Видимо, он и со своими детьми так общался: никогда с ними не сюсюкал. И мне это очень нравилось, потому что меня держали за человека. Мои родители всегда водили меня на встречи с нашими замечательными поэтами и писателями. Это очень отразилось на нашем (я имею в виду тех, кто ходил на такие встречи) воспитании.
Потом, уже в школе, ходили в Центральный детский театр, смотрели его пьесы – «Красный галстук», «Сомбреро» и так далее. Я смотрела все его детские спектакли. Это входило в школьную программу. Не то чтобы мы ее сдавали, но в школе обязательно обсуждали. И его язык, его стихи заложили в нас какую-то аристократичность. Он заложил в нас своими стихами понимание чего-то большего, чем просто детские стихи.
Мои встречи с ним были немногочисленны. С такими людьми, как Сергей Владимирович, видеться часто и не нужно, потому что это люди закрытые, особенные, живущие какой-то особой внутренней жизнью. Они совершенно не нуждаются в том, чтобы без конца общаться и разговаривать, они самодостаточны, такая обособленность необходима для добывания энергии…
Мои встречи с Сергеем Владимировичем были всегда по делу. Он просил меня поставить одну его пьесу по Достоевскому, «Пассаж в Пассаже»[27]. А я никак не могла собраться, у меня актеров такого состава нет. И так до сих пор она у меня лежит в портфеле, надеюсь, что когда-нибудь я это сделаю, но как-то пока она у меня не выходит.
У нас в театре идут три его сказки. Вот сейчас репетируем «Трех поросят». Немножко финал переделываем, пишем от себя, потому что там волк падает через трубу в кипящий котел. На сцене это нереально сделать, и мы немножко изменили финальную сцену.
В «Трусохвостике» звери в падающем самолете поют гимн. Мы придумали это, когда только что был принят гимн РФ. И все это так и исполняется до сих пор.
Сейчас, перед началом спектаклей, мы говорим: эту сказку написал замечательный писатель и поэт Сергей Владимирович
Михалков. Повторите, дети! И дети повторяют. Так мы начинаем для того, чтобы дети запомнили его имя.
Когда я сама стала ставить его пьесы для детей, стало ясно, что он писал о взрослых. Там ни о каких детях речь не идет. «Три поросенка», например, – это сказка о лентяях, которые хотят красиво жить, веселиться, вкусно есть и ничего не делать. Труд для них – это кошмар! В другой детской пьесе зайцы занимаются рэкетом, выбивая лису из ее честно построенного домика. Тоже хотели ничего не делать и чтоб на них все работали. Абсолютно сегодняшний капитализм! Видимо, он писал детям о взрослых. О том, что если они будут такими, то вырастут мерзавцами. А цену мерзавцам он знал точно. Так я думаю, когда прикасаюсь к его детскому творчеству.
Михалков приходил на репетиции, сидел смотрел «Трусохвостика», «Зайку-зазнайку». Какая у него реакция была – чтоб я поняла! Он был абсолютно непроницаем. Вообще, он обладал необыкновенным юмором. Юмор этот заключался в том, что сам Михалков был совершенно отстраненным. Он как бы шутил вовнутрь себя.
Одна девочка в антракте подошла к нему и сказала: «Хочу прочитать тебе стихотворение». Он сказал, ну прочитай. Она запела: «Артиллеристы! Сталин дал приказ!..» До конца все спела, он сказал: «Молодец», и она ушла. Вот кто ее научил? Тоже была какая-то провокация. Ну и что? Он знал великого тирана. А мы кого знаем?
Выстоять во времени было очень непросто. Для этого нужно было обладать недюжинным умом, совсем не царедворческим. Мой учитель Юрий Александрович Завадский был сродни Сергею Владимировичу Михалкову. Это были люди одной породы. Они никогда не теряли чувства собственного достоинства. Они встречались с великими тиранами, и тираны любили их вовсе не за лизоблюдство, а за ум. Ум ценится во все времена. Михалков ни перед кем не гнул шеи. Как? Не знаю. Как Юрий Александрович
Завадский – не гнул шею. Как? Понятия не имею. Но я была ученицей Юрия Александровича, и я знаю, как он входил с прямой спиной и как сам его облик – человека не отсюда – вызывал уважение и интерес. Это огромные личности.
Помню, как Михалков стоял посреди Кремля, глядел поверх всех голов и был совершенно отстраненный. И с Путиным разговаривал абсолютно в той же манере. Не прогибаясь.
И я уверяю вас, что гимн Советского Союза – гимн гениальный. Правда, я все равно пою первый вариант слов: «Союз нерушимый республик свободных…» Мне нравится, что Союз – нерушимый. «Республик свободных сплотила навеки ВЕЛИКАЯ РУСЬ»! Это замечательный текст! Это мистический, сказочный гимн! Неужели кто-то не понимает, что этот замечательный поэт знал всегда, что мы – русские, и ни на секунду об этом не забывал. На русской культуре, и ни на какой другой, держится вся великая Россия.
Как человек, живший при монархии, Михалков прекрасно понимал, что люди должны быть послушны царю. А как же? Есть иерархическая лестница, она существует, везде, и в храме тоже. Написано в Евангелии: уважай начальство. Там так и написано! Иначе рушится порядок вещей. Что хорошего получилось, когда мы стали плевать в лицо начальникам? У нас разрушился порядок вещей.
Что я могу сказать? Что в лице Михалкова нас посетил инопланетянин, живущий совсем в другом времени, в другом отсчете; гуманоид, умудрившийся попасть на эту прекрасную планету, который каким-то образом адаптировался на нашей грешной земле, принял наши условия, но жил совершенно по своим законам. Он действительно инопланетянин, в этом я совершенно уверена. Пришелец, человек не от мира сего, что бы про него ни говорили. Это мои впечатления от него. Он не был забытовлен, он глядел на всех такими глазами, какими никто не глядел.
Он совершенно изумительно женился. Так жениться, как Сергей Владимирович, мало кто умеет. Он был верен своей жене до конца, верен в том смысле, что он ее не бросал. Остальное – это поэтические увлечения. Это обязательно. Без этого поэта нет. Из поэтов не выходят подкаблучники. Пушкин тоже был такой, поэтому погиб. И Михалков с Натальей Петровной Кончаловской понимали друг друга. Михалков был человеком, который понимал и принимал женский пол, а это тоже очень полезная вещь для накопления энергии. Как это можно Пушкина представить без всех его увлечений?! Никак нельзя. И даже такой достаточно острый критик, как Станислав Рассадин, который о Михалкове писал по-разному, отмечал, что Михалков – тончайший лирик и изумительный поэт.
Говорить о Сергее Владимировиче Михалкове в бытовом смысле невозможно! Он умел скрывать все свои слабости. Может, только Наталья Петровна знала по молодости. Вот кто мог сказать – это его жена. Скорее всего, по молодости он был хулиган, очень похоже. Но это было тогда, а потом вдруг… В мир иной он ушел гораздо раньше, чем умер. Помню, как сидел он с таким же отчужденным видом в каком-то посольстве, и к нему подошел Егор. Вот тут Михалков расцвел, стал с ним разговаривать, интересоваться, где он был, куда собирается… Интерес вспыхнул. А потом он опять закрылся. Вот только один раз я видела его включенным и семейным. Наверняка его дети и внуки знают его другим, но я таким видела его один раз. Больше никогда.
Записала Светлана Младова