Игорь Мотяшов[63] Весна патриарха

Игорь Мотяшов[63] Весна патриарха

Сергей Михалков однажды написал:

Я скажу вам по секрету,

что в поэзии служу,

потому что службу эту

очень важной нахожу.

Ветеран в годах немалых,

человек уже седой

и из всех людей бывалых

все же самый молодой.

Пережив инфляцию своих наград, званий и титулов, лишившись высоких должностей, Сергей Михалков остается в свои 90 лет знаковой фигурой эпохи.

Сергею Владимировичу Михалкову было четыре с половиной года, когда победила Октябрьская революция. Ему исполнилось 78, когда распался Советский Союз, и сочиненная писателем за двадцать лет перед этим событием смешная и трогательная сказка-предостережение «Праздник Непослушания» вдруг обернулась разрушительной явью. Не придуманный, но еще более абсурдный, чем в книжке, и учиненный не детьми, а вполне взрослыми «мальчиками и девочками» Праздник Непослушания, точь-в-точь по михалковскому сценарию, только не три дня, а целое десятилетие лихо отплясывал по российским просторам, разбрасывая кровавые брызги. И не было в стране человека, который так или иначе не поучаствовал в этом разгуле, по сей день ошущая его тяжелое похмелье.

Все 74 года, которые продержалась советская власть, Сергей Михалков рос, складывался как личность, жил и трудился в ее атмосфере, в окружении четверти миллиарда сограждан, которые, как и он, за редким исключением, даже мысленно не отделяли себя от государства. «Я был советским писателем», – назвал Михалков уже в новые времена одну из первых публикаций своих мемуаров. В этих словах – не простая констатация факта. В них – оправданные вызов и гордость…

В начале 1939 года, когда казалось, что недавние беззаконные расправы и отрежиссированные судебные процессы остались в прошлом, случилось массовое награждение писателей. В числе немногих удостоенных высшего в стране Ордена Ленина оказались всего два детских писателя – 50-летний Самуил Маршак и 26-летний Сергей Михалков. Последний был самым молодым из ста семидесяти двух, названных в наградном списке. За что такая честь? Славословил Сталину? Отнюдь. В стихах Михалкова этого периода нет не только имени вождя – нет ни упоминания о партии, ни слова «коммунизм», никакой политики. Зато есть забавные и поучительные истории из обыденной жизни детей, есть поэма про смешного, доброго и отважного великана дядю Степу, матроса-призывника срочной службы и лучшего друга «всех ребят со всех дворов».

Правда, после войны Михалков становится одним из руководителей Союза писателей, что, конечно, налагает на него определенные обязательства. В своих воспоминаниях он искренне сожалеет, что «по должности» подписывал коллективные письма с осуждением Б. Пастернака, А. Синявского, Ю. Даниэля, А. Солженицына, А. Сахарова. Но делал ли он это исключительно из страха потерять секретарскую должность и благорасположение партийных боссов? Ведь в то время (подобно другим «подписантам» – А. Твардовскому, Ч. Айтматову, В. Быкову, С. Залыгину, К. Симонову, С.С. Смирнову, Б. Слуцкому и прочим) он был убежден, что выступает не против личностей, а против отдельных их произведений или поступков, которые в условиях глобального противостояния враждебных систем наносили ущерб нашей стране, а стало быть, и ее гражданам.

Однако с началом перестройки именно Михалкова некоторые наиболее крикливые собратья по перу избрали мишенью для злобных выпадов, одновременно провозглашая осанну тем, чьи подписи стояли рядом с михалковской. А ведь в своей долгой жизни Михалков подписывал и другие письма. Например, осенью 1941-го вместе с Маршаком и Кукрыниксами Сергей Владимирович написал письмо В. Молотову, в то время первому заместителю Сталина в Совнаркоме и в ГКО, с настоятельной просьбой исправить допущенную НКВД ошибку и вернуть из казахстанской ссылки в Москву талантливого писателя, одного из создателей и руководителей Детгиза, участника Гражданской войны Г. Эймлера, немца по национальности, и его жену.

В течение 60—80-х годов, уже на моих глазах, С. Михалков по-отечески заботливо опекал самых талантливых, а потому и наиболее уязвимых для «политических» разносов детских писателей, в чьих рукописях и книгах ретивые любители вычитывать между строк крамолу и опасные «аллюзии» легко находили то «антипатриотический», то «антисоветский» подтекст. Не один Михалков знал, что лучшая «защита от дурака» – правительственные награды, почетные звания, лауреатство. Но именно он чаще других, опираясь на свое право входить в любые, в том числе и самые высокие кабинеты, выстраивал такую защиту для тех, кто в ней воистину нуждался.

Для Юрия Коринца он выхлопотал орден. Книги Юрия Коваля прикрывал непробиваемым щитом своих блестяще написанных предисловий. С трибун российских и всесоюзных писательских съездов никогда не забывал напомнить, что Эдуард Успенский один из лучших наших сказочников. Ленинградцу Радию Погодину, имевшему судимость за открытое выступление против пресловутого постановления ЦК партии «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», Сергей Владимирович по собственной инициативе добился возвращения всех боевых наград участника Великой Отечественной.

А сколько упорства проявили Михалков и Барто, чтобы сделать «выездным» многолетнего узника ГУЛАГа, замечательного писателя Льва Разгона! Каждый год они включали его в состав делегаций для зарубежных поездок то в Союзе писателей, то в Союзе советских обществ дружбы. И не их вина, что где-то, скорее всего на Лубянке, Разгона без объяснения причин вычеркивали из списка.

Уже в начале хрущевской «оттепели», едва дрогнул железный занавес, Михалков с петровской истовостью стал прорубать окно в Европу для советской литературы. В середине 50-х по инициативе Михалкова и Барто при Союзе советских обществ дружбы образуется детская секция, которую в течение первого десятилетия возглавлял Михалков. Со временем она выросла в многолюдную Ассоциацию деятелей литературы и искусства для детей, объединившую, помимо писателей и художников книги, представителей самых массовых профессий, имеющих отношение к эстетическому воспитанию детей и подростков. За годы работы в Ассоциации в разных странах мира – от Испании до Японии и от Индии до Исландии – побывали сотни преподавателей рисования, музыки, мастеров игрушки, работников детских библиотек, педагогов, психологов, режиссеров документального кино, сотрудников издательств, детских журналов и газет, критиков, историков и теоретиков детской литературы из всех союзных республик.

В 1966 году Михалков убедил «инстанции» в необходимости советского участия в работе Международного совета по детской и юношеской книге (IBBY). Он создает и возглавляет советскую национальную секцию IBBY. И хотя Михалков уговорил Госкомитет СССР по печати взять на себя оплату обязательных членских взносов, а также командировочных расходов наших представителей в руководстве IBBY и в жюри по премиям X. К. Андерсена, эти расходы не соответствовали тогдашнему статусу СССР как мировой сверхдержавы. Поддерживая престиж страны, Михалков в разные годы сделал несколько крупных пожертвований в фонд IBBY (картина П. Кончаловского, фамильные драгоценности).

Велика роль Михалкова и в возрождении выходившего еще перед Великой Отечественной журнала «Детская литература». При поддержке государства и Союза писателей этот журнал вскоре стал безусловным лидером среди своих иноземных собратьев.

К сожалению, многие из названных завоеваний в сегодняшней рыночной России полностью или частично утрачены. До наших дней, опять же в основном усилиями Михалкова, удалось сохранить участие в IBBY и журнал, который во всех отношениях стал еще лучше, но тираж снизился в десятки раз.

Но вот что обнадеживает. С крушением СССР С.В. Михалков потерял все заработанные многолетним трудом сбережения, пережил инфляцию своих наград, званий и титулов, лишился высоких должностей, увидел развал Союза советских писателей, услышал злорадное улюлюканье людей, которым немало помогал в прежние годы и уж во всяком случае был терпим и толерантен. И при этом ни на мгновение не сбился с шага, не пошатнулся, не упал духом, а легко и невозмутимо перешагнул через десятилетнюю пропасть Праздника Непослушания, будто его и вовсе не было, и как работал всегда, так и продолжает работать в меру таланта и сил, с непреходящим ощущением внутренней свободы и своей общественной востребованности. Потому что Михалков – он в постсоветской России, в сущности, все тот же

Михалков: большой писатель, крупная личность, человек легкий, необременительный для окружающих, не знающий чувства зависти, остроумный, умеющий относиться к себе с достаточной долей самоиронии. Глядя на Михалкова, понимаешь правоту молодого В. Шкловского, чуть ли не век назад сказавшего, что настоящее человеческое искусство не зависит от того, какого цвета флаг развевается над башней крепости…

2003 г.