Валентин Гафт[25]
Валентин Гафт[25]
…Он улыбался. Всегда был уверенный, сильный и спокойный. И никогда не заискивал. Его обаяние и ум сыграли свою роль. Они растопили даже злость людей из Кремля.
Его способность говорить с детьми в своих стихах на равных, на одном с ними языке держалась на том, что он сумел очиститься от идеологии приспособленцев, от идеологии ложных патриотов страны. Он прививал детям любовь к родине не через лозунги, а через свои детские стихи, пионерские песни и пьесы. В этом уже был знак честности и порядочности. Могу признаться, что даже я носил в то время красный галстук с гордостью. И даже был случай, когда подрался за него.
В отношениях с властью он ходил по проволоке. Мог оступиться – и всё. При этом он не казался человеком, умеющим приспосабливаться. Он производил впечатление порядочного человека, и его творчество, в свою очередь, ложилось на душу других порядочных людей.
В театре «Современник» очень долго шёл спектакль «Балалайкин и К°» по пьесе Михалкова, написанной для театра по роману М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия». Эта постановка 1973 года все время была под угрозой закрытия. На очередное обсуждение спектакля всегда приходили Георгий Товстоногов и Сергей Михалков при всех своих регалиях. (Кстати сказать, Михалкову очень шли ордена, несмотря на его насмешливую физиономию. У него даже фигура была совсем особенной. Не рабочий, не колхозник, не какой-нибудь утонченный интеллигент. Он был как нарисованный. Забавный и красивый. Вообще, мне он казался похожим на своего литературного персонажа – дядю Степу.) Михалков, отстаивая спектакль, говорил чиновникам: «Товарищи! Вы обратили внимание, какую пощечину мы влепили сегодня царизму?». Он их убеждал в том, что без Салтыкова невозможно понять революцию 1917 года. И убедил до поры, до определенного времени.
Спектакль был очень острым. Телевидение, снимая его, вырезало многие острые вещи. И все равно он сохранял свой критический, сатирический дух. Когда его все-таки сняли с репертуара, мы с Игорем Квашой, принимая участие в юбилеях Михалкова, всегда играли большую сцену из этого прекрасного спектакля.
Михалков за столом всегда был самым веселым, самым остроумным собеседником. Присутствие Михалкова поднимало уровень застолья на большую высоту. Мне довелось вместе с ним принимать участие в театральных банкетах по поводу премьерных спектаклей. Однажды он прослушал за столом мою эпиграмму в адрес режиссера Андрея Гончарова и сказал мне: «Не читай эпиграммы так, будто читаешь Маяковского». Мне его замечание запомнилось.
А ко мне лично он относился очень хорошо. Он звонил мне по телефону. Хвалил за то, как мы играли в «Балалайкине». Всегда говорил очень хорошие слова.
Как-то позвонил и сказал: «Валентин, сочиняй, пиши больше. У тебя это здорово получается. А я буду тебя издавать». Это было для меня началом всех начал. Я еще не был тогда поэтом.
Я считаю, что его басни будут жить столько же, сколько живет творчество И.А.Крылова. О драматургии не буду говорить, потому что она была хороша для своего времени. Сейчас, при совершенно другой структуре современного государства, понять его пьесы трудно. Из нашей жизни ушли навсегда некоторые понятия – пионерия, комсомол и т. д. Но при этом драматургические законы, по которым он писал, были человеческими. Очень ловко он сумел поймать взаимосвязь естественности с обязанностью личности. Когда человека обязывало к чему-то хорошему ношение красного галстука. То, чего, к сожалению, теперь нет. Это не означает, что надо призвать к тому, чтобы люди стояли и отдавали приказы. Внутри была какая-то вера, что человека это улучшает. Формирует его, очищает от гадости. Там и любовь детская, и юношеская, и всё остальное. Сергей Михалков будет жить очень долго.
Потом, какие корни у этой семьи? Суриков, Пётр Кончаловский, его дочь и жена Сергея Владимировича – Наталья Петровна, которая многое значила в культуре… И их дети – один лучше другого… Они подарили России талантливых людей, будучи сами высоко одаренными. Это семейство дало столько, сколько не вырабатывает само государство. Когда я слышу, как их ругают, я недоумеваю: как можно быть такими несправедливыми? Я сам никогда никому не завидовал, но мне кажется, что именно это чувство в основе нападок на Михалковых.
Мне долго приписывали эпиграмму, которой я не писал. Она была написана в XVII веке. В тексте поменяли фамилию и стали утверждать, что это я сочинил: «Россия! Слышишь этот зуд? Все трое по тебе ползут»… Она, может, неплоха была, но посвятили ее совсем другой семье. Я этого не писал и не хочу, чтобы меня с этим ассоциировали. Я отказываюсь от такой славы, потому что она как раз на руку завистникам Михалкова.
Однажды, когда мы еще не были знакомы, я увидел его на улице, узнал и прошел за ним целых пять кварталов по улице Горького. И очень благодарен судьбе за то, что потом она связала меня с ним и его детьми. Вот так.
Записал Виталий Максимов