Ольга Муравьева[56]

Ольга Муравьева[56]

Я так соскучилась по нему, мне так не хватает этого замечательного человека, с которым мы говорили обо всем. Кажется, «мое» ему было интересно. Теперь это так редко случается…

– Нн-ну, как у тебя дела? – говорил знакомый голос из телефонной трубки. Спрашивая таку редактора, многие подменяют значение сказанных слов, имея в виду: скажи, как там МОИ (издательские) дела.

Быстро соображаю, что сказать: «Эта книга в типографии, та на иллюстрировании…»

– Нн – нет, ты мне скажи, как у ТЕБЯ дела, – делает он смысловое ударение.

Теперь от ответа не уйти. Семья, книги, поездки, есть ли новые хорошие рукописи… – все выкладываешь как на духу.

Сергей Владимирович звонил в издательство довольно часто, примерно раз в неделю.

Приезжал чуть реже. И тогда по издательству разносилось: «Михалков у Муравьевой!» Все сбегались ко мне в кабинет: кто книгу подписать, кто поздороваться. Которые робели зайти, сновали мимо дверей, чтобы просто поглазеть… (Предполагаю, такое случалось в каждом издательстве.) Надо сказать, он всегда помнил в редакции по именам всех – не только старых знакомых, но и всех новеньких, которые не верили своим глазам – неужели это настоящий писатель Михалков! Только свои последние полгода Сергей Владимирович перестал живо интересоваться, а как дела у Наташи, Тани, Гали… Видно, уже неважно себя чувствовал. И тогда я (одна или с его редактором

Галиной Сергеевной Коненкиной) по делам приезжала к нему домой.

Стол мой, всегда заваленный рукописями, макетами, книгами, письмами, представлял для Сергея Владимировича большой интерес. Он всегда садился напротив. Брал рукопись сверху стопы, пролистывал и быстро ставил «диагноз»:

– Гг-говно! Нн-ну, что это за с-сти-ххи!

Припечатывал так припечатывал. Да и поделом: кто берет

в руки перо, головой отвечает перед читателем. Я очень жалею, что не записывала за ним, потому что за наше знакомство слышала от Сергея Владимировича много рожденных при мне «афоризмов», каких-то особенных. Так сказать мог только он. Просто потому, что так думал. А я думала, что он будет всегда: звонить, приезжать, работать, и что это счастье общения не закончится никогда…

Был жаркий июльский день 1985 года. На улице – парилка. В издательстве все ползают от духоты, точно мухи (дело происходило в стенах издательства «Малыш»). И тут открывается дверь, входит Сергей Владимирович Михалков. Яркий светлый пиджак, искра в глазах. Он приехал к своему литературному редактору – Степченко Элеоноре Васильевне. Сел на стул прямо напротив моего стола. Смотрит.

А я-то юная совсем. Куда глаза девать?!

– Вот, познакомьтесь, Сергей Владимирович, это наш молодой перспективный редактор, – говорит ему про меня, опираясь на букву «О» заведующий редакции художественной литературы Филев Борис Аркадьевич (к сожалению, рано ушедший), он был родом откуда-то из Поволжья.

Недолго думая, Михалков, к моему ужасу, говорит:

– Я теперь хочу работать с этим молодым перспективным редактором!

«Боже мой, куда спрятаться, под стол забраться что ли? И как… Как работать с таким великим?..» – можете себе представить, сколько разного в одно мгновение посетило мою бедную голову.

К счастью, Элеонора Степченко отнеслась к переходу автора от нее ко мне спокойно. Или, может, мне так показалось?!

Сергей Владимирович, переговорив с Борисом Аркадьевичем, засобирался и уехал.

С тех пор мы работали вместе – ив последние советские времена, и когда началось невероятное брожение в издательском мире (издательства открывались пачками, за издательское дело не брался только ленивый, потому и выпускали мусорную продукцию, а мы, тем временем, почти опустили руки: нам, казалось, профессионалы уже никому не нужны). Сергей Владимирович звонил и поддерживал нас, даже когда казалось, уже все развалилось…

2000 год. Рада, что мы с Галиной Сергеевной вдохновили Михалкова написать «что-нибудь»… Нам было все равно, что. Михалков не мог написать чепуху. Он быстро откликнулся и в следующий раз привез в издательство листок, исписанный с двух сторон. На одной стороне – стихотворение «Сладкоежки», на другой – «Пальчики». При мне сидел, исправлял имена героев стихотворения. Автограф с исправлениями, сделанными С.В. Михалковым, остался в редакции. Удивительно, что у него родились стихи для самых-самых маленьких. Как известно, для самых маленьких стихи писать труднее всего. Мы их быстро проиллюстрировали и издали. С тех пор самостоятельно и в сборниках эти стихи выдержали уже много-много переизданий.

Однажды Сергей Владимирович попросил меня прочитать книгу его воспоминаний:

– Почитай, скажешь, что мне дописать.

Работа не из легких. Пришлось влезать в литературные журналы, энциклопедии, сидеть в библиотеках. Когда я сделала, что смогла, Сергей Владимирович с благодарностью забрал книгу, распухшую от вклеек, подписей и надписей.

Прошло время. Я несколько раз спрашивала, удалось ли поработать над редактурой. Сергей Владимирович каждый раз говорил, что теперь ему тяжело иметь дело с прозой.

– Лл-лучше я тебе сс-стих-хи напишу.

Когда русские люди были еще редкими гостями в Тунисе, мы с мужем часто выезжали туда: он по делам, я – открывала новое туристическое направление для россиян. И так получалось, что каждый раз, когда я возвращалась оттуда, немедленно появлялся Сергей Владимирович. Увидев меня, румяную и посвежевшую, он долго расспрашивал про эту малоизведанную страну, до которой всего-то три с половиной часа лету и после которой люди так хорошо выглядят[57]. Вот что из этого вышло…

– Нн-на, возьми, когда помру, продашь на СОТБИС, – сказал однажды Михалков, с улыбкой протягивая разорванный конверт.

Мурашки побежали: на конверте был черновик двух его последних стихотворений «Стихия» и «Деревья» с посвящением Ольге Муравьевой.

В стихотворении «Стихия» речь шла об урагане, разыгравшемся в одной южной стране… Вероятно, память так запечатлела мои рассказы о Тунисе в голове у поэта. Или я со своим активным характером ассоциировалась у него со стихией?..

Стихотворения «Стихия» и «Деревья» были опубликованы в большом сборнике его произведений, которое издательство выпустило к 90-летию Сергея Владимировича Михалкова в 2003 году[58]. Из ложной скромности мы не поместили посвящение. Надеюсь, теперь исправимся, чтобы автор не обиделся.

Однажды Сергей Михалков неожиданно заговорил со мной о Боге. Впервые за двадцать с лишним лет знакомства. Ему было девяносто пять, без трех месяцев. Но это очень личное. Пусть это останется между нами: писателем и редактором…