Александр Стефанович[30] Человек в облаках

Александр Стефанович[30] Человек в облаках

Сергей Владимирович Михалков был одним из самых ярких людей, с которыми меня свела жизнь.

Во время работы над очередным сценарием мы встретились в Ленинграде. Он пригласил меня пообедать вместе в ресторане гостиницы «Астория». Мы вошли в этот огромный зал под куполом, но никто не спешил нас обслуживать. У входа похрапывал толстый человек в смокинге. Официанты бегали мимо с подносами, не обращая на нас никакого внимания. На столиках таблички с надписью «Зарезервировано».

Так мы и стояли посреди зала. И вот, когда пятый или шестой сотрудник общепита отмахнулся от нас, как от надоедливых мух, Сергей Владимирович набрал в грудь воздуха и истошным голосом закричал на весь ресторан:

– М-м-ме-трдоте-е-е-е-ль!!!

Присутствующие остолбенели. У едоков из рук попадали ложки, ножи и вилки. А, толстяк, спавший у двери, вскочил и понесся к нам, как бешеный хряк. Возле Михалкова он притормозил на своих копытцах и угрожающе захрюкал:

– Что случилось? Кто кричал?

Я ожидал, что возмущенный Михалков сейчас наорет на него.

Но, Сергей Владимирович посмотрел на толстяка с высоты своего почти двухметрового роста и тихо спросил:

– М-м-м-етрдотель? Вы п-п-очему не встретили п-п-о-се-тителей у двери?

То есть, не спустил на него всех собак, а просто и спокойно указал на неисполнение сотрудником ресторана своих должностных обязанностей.

Метр мгновенно пришел в себя, поднял глаза, увидел значок депутата Верховного совета СССР, звезду Героя социалистического труда и тоже окаменел. А когда до него дошло, что передним стоит главный редактор сатирического киножурнала «Фитиль», то он вообще будто стал еще ниже ростом и залепетал:

– Простите, простите, совсем замотался…

– Я з-заметил… – ответил ему с усмешкой Михалков.

Метрдотель засуетился. Нас усадили за специальный столик

на подиуме для почетных гостей. Официанты, выстроившись гуськом, принялись нас обслуживать, уставили весь стол деликатесами.

В конце обеда Сергей Владимирович поманил пальцем метрдотеля:

– С-сколько с нас?

– Одиннадцать рублей, двенадцать копеечек. Вот счет, – услужливо ответил тот.

– В-вы уверены? – спросил Михалков с некоторым сомнением, ознакомившись с калькуляцией.

– Абсолютно! – последовал ответ.

Михалков достал бумажник, протянул ему одиннадцать рублей и обратился ко мне.

– С-саша! У т-тебя м-мелочи при с-себе нет?

Я порылся в карманах:

– Вот восемьдесят с чем-то копеек… Дать на чай?

Но Михалков меня остановил:

– Д-дай д-двенадцать. Он н-на чай н-не заработал!

Общение с Михалковым всегда было занятным. Иногда неожиданным. С детства я знал его смешные сатирические басни. Некоторые помнил наизусть – про «Зайца во хмелю» или про то, что «есть у нас еще семейки, где с умилением глядят на заграничные наклейки…» И вот меня знакомят с ним, представляют как с режиссера будущего фильма по его сценарию (это был мой дебют в игровом кино – «Вид на жительство»). В просмотровом зале «Мосфильма» он посмотрел мою дипломную работу и, судя по всему, остался доволен, проникся. Одобрительно покачал головой и доверительно сказал почему-то:

– Я в-вчера т-только из Лондона прилетел. П-пиджак там новый купил. Т-твидовый. П-прямо в «Харродсе» брал…

И, как ребенок хвастается новой игрушкой, показывает мне лейбл самого роскошного английского магазина.

Сергей Владимирович был для меня не только соавтором, (а я снял три фильма по его сценариям и написал два сценария в соавторстве), но и учителем жизни. Больше всего меня в нем поражало какое-то невообразимое сочетание почти детской наивности и мудрости.

Помню, такой забавный случай. Я только что закончил фильм по мотивам его пьесы «Дорогой мальчик», сценарий которого мы с ним написали вместе. Это был первый советский мюзикл на музыку Давида Тухманова. Фильм получился необычный, озорной, с первыми снятыми в нашей стране музыкальными «клипами». Просмотр для Михалкова мы организовали в специальном зале «Мосфильма», где когда-то показывали картины самому Сталину. И вот появляется Сергей Владимирович, да не один, а с каким-то серьезным мужчиной в черном костюме и при галстуке. Садимся в зале, и я шепотом спрашиваю:

– Сергей Владимирович, это кто?

– Самый главный для тебя человек, – так же шепотом отвечает он.

Я думаю: «Неужели кто-то из отдела культуры ЦК КПСС? Или из Госкино? Может, новый министр?»

Гаснет свет, звучит веселая музыка, мелькают лихие кадры. Я поглядываю на товарища в черном костюме. Он сначала сохраняет серьезность, потом начинает хихикать, а в конце просмотра уже хохочет в голос и хлопает себя по коленкам. Зажигается свет, и Сергей Владимирович спрашивает его:

– Ну как?

– Смотрится, – отвечает мужик. – На такой фильм можно с женой сходить и детей привести. Музыка хорошая, и артисты отлично играют.

– Н-ну и л-ладушки, – произносит Михалков.

Мы спускаемся по лестнице, и я ему шепчу:

– Так кто это?

– Я же с-сказал – т-твой главный зритель, – отвечает он.

– Из ЦК? – уточняю я.

– Из к-какого еще ЦК?! – усмехается Михалков. – Это м-мой шофер, Гена.

– Вы меня обманули, – обиделся я.

– Я т-тебя н-не обманывал, Саша, – объяснил Сергей Владимирович. – Т-тычто, для ЦК фильм д-делал? Или, может, для министра кинематографии Ермаша? Т-ты кино для зрителей делал – т-таких, как Гена. И если он к-картину похвалил, значит, будет у-успех. Ач-что там Ермаш с-скажет – д-дел о десятое.

Он был большим человеком, в прямом и переносном смысле слова – председателем Союза писателей России, депутатом Верховного Совета СССР, Героем труда, многократным лауреатом Госпремий и т. д и т. п. При этом природа наградила его высоким ростом, и он всегда возвышался над толпой. Одевался элегантно. Быть в центре внимания ему нравилось. Однажды, в модном тогда клубе-ресторане Союза журналистов, он, стараясь произвести за столом впечатление на одну красивую даму, почти два часа поддерживал с ней беседу в стихотворной форме и отвечал на любые вопросы в рифму. Михалков делал это играючи. Пусть кто-нибудь попробует повторить и поймет, насколько это сложно, но зато как эффектно!

Он всегда имел свое мнение. Конечно, его положение давало ему независимость, и Сергей Владимирович мог позволить себе то, на что другие не решились бы. Как-то один высокопоставленный чиновник пожелал вступить в творческий союз и написал заявление: «Прошу принять меня в Союз пЕсателей». Прочтя заявление, Михалков поставил резолюцию: «В пЕзду таких пЕсателей»!

Михалков очень гордился своим детищем – сатирическим киножурналом «Фитиль», но даже ему «пробивать» некоторые темы было непросто. Он мне рассказывал, что однажды для «Фитиля» был снят сюжет про спекулянтов, торговавших золотом у известного ювелирного магазина на Арбате. И вдруг раздается звонок из Министерства внутренних дел:

– Вы ошиблись, в Москве, в образцовом коммунистическом городе, никакой спекуляции золотом быть не может. Такой сюжет на экраны не выйдет!

Тогда Сергей Владимирович позвонил министру внутренних дел Щелокову, договорился о встрече, приехал в МВД и предложил:

– Николай Анисимович, поехали на Арбат, но только не в вашей служебной, а в моей личной машине и без охраны. Я тебе покажу кое-что интересное…

Остановились они у магазина и из машины Михалкова стали наблюдать. Щелоков сам увидел, кто стоит с золотишком, а кто его покупает. На следующий день министр звонит:

– Сергей Владимирович, сюжет можно оставить. У МВД нет возражений.

Результат был достигнут.

Удостоенный всех высших наград и званий, Сергей Владимирович в жизни был человеком открытым и доброжелательным. Вероятно, именно эти качества так подкупали его маленьких читателей, которые зачитывались приключениями доброго милиционера «Дяди Степы». В одном из изданий этой маленькой поэмы в качестве иллюстрации было использовано портретное сходство с самим Михалковым. Но нарисовали его таким высоким, что он доставал до самого неба.

Сергей Владимирович помогал очень многим, в том числе и тем писателям, литературные пристрастия которых были от него весьма далеки. Так, совсем недавно Зоя Богуславская рассказала в телепередаче, что именно Михалков помог с квартирой Андрею Вознесенскому, когда им негде было жить. Работая с Сергеем Владимировичем в его кабинете, я был невольным свидетелем того, как люди звонили ему с разными просьбами и он никогда не отказывал в помощи.

Иногда ему звонили и по государственным делам. Помню, как он просил ответственного работника ЦК КПСС донести до высшего руководства страны необходимость утверждения нового текста гимна Советского Союза. В этом вопросе мнения в высших эшелонах власти разделились. Против выступал осторожный Суслов, главный идеолог партии. Михалков отстаивал свою позицию:

– СССР – единственная в мире страна, где у государственного гимна нет слов. У великой державы должна быть своя главная торжественная песня.

Сергей Владимирович – автор нашего государственного гимна. Напомню, что этот текст сочинялся и переделывался Михалковым несколько раз. Музыка А. Александрова уже существовала в 1938 г. в виде «Гимна большевиков». А спустя пять лет, в 1943-м, в самый разгар Великой Отечественной войны, новый текст был представлен на конкурс и утвержден как гимн Советского Союза. С 1955-го по 1977-й гимн исполнялся без слов. С 1977-го по 1991-й звучала новая редакция текста.

ГИМН

Союза Советских Социалистических Республик

Текст С. Михалкова и Г. Эль-Регистана Музыка А. В. Александрова

В 1991-м году Ельцин уничтожил великий Советский Союз, и этот гимн перестал звучать. Когда же униженная страна опомнилась и стала подниматься, музыка гимна была возвращена и Сергей Михалков написал новый текст: «Россия – великая наша держава! Россия великая наша страна!» Далеко не всем «доброжелателям» нравилась позиция Михалкова. Когда один из них язвительно сказал: «Сергей Владимирович! А стихи-то не того…», – Михалков ответил: «Может, и «не того», а слушать будешь стоя!»

Но к гимну страны всюду отношение особое. А вот что касается сатирических произведений, то Сергею Михалкову часто приходилось преодолевать серьезное сопротивление, чтобы довести их до зрителей или читателей. Существует миф о том, что все его произведения тут же печатались, ставились, инсценировались, а критики заранее сочиняли хвалебные статьи. Так говорят люди, не имеющие представления о реальности. Чтобы не быть голословным, я приведу выдержки из статьи в газете «Нью-Йорк тайме». Опубликовано 2 декабря 1979 года. Автор Энтони Остин.

«МОСКВА БОИТСЯ САТИРИЧЕСКОГО ФИЛЬМА».

«Едкая киносатира на коррупцию и привилегии советских высокопоставленных кругов была показана ограниченной московской аудитории, несмотря на явную неуверенность – будет ли разрешен её показ в центральных кинотеатрах.

«Пена» – адаптация для кинематографа одноименной пьесы Сергея Михалкова, находящейся в театральном репертуаре в течение двух лет. Но этот литературный материал был настолько осовременен и заострен, что имеет гораздо большее воздействие. Отсюда неопределенная судьба фильма.

Законченная десять месяцев назад, с участием ведущих советских кинозвезд под руководством Александра Стефановича, 35-летнего режиссера, отмеченного рядом призов за свои талантливые ленты, эта картина была показана в ряде больших и малых городов. Но, кажется, это не было замечено прессой, и фильм держали подальше от Москвы. Такой запрет в СССР часто распостраняется на работы, затрагивающие болезненные темы. На данном примере мы убеждаемся, что стоит затронуть основы общественно-политической системы, произведению уготовано только скромное существование.

Двадцать третьего ноября «Пена» была показана в московском Доме кино в присутствии двух тысяч кинематографистов и избранных гостей. Смех, который наполнял зал, не оставлял сомнения в успехе фильма. Но, тем не менее, нигде в московской прессе не было упоминания об этом. Не было также и намеков на то, чтобы запланировать показ фильма в городских кинотеатрах, предложить его на экспорт или заявить для участия в международных фестивалях. В любом случае, «Пена» – это первая советская сатира за 10 лет, которая «режет мясо близко к кости». Объектами сатиры в этом незаметном в Советском Союзе жанре обычно бывают бюрократы низкого уровня. Сценарий же мистера Михалкова и мистера Стефановича метит гораздо выше. Центральная фигура фильма – Павел Павлович Махонин (в блистательном исполнении Анатолия Папанова) имеет ранг, приближенный к министерскому.

В огромной московской квартире Махонин купается в роскоши. Датское пиво, американские джинсы и модные побрякушки его жены и дочери говорят о закрытых для широкой публики магазинах, где необходимы специальные купоны, которые доступны только тем, кто занимает высокое положение. Отдельная тема – наличие в Москве «черного рынка».

Этот фильм выгодно отличается от заурядной советской пропаганды. Он направлен против социально вредных явлений, благодаря острому взгляду его авторов, их изобретательности и современному сценарному решению»[31].

Работать с Михалковым было легко и весело. Он часто рассказывал занимательные и поучительные истории. При этом, несмотря на существенную разницу в возрасте и «весовых категориях», если я отвергал что-то из его сценарных предложений, то это воспринималось им без всяких амбиций. Помню, как однажды во время работы над сценарием той же «Пены» я забраковал «сценку на охоте», которую Сергей Владимирович написал без моего участия, просто по вдохновению. Мне показалось, что она выпадает из гротескового жанра будущего фильма.

– Н-не хочешь, не снимай! – примирительно сказал Михалков. – Я эту с-сценку в другую свою пьесу вставлю, о-очень она мне нравится.

А пьесы у него были талантливые, так и просились на экран. Достаточно вспомнить неувядающую комедию «Три плюс два» с Андреем Мироновым, Евгением Жариковым, Натальей Кустинской и Натальей Фатеевой по его пьесе «Дикари».

Мы с ним обсуждали экранизацию его трагикомедии «Эцитоны Бурчелли» и даже собирались написать оригинальный сценарий народной драмы «Алена Арзамасская» о сожженной на костре бунтарке, сподвижнице Степана Разина, где в главной роли должна была сняться моя тогдашняя жена Алла Пугачева.

Кстати, к нашему с Аллой браку Сергей Владимирович тоже приложил руку. Когда у нас дело дошло до свадьбы, то я открыл свои сберкнижки и обнаружил, что выплату довольно приличных «авторских» задержали, а после покупки новой машины нужно было срочно пополнять кошелек. Обратился к Михалкову: мол, поиздержался я за лето, не дадите мне тысячу рублей? (Это была средняя зарплата советского человека за год). В долг, разумеется… Он выручил. Так что, можно сказать, нашу свадьбу мы гуляли на деньги Сергея Михалкова.

Правда, в другой раз он не смог мне помочь, хотя и пытался. Однажды, на меня «наехал» сотрудник Комитета государственной безопасности. По какому поводу – долго рассказывать. Но в результате меня уволили с «Мосфильма». Я оказался наули-це. Ходил весь черный. Туда ткнулся, сюда – везде отказ. Люди разводят руками. Ты же понимаешь, кто против тебя – КГБ!

В отчаянии, обратился к Михалкову.

– Н-н-не отчаивайся, сссейчас п-позвоню… – сказал он и потянулся к «вертушке». – Иван Павлович? Здравствуйте! М-мми-халков говорит. С-с-лушайте, что-то это ввваше ведомство обижает мммоего соавтора? Не тттрогайте его, хороший человек, я за нннего ручаюсь. Фамилия? Стефанович. Да, режиссер «М-ммосфильма». Да? Ч-что вы говорите? Понятно…

Поворачивается ко мне и произносит с некоторым удивлением:

– Саш, я ннничего не могу сделать…

А звонил он зампреду Пятого управления КГБ. И чтобы тот отказал самому Михалкову! Я понял, что дела мои совсем плохи.

Правда, потом все разрешилось. Но Сергею Владимировичу я был очень благодарен за то, что он, не раздумывая, сразу вызвался помочь. И вообще, я благодарен судьбе за то, что мне повезло общаться и работать с этим выдающимся человеком.

Я уже говорил, а, сейчас повторю еще раз – меня удивляло в нём поразительное сочетание почти детской непосредственности, наивности и мудрости. Как-то мы заговорили о границах, о «железном занавесе», который был тогда суровой реальностью. И он неожиданно прочитал мне свое очень грустное стихотворение, где шла речь и о свободе передвижения, и о смысле человеческой жизни:

Облака, облака —

Кучерявые бока,

Облака кудрявые,

Целые,

Дырявые,

Лёгкие,

Воздушные —

Ветерку послушные…

На полянке я лежу,

Из травы на вас гляжу.

Я лежу себе мечтаю:

Почему я не летаю,

Вроде этих облаков,

Я – Сережа Михалков?!

Это было бы чудесно,

Чрезвычайно интересно,

Если б облако любое

Я увидел над собою,

И, движением одним,

Оказался рядом с ним!

Это вам не самолёт,

Что летает «до» и «от».

«От» Москвы «до» Еревана

Рейсом номер двадцать пять…

Облака в любые страны,

Через горы, океаны

Могут запросто летать.

Выше, ниже – как угодно!

Тёмной ночью, без огня!

Небо всё для них свободно!

И в любое время дня!

Скажем, облако решило,

Посмотреть Владивосток.

И поплыло,

И поплыло…

Дул бы в спину ветерок!..

Плохо только, что бывает,

Вдруг, такая ерунда:

В небе облако летает,

А потом, возьмёт, растает,

Не оставив и следа!

Я не верю чудесам,

Но такое видел сам!

Лично!

Лёжа на спине.

Даже страшно стало мне!

Как-то Сергей Владимирович подарил мне текст государственного гимна СССР с надписью: «На память моему режиссеру, Саше Стефановичу, от автора». Его подарок всегда висит у меня в квартире на видном месте.