3. СМЕРТЬ В ОБЛАКАХ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

3. СМЕРТЬ В ОБЛАКАХ

15 января над Грозным погиб Николай Баиров — мой хороший боевой товарищ. Мы с ним вместе в Афганистане воевали, он у меня там частенько ведомым летал. Потом наши дорожки разошлись — Коля отправился служить в ЗГВ, в Германию, а я остался в Союзе, поступил в академию. Позже Колю вместе с полком перебазировали в Буденновск, а когда началась первая чеченская война, буденновский полк по настоятельной просьбе летчиков перебросили в Моздок. Дело в том, что «боевые» тогда платили только в виде командировочных и это были очень существенные деньги. Но если воевать с места основной дислокации, из Буденновска, никаких командировочных не полагается. И вот именно по этой, исключительно шкурной, причине, буденновский полк перевели в Моздок, а нас, краснодарских, посадили не в Моздоке, а на буденновский аэродром.

И вот вызывают меня на командный пункт в Буденновске. Прихожу, а там сидит командующий воздушной армией Владимир Сергеевич Михайлов. Объясняет задачу: войска несколько дней не могут взять здание бывшего ЦК Чечено-Ингушетии в Грозном, ныне Дом правительства на площади Ленина, где засел Дудаев. Необходимо провести разведку, установить возможность работы по «дворцу Дудаева». Говорит, как скажешь, что можно работать, запустим штурмовики с тяжелыми ракетами или бомбами. Дело в том, что очень хорошо укрепили этот дворец, пехота не могла ничего сделать, потери были очень большие.

А погоды все нет — дожди льют третью неделю подряд. Но приказ получен, вылетаю на разведку парой Су-25 — я ведущий, а ведомым шел Игорь Бабаков. Взлетели нормально, у нас в Буденновске облачность 600 метров по нижнему краю. А когда подошли ближе к Грозному, там было очень плохо — сплошная облачность. Верхний край — где-то 2200 метров, а где нижний, я не знаю, не видно нижнего края вообще. А ведь вокруг горы, там вслепую не полетаешь, в горах в облаках снижаться нельзя.

Покрутился там, над городом, немного, хотел уже доложить, что ничего нельзя сделать, потом увидел в разрыв в облаках аэропорт «Северный», я там взлетную полосу увидел. Игорю говорю, чтоб оставался на месте, в большую коробочку встал и меня дожидался.

А сам решил в эту дырку над взлетной полосой проскочить. Начинаю снижаться, вхожу в облака, потому что точно знаю, что впереди должна быть дырка. Идешь в облаках на ощупь, как котенок слепой, ни черта не видишь. Наудачу начал снижаться по радиовысотомеру, уже высота метров двести, и вдруг — раз, вынырнул из облака прямо над полосой. Думаю, ничего себе — нижний край всего двести метров!

А ведь командующий говорит, что нужно не просто летать, а бомбить! С двухсот метров, конечно, можно бросать бомбы с горизонта, но, если будет еще хоть немного ниже — уже только штурмовые бомбы годятся. Я не помню, были ли они у нас вообще в Чечне.

Есть, конечно, вариант — бомбометание с рикошетом. С высоты метров 30 оно проводится, над водой — суда так топят, им в борт бомба прилетает. Над землей, теоретически, так тоже можно делать, но не факт, что сработает, — бомба скорее сдетонирует об землю при первом ударе.

Обдумываю все это, разворачиваюсь через север и ухожу в центр города. Вижу окраины, а иду очень низко, под облаками. Тут облачность начинает еще больше снижаться. Лечу к центру города, мне ведь надо найти этот дворец, а его не вижу.

Плюс тянет к северо-востоку дым — это горит грозненский нефтеперерабатывающий завод. Высотки еще стоят, тоже не подарок — на такой высоте я их вполне могу зацепить.

Потом облачность упала уже до 160 метров! Гляжу, а вот он, дворец Дудаева, проскочил у меня по левую руку. Там уже речка Аргун появилась, я над ней развернулся левым разворотом, пошел обратно. Опять ищу дворец, смотрю — нет нигде. Потом раз, опять вижу, уже по правому борту. Проскочил, конечно.

Т. е. прицелиться по дворцу я не могу в принципе. И никто не сможет, потому что я опытный пилот, и, если мне это нельзя, значит, никому нельзя.

Тут начали по мне стрелять — вспышки пошли в воздухе. Очухались чеченцы там, внизу, раздражает их мой самолет, хоть они его в облаках и не видят, но слышат хорошо.

Ладно, думаю, левым разворотом туда не пойду, они меня там ждут слева, захожу справа. И тут вспоминаю, что там рядом должна быть телебашня, которой я вообще не вижу, и вот ее я сейчас со всеми этими маневрами точно найду.

Ухожу с большим креном и скоростью, чтобы не попали.

Делаю третий заход. Нахожу дворец, но снова не вышел на него в лоб, он у меня слева остался. Т. е. с трех заходов я не могу в цель прицелиться — со мной такого никогда не было.

Потом еще один заход на дворец сделал, тоже безрезультатно, и тут меня уже всерьез поливать начали, изо всех видов оружия.

Стало ясно, что, если еще заход сделаю, меня собьют. Они уже пристрелялись и ждут меня. Вытащат ракету типа «Стингер», и все, придется прыгать над городом.

Я развернулся, набрал высоту, ушел к Игорю. Докладываю командующему: «Погоды нет. Работать нельзя».

Он отвечает: «Ладно. Возвращайтесь». Ну я забрал ведомого, мы и полетели на базу.

А там минут 15 лететь всего. И уже на подлете, когда переходил на стартовый радиоканал, услышал в эфире голос Игоря Свиридова, однокашника моего, он был заместитель командира буденновского авиаполка.

А слова он произносил такие: «Да, условия для работы есть. Все нормально, поднимайте 134-го и 135-го».

Интересно, думаю, где это он работать собирается?

Слышу ответ: «134-й и 135-й взлетают!»

Ну и ладно, думаю, взлетают и взлетают. Мало ли где еще по Кавказу коллеги работают.

Захожу в Буденновск на посадку, садимся. Прихожу на командный пункт. Там сидит Михайлов и командир буденновского полка Сергей Борисюк.

А с ним вечно пикировались. Его машины всегда с повреждениями возвращались, а мои — без. Но у них дырки были вроде как знак доблести, а у нас — знак глупости. Плюс он полковник, командир полка, а я, будучи заместителем командира полка, вроде как старший над ним, раз командую нашей общей авиагруппой. В общем, не было контакта с ним.

Докладываю командующему: «Товарищ генерал! Погоды нет. Мои летчики не полетят работать. Невозможно выполнить задачу».

А вместо командующего мне Борисюк отвечает, с такой торжествующей ухмылкой: «Ну посидите на земле. У вас не такая подготовка, ха-ха. А вот мои уже полетели, и они задачу выполнят».

Я не выдержал, дерзко ему ответил: «Ваши, конечно, хороши. Все вечно в дырках, зато подготовка хорошая!»

Борисюк говорит, что его люди выполнят задачу, что они подняли комэску и замкомэску, и что эти пилоты не чета моим. Начал я ему было опять дерзить, но генерал нашу перепалку пресек.

А рации на КП включены постоянно. И вдруг слышим громкий крик по рации:

«Попали!! Я 134-й! В меня попали! Уходим!»

Командующий засуетился, забормотал в рацию: «Что происходит, 134-й, что такое… Где ведомый?» А 134-й ему отвечает, что не знает, а сам уходит, потому что повреждения серьезные.

Я стою, смотрю на Борисюка. Он тоже кричит в рацию: «Что происходит, что такое…»

Я командующему говорю: «Ну что, доигрались?» Он будто не слышит, бубнит свои вопросы в рацию.

Начали запрашивать второго летчика, он не отвечает.

Первый говорит, что имеет большие пробоины, ведомого не видит. А ведомым был Коля Баиров.

Командующий отдает приказ: «Полеты немедленно прекратить, всех вернуть на базы».

А ведь он раньше хотел еще другие группы поднять, из Моздока, Грозный бомбить.

В тот день мы так и не узнали, что случилось с Колей. Вернулся комэска, его ведущий, у него полхвоста нет, явно снарядом попали. Еще крыло у него было пробито.

Потом выяснилось, что, когда я сообщил о плохой погоде, из Моздока подняли пару Су-25 на разведку. У них нижний край облаков 400 метров был, вот они под облаками и пошли до самого Грозного. Думаю, сами они даже не пытались прицеливание производить, хотя их посылали именно для этого. Ведь для чего летит разведчик? Чтобы определить возможность бомбометания. Если я, летчик-снайпер, не смог прицелиться, значит, у них тем более не получится. Но они об этом никому не сказали — очень им хотелось Героев получить.

Эти разведчики сообщили командованию, что работать можно. И тогда на КП подняли пару для бомбометания из Буденновска, с Колей в качестве ведомого.

Пришла эта пара, а цели не видят. Они начинают ее искать. А враг уже готов давно, ведь это уже третья пара самолетов здесь, над дворцом, крутится.

Я сомневаюсь, что они тогда вообще город нашли. Потому что самый удобный заход

был со стороны севера, где нижний край был 200 метров, а потом к центру до 160 снижался.

Но они заходили с юго-востока, там, где город Шали. А там горы. Они один заход сделали, комэска цель не нашел, пошли на второй заход. И там их впрямую из «шилки» расстреляли. Четырехствольная пушка, калибра 23 мм — серьезная вещь. Они одной очередью их обоих срезали, повезло, что первого тоже не завалили, в рубашке родился. Ему крыло и полкиля срезало, самолет потом сразу списали, ремонту не подлежал.

Второй самолет разрезали пополам, но Коля успел катапультироваться. К сожалению, высота была маленькая, под облаками ведь шли, и там метров сто от силы было. И Коля сразу попал в плен к чеченцам.

На следующий день нашей пехоте подкинули его голову — в каску положили и бросили со словами «заберите».

Несколько дней не было вылетов. Потом, когда погода пришла, от буденновского полка слетала пара, выпустила ракету по дворцу, и все закончилось — чеченцы догадались, что сейчас так будет постоянно, и все разбежались оттуда, только пятки сверкали.

Почему раньше нельзя было это сделать, когда погода была? Не знаю. И никто этого не скажет, кроме Павла Грачева.

Когда узнали, как Коля погиб, мы все собрались на поминки, конечно. Говорили полагающиеся слова: «вечная ему память», «будем мстить за него» и т. п.

Он сам калмык был, приехали родные из Калмыкии, забрали пустой гроб с одной Колиной головой, уехали, в Элисте похоронили.

Посмертно Коле дали Героя, чтобы семью поддержать. Это очень правильно было сделано, потому что никакие другие награды для российских военных смысла не имеют, это все просто цацки железные. А вот Звезда Героя очень сильно семье погибшего помогает — пособие почти тысяча евро в месяц, бензин 100 литров на месяц дают, всякие коммунальные платежи, путевки, билеты и т. п. за счет государства.

В буденновском полку потом и Свиридов погиб, который Колю на цель наводил, и ему тоже Героя дали посмертно. Свиридов и его ведомый в одном вылете воткнулись в гору. Потом в облаках погиб Игорь Безрядин — я его в Арцизе еще учил, хороший был летчик, смелый, талантливый. Но как попал в этот полк, будто заразу подхватил — тоже в облаках погиб. Воткнулся в гору, причем никто даже не стрелял по ним, просто выполняли маневр. Ведомый, старлей, еле выскочил, по верхушкам деревьев прошелся, а потом списался из армии, потому что психологически сломался, молодой еще был.

Вообще, у них в буденновском полку была какая-то маниакальная потребность летать в горах именно в условиях низкой облачности. Вот, если я вижу облако в горах, я его облетаю, потому что я не знаю, что там, за облаком, а они норовили все облака насквозь пролететь. Ну и долетались.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.