Кукла. (Гражданская война. Голод. Пайки. Але 9 лет)
Кукла. (Гражданская война. Голод. Пайки. Але 9 лет)
После трудной репетиции с 10 утра до 4 часов дня иду из театра голодная к себе домой, на Малую Молчановку, дом 6. Дохожу до своего подъезда. Нет, абсолютно нет никаких сил подняться на 4-й этаж. Стою. Думаю. Что делать? В квартире у меня ни-ко-го! И нет у меня там ни-че-го. Пойду к Марине. Считаю: 20 шагов до Ржевского переулка, 15 шагов до Большой Молчановки, 10 шагов кругом Церкви Николы на курьих ножках. Свернуть вправо в Борисоглебский переулок — 10 шагов до дома № 6. Шесть шагов по лестнице до 2-го этажа. 61 шаг! Решаюсь, иду. На двери у Марины висит деревянный молоток. Стучу. Открывает Аля. Вхожу в столовую, большую, прохладную комнату с камином и с потолочным окном-фонарем. В середине большой круглый стол. Вокруг него уютные стулья красного дерева. У стен большие книжные шкафы. На стенах картины и портреты. Марина стирает на большом столе полинялую мужскую рубашку. Расстелив ее на столе, она намыливает одежную щетку и из всех сил трет ею рубашку поэта Миндлина,[97] которого Марина приютила у себя.
— Бросьте, Марина, стирать такую дрянную рубашку, да еще такому дрянному поэту.
— Неправда! Вы сегодня злая, у него есть очень хорошие стихи! — спорит Марина. — И потом, кто же ему выстирает? Он такой бедный, такой одинокий в Москве.
— Путь сам стирает! У него руки больше ваших и здоровее ваших.
— Не ворчите, Маруся! Его надо жалеть… А вы, наверное, голодная: У нас есть борщ! Аля! Поставь скорее борщ разогревать! Там еще есть кусочек мяса для вас.
Тщательно выполоскав рубашку, Марина вешает ее на спинку стула красного дерева.
— Марина! Знаете что? Я хочу вам предложить… вот что… Хотя… Вы, наверное, откажетесь.
— Обязательно откажусь. Я сейчас запоем пишу…
— Очень жаль. Вахтанг Леванович Мчеделов…[98]
— Вы знаете его по школе Халютиной, дал мне два билета на послезавтра во 2-ю студию на премьеру. Все говорят, что очень интересный спектакль. Пойдемте, Марина!
— Давайте отложим это до завтра. Приходите к обеду и тогда решим, идти или нет. Аля! Борщ вскипел?
— Да! — кричит Аля. — Кипит!
— Сними его, налей в тарелку и неси сюда! на стол!
Осторожно передвигая ноги, Аля напряженно глядит в тарелку, крепко вцепившись в ее края. Медленно двигаясь к столу, ставит тарелку с борщом на край стола и глубоко облегченно вздыхает. Марина близоруко нагибается над тарелкой и недовольным голосом:
— Аля! Почему ты никогда не делаешь так, как тебе велят? Я тебе ясно сказала: «Там остался кусок мяса, положи его Марусе в тарелку!»
Аля краснеет до слез и, встав на цыпочки, обняв Марину за шею, что-то нервно шепчет ей в ухо. Марина слушает и… вдруг закатывается таким неудержимым смехом, что никак не может выговорить какое-то слово.
— Я думаю, там кусочек мяса, а там Алина кукла! Аля! Возьми другую тарелку и принеси в ней эту куклу! Осторожно вынимай! Не обожгись!
Марина долго и внимательно разглядывает маленькую фарфоровую мокрую куклу со всех сторон и созерцательно:
— Вот черти! Как замечательно делают! Три с половиной часа борщ кипел, когда его варили. Почти неделю ежедневно разогревали его до кипенья, а кукла… как была, такой и осталась. Глаза, брови, губы, все краски точно сейчас из магазина! Только вот… бархатное платье… оно было темно-лиловое, а теперь — бледно-розовое. Будете есть борщ?
— Буду! — сказала я. — От ее платья, я думаю, не отравлюсь?
— Борщ очень вкусный, — говорю я, — но как попала кукла в борщ?
— Я помню, она лежала на столе рядом с мясными костями — сказала, задумавшись, Марина — я спешила очень и сгребла все в кастрюлю..[99]