ТАЙНА ГРОБА НУМЫ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ТАЙНА ГРОБА НУМЫ

Энний создал целое возвышенное и несколько туманное учение (недаром Гораций пишет, что он впадает в «пифагорейский бред»). Прежде всего он решил перевести для римской публики Эпихарма. Эпихарм был учеником Пифагора (Diog., VIII, 78). «Он переложил в стихи мысли пифагорейских мужей и, скрывая учение Пифагора под видом шутки, таким образом распространял их» (Jambl. Vit. Pyth., 226). Его комедии имели какой-то особый, ни с чем не сравнимый блеск. Платон даже ставит его наравне с Гомером и говорит, что в комедии Эпихарм сделал то же, что Гомер в трагедии (Theaet., р. 152 DE). Естественно, звучные яркие стихи Эпихарма запоминались куда лучше, чем ученые трактаты философов. Поэтому Энний справедливо полагал, что для римлян они подойдут лучше.

Энний вслед за Эпихармом считал, что бог не имеет человеческого облика, но есть некий дух. Юпитер — это сияющее небо (Cic. Nat. deor., II, 4). Юнона — Земля, а Прозерпина — Луна (Enn. Epich., 10–14). Вся вселенная состоит из четырех элементов: вода, земля, дыхание и солнце (ibid., 3). Земля представляет собой тело, а огонь — дух, или мысль, ее пронизывающая (ibid., 7). Небо представляет собой величественные синие храмы. Такие же, но только темные храмы лежат в недрах земли, в области Ахерусии. Там живут какие-то бледные образы усопших. Души после смерти переходят в другое тело, обычно в животных. Душа есть часть солнца, которая всецело дух (ibid., 8–9). Но, как мы видели, есть люди, которые уже не перерождаются, но восходят к Млечному Пути и становятся небожителями.

Энний был человеком очень общительным и, наверное, делился своими мыслями со многими друзьями. Возможно, у него были ученики и последователи. Возможно, он сам и его друзья были учениками какого-нибудь прибывшего в Рим пифагорейца. Во всяком случае несомненно, что в Риме в то время возник кружок пифагорейцев. Это можно восстановить из многих указаний. Энний пишет пифагорейские поэмы. Сами идеи пифагорейцев носятся в воздухе. Плавт, поэт плебеев, который и понятия не имел о философии стоиков или эпикурейцев, оказывается, неплохо знает о пифагорейцах. Один из его героев говорит, что он верит в переселение душ и даже предполагает, что знакомый ему сводник сделается в будущей жизни голубком (Plaut. Rudens, 887–890). В другой пьесе упоминаются satilla, частички мировой души, пронизывающей согласно Пифагору вселенную (Plaut. Trinum., 492). Эти подчас туманные для нас намеки были сразу понятны самой широкой публике. Но самое главное свидетельство существования кружка пифагорейцев — это странное предание о Нуме и еще более странные, прямо-таки фантастические события, потрясшие Рим на рубеже III–II веков до н. э.

История говорит, что основал Рим царь Ромул. То был пылкий и неукротимый воин, истинный сын Марса, убивший в стычке родного брата. Всю жизнь Ромул провел в походах и очень мало заботился о мирной гражданской жизни. Религия была в небрежении, и Рим словно бы был лишен души. Вот душу-то и вложил в него второй царь Рима Нума Помпилий. Об этом Нуме в народе рассказывали бесчисленное множество преданий и легенд, как у нас о Владимире Красном Солнышке. В этих рассказах он предстает перед нами как настоящий сказочный герой. Передавали, что у него была жена, фея Эгерия. Она, подобно героиням наших сказок, научила мужа, как изловить лесных чудищ Пика и Фавна. Нума подмешал вина в воду источника, из которого пили эти два дива. Они захмелели, и царь схватил их. Тут они стали оборачиваться всякими тварями, но Нума крепко держал их, пока те ему не покорились и не свели с неба самого Юпитера. В доме Нумы чуть не каждый день происходили удивительные чудеса. Иной раз сойдутся к нему гости, сядут за его простой стол, уставленный грубыми горшками со скудной пищей, и вдруг, как по мановению волшебной палочки, горшки превращаются в драгоценные кубки и блюда, а бедная еда — в изысканные яства (Plut. Num., 15; Ovid. Fast., III, 290–330).

Но неожиданно о царе Нуме стали рассказывать совсем другие вещи. Из героя сказки он превратился в мудреца-философа. Говорили, что уже в юности он был задумчив, погружен в себя и мечтал о нездешнем. Однажды он повстречал мудреца Пифагора, приехавшего в то время в Италию. Философ открыл ему сокровенные тайны своего учения. С тех пор Нума охладел к будничной жизни. Целыми днями скитался он по лесам и рощам, быть может, пытаясь услышать отзвуки музыки сфер.

Став царем Рима, Нума решил дать своим подданным под видом религии пифагорейское учение. Он запретил делать изображения богов, полагая вслед за своим учителем, что у бога нет ни рук, ни ног, а это лишь дух святой и чудесный, и потому грешно изображать его в виде человека. Затем он по завету пифагорейцев запретил совершать кровавые жертвы. Словом, весь установленный им ритуал даже в деталях удивительно напоминал пифагорейский (Plut. Num., 14). Так Рим превратился, по существу, в пифагорейскую общину. Эта чистая религия просуществовала 170 лет. Исказили ее последние цари Рима — Тарквинии, по происхождению этруски. Они стали ставить статуи богам, ввели кровавые жертвы, и религия Рима стала грубой и жестокой, как и все народные культы (Plut. Num., 8; Varro apud Aug. C.D., IV, 31).

Предание о Нуме вошло в плоть и кровь римлян. Все были уверены, что создатель их религии был пифагореец. Но вот скрупулезные исследования античных историков повергли ее в прах.

— Публий Африканский, достоверно ли предание о том, что царь Нума был учеником самого Пифагора и во всяком случае пифагорейцем? Ведь мы часто слышали это от старших и полагаем, что это всеобщее мнение.

Так спрашивает Эмилиана один из участников диалога Цицерона «О государстве». И вот какой убийственный ответ он слышит:

— Все это неверно, Манилий. Это не просто выдумки, но выдумки нелепые и невежественные… Пифагор приехал в Италию приблизительно через сто сорок лет после смерти Нумы (Cic. De re publ., II, 28–29).

Итак, рассказ о пифагорейце Нуме — ложь. Но откуда в таком случае могла возникнуть эта легенда? Первое само собой напрашивающееся предположение: раз заповеди Пифагора и Нумы настолько схожи — «они родные братья», по выражению Плутарха, — то естественно возникло мнение о заимствовании. Долгое время европейские ученые так и думали. Еще Буассье как непреложный факт сообщает, что Рим 170 лет не знал изображения богов, и склонен объяснять этот факт некими особенностями римского духа. Но вот начались археологические раскопки, и ученые в большом количестве стали обнаруживать изображения богов, относящиеся ко времени «царя-пифагорейца» и его ближайших предшественников. Итак, сообщение о том, что Нума, как и пифагорейцы, не воздвигал кумиры богам, неверно.

Второе объяснение. Это сказание взято из анналов. Но Цицерон специально оговаривает, что в официальных анналах об этом ни звука (ibid., II, 28). Третье объяснение. Это народное предание. Однако кажется невероятным, чтобы народ говорил что-нибудь о философских воззрениях героя. Мы видели, что в народных сказаниях Нума — чудесный волшебник, муж нимфы, а не философ. К тому же Овидий и Проперций, собиравшие римские легенды, уверены, что статуи богам стояли еще во времена древних царей. Плиний же, опираясь на предания и летописи, пишет, что статуи воздвигал сам Нума (Plin. N.H., XXXIV, 33). Итак, не истина, не народная легенда и не рассказ анналиста. Так что же тогда?

Мне представляется, что легенду эту создали и распространили люди, хорошо знакомые с пифагорейским учением. Причем сделали они это с определенной целью, а именно, чтобы доказать, что истинная неиспорченная римская религия и пифагореизм — одно и то же. Кто же был создателем легенды? И прежде всего когда он жил? Во времена Цицерона она была широко распространена, причем сам оратор утверждает, что ей верили, как непреложной истине уже во времена юности Эмилиана, то есть в середине II века до н. э. Однако в понтификальных книгах и официальных анналах ее еще нет. Вот почему напрашивается предположение, что возникла она во времена Второй Пунической войны, когда римляне впервые познакомились с греческой культурой. Но римские пифагорейцы не довольствовались этой легендой. Они пошли дальше в своем стремлении сделать римскую религию пифагорейской.

В 181 году до н. э. один небогатый римлянин вскапывал свой огород. Неожиданно что-то зазвенело под его плугом. Он начал копать и обнаружил странной формы сундук. На нем была надпись: «Здесь покоится Нума Помпилий, сын Помпона, царь римлян». Тогда тот человек вспомнил, что его земля располагается на Яникуле, именно там, где, по преданию, похоронен царь Нума. Движимый любопытством, он открыл сундук. К его изумлению, в нем не оказалось никаких следов тела. Очевидно, оно полностью истлело. Зато он нашел два свитка, написанных на папирусе самим Нумой. Один свиток был на греческом, другой — на латыни. Они говорили о религии.

Человек заявил о своей находке в сенате. Взволнованные отцы собрались, чтобы исследовать рукописи основателя римской религии. Выяснилось, что на свитках «была записана пифагорейская философия» (Cassius Gemina, fr. 37). Тогда друзья старины обрушились на опасные книги. Решено было предать их огню.{65}

Это поистине поразительный рассказ. Как можно поверить, что царь Нума оставил философские книги? Как он мог быть пифагорейцем, когда Пифагор еще не родился? Или книги принадлежали не ему, а другому пифагорейцу? Но нет. На гробе было вырезано имя царя римлян.{66} И что такого страшного содержали эти книги? Почему отцы решились бросить их в огонь? Какая-то захватывающая тайна связана с этим древним гробом. Взвесив все, надо решительно признать, что погребение не могло принадлежать царю Нуме. Он не мог оставить пифагорейский трактат на двух языках. Не мог папирус сохраниться в сундуке 530 лет. А если бы он по каким-то причинам и избежал разложения, то куда же делось тело? Оно, говорит историк Гемина, истлело от времени. Но это невозможно. Труп не мог исчезнуть бесследно. Остался бы клок волос, куски кожаной обуви, кости, наконец хоть пряжка, хоть застежка — хоть что-нибудь бы уцелело! И тем более дико слышать, что истлели без следа кожа, кости, металлические вещи, а папирус прекрасно сохранился! Нет, тела в сундуке никогда не было. Он изготовлен был для одних лишь рукописей. Но, значит, перед нами сознательная подделка. Кто-то изготовил сундук с надписью, положил в него рукописи и зарыл его именно там, где, по преданию, покоилось тело царя Нумы. Эта подделка была искусно сделана, с тем чтобы ввести сенаторов в заблуждение. Но кто и зачем сделал это и почему отцы предали рукописи огню?

Изготовили гроб Нумы, конечно, те же люди, которые до этого пустили слух, что царь был пифагорейцем. Об этом прямо пишет историк Антиат: «Они (книги. — Т. Б.) были пифагорейскими. Таким образом, правдоподобный обман придал достоверности мнению толпы, согласно которому Нума был слушателем Пифагора» (Liv., XL, 29). Этим можно объяснить ту непроглядную тайну, которая окутывает все это событие. В самом деле, кто-то составляет книги, пишет их на папирусе, делает сундук, вырезает на нем надпись, зарывает его глухой ночью в землю — а между тем никаких слухов об этом не просочилось, хотя, несомненно, в предприятии участвовало несколько человек. Выполнить эту задачу было под силу только тайному братству. Цель этого предприятия ясна. Книги Нумы были словно бы письмом основателя римской религии к своим далеким правнукам, где он заклинал их отречься от иноземщины и вернуться к чистому, как снег, учению своих предков. Подобного рода факты хорошо известны из истории Востока.[127] Если бы книги Нумы были обнародованы, пришлось бы действительно внести какие-то изменения в культ. Очевидно, этого-то и боялись отцы. Но какую же опасность таило учение Нумы?

Гемина говорит, что книги были сожжены из-за содержавшейся в них философии. Более подробный ответ, как мне кажется, можно найти в сочинениях римского теолога середины II века до н. э. — Сцеволы. Сцевола пишет, что религия, предлагаемая философами, вредна для народа по следующим причинам. Во-первых, философы учат, что некоторые люди могут по смерти вознестись на небо и стать богами. Во-вторых, они утверждают, что «в городах стоят неистинные изображения богов, а истинный бог не имеет ни пола, ни возраста, ни определенного облика» (Aug. C.D., IV, 27). Но ведь это именно то, что утверждали греческие пифагорейцы и Энний! Сцевола мог иметь некоторое представление о содержании роковых книг. Отец его по возрасту вполне мог присутствовать на том заседании сената, где книги решено было предать огню.

Замечательно, что находка гроба Нумы совпала с попыткой Энния обожествить Сципиона (Публий Африканский умер в 183 году до н. э., гроб нашли в 181 году до н. э.). Поразительно, что в то время как в образованных кругах Рима возникло тайное общество пифагорейцев, среди простолюдинов сложилось братство поклонников Вакха, тоже тайное, сопровождавшееся мистическими обрядами и неистовствами. Оно раскрыто было в 186 году до н. э. и также запрещено декретом сената. По-видимому, описываемая эпоха была временем напряженных религиозных поисков, столь непохожих на холодное равнодушие и скепсис последних лет Республики.

* * *

Энний на много лет пережил Сципиона. Он умер в глубокой старости и завещал сжечь себя на холме Яникуле, где был похоронен его герой Нума.[128]

Все это, однако, случилось гораздо позже. Сейчас же римляне неожиданно были вовлечены в столь запутанную и опасную игру, что оказались вновь на краю бездны, словно судьба отбросила их назад ко дню Каннской катастрофы. Поэтому оставим поэтов и философов и снова обратимся к делам мира и войны.