Бонни и Клайд: любовь до гроба

Бонни и Клайд: любовь до гроба

Оговоримся с самого начала: Бонни и Клайд были настоящими разбойниками, злодеями без скидок и поправок. На счету их банды как минимум 12 человеческих жизней (включая девятерых служителей закона). Директор ФБР Эдгар Гувер (фигура для США более чем знаковая, даже в чем-то мистическая и, в целом, далеко не самая положительная) назвал влюбленных бандитов «бешеными псами Америки». И был прав.

Свой образ «идеальных убийц», «налетчиков без страха и упрека» Клайд «Чемпион» Честнат Барроу и Бонни Элизабет Паркер создавали целеустремленно и последовательно, а создав, придерживались его канонов неотступно. Может быть, именно за это едва ли не на следующий день после их гибели Америка простила им все, что прежде приводило в ужас: в памяти осталось только, что они были вдвоем против всего мира и что они любили друг друга.

В душе Клайда с детства полыхал яростный огонь. Он был той редкой отчаянной породы, что дает преступников и великих героев. Но героя растить из него было некому.

Семья Барроу переехала в Даллас в начале двадцатых, отчаявшись прокормить семерых детей с арендуемого клочка хлопковой плантации. Генри, отцу семейства, повезло: он сумел найти не просто работу на бензоколонке, но работу с жильем – одной-единственной задней комнатой. Это был огромный шаг вперед – до того семья ночевала под собственным фургоном. Теперь не нужно было из последних сил собирать белые коробочки, а у детей появилась возможность ходить в школу в городе.

Правда, Клайд, пятый по счету отпрыск, в этой возможности ничего ценного не находил. Вместо уроков он обычно шатался по улицам в компании старшего брата Бака и других таких же оболтусов с самокруткой в зубах. Развлекались как могли: иногда таскали сладости в бакалейных лавках, иногда били стекла. Было у него и более достойное хобби – Клайд научился неплохо играть на гитаре и даже на саксофоне (муж сестры был музыкантом). Но у родителей Клайда не было денег на покупку музыкальных инструментов, к тому же для того, чтобы стать музыкантом, необходимы годы упорного труда – вариант не для Клайда.

Он всегда предпочитал видеть результаты своих усилий прямо сейчас. Такие понятия, как «будущее» и «перспективы», похоже, были ему вовсе незнакомы. Он обладал бесценным качеством, свойственным, не покривим душой, немногим просветленным личностям, – жить исключительно настоящим моментом, без страха встречаясь с его горестями и радостями лицом к лицу. Вот только в отличие от просветленных личностей ни безразличия к материальным ценностям, ни смирения у него не было.

В 17 лет со школой было покончено. Клайд несколько месяцев пытался честно работать – только для того, чтобы понять, что подобный образ жизни не для него. Ни на одном месте он не задержался больше, чем на несколько недель, – из-за взрывного характера и полного отсутствия интереса. Он торчал в бильярдных все в той же компании или придумывал развлечения поострее.

Как-то накануне Рождества Клайд и Бак угнали машину, набитую тушками индюшек, – они не без основания надеялись на приличный барыш, но что-то не выгорело, и братьев прихватила полиция. Бак взял всю вину на себя и провел неделю в тюрьме, посчитав произошедшее не более чем забавным приключением – к этому времени постоянным заработком были кражи машин и перепродажи ворованного. Баку было 23. Клайду – 17. Он нашел, с кого делать жизнь.

К тому времени Бак уже встретил свою «вечную любовь» – до того он был уже дважды женат и разведен, был отцом троих детей – где-то в Далласе он встретил Бланш Колдуэлл. Love story Бака и Бланш предвосхищала историю Бонни и Клайда, но известно о ней гораздо меньше. Через несколько дней после встречи с Бланш Бак снова пошел на дело, но был ранен в завязавшейся перестрелке и схвачен. Получив четырехлетний срок, он через три месяца просто… вышел из тюрьмы, украл машину, принадлежавшую охраннику, и приехал на ней к Бланш. Через год они поженились, и в качестве свадебного подарка Бланш уговорила Бака отбыть положенный ему срок – она сама подвезла его к воротам тюрьмы. Оттуда он забрасывал Бланш любовными письмами, которые писали за него сокамерники – на ниве образования Бак не преуспел.

Клайд же к тому времени твердо шел по стопам брата. Пару раз попавшись по мелочам, в 1930 году он погорел уже по-крупному, загремев в Истхэм на два года. Но до того он уже познакомился с Бонни.

Все, кто знал Бонни Паркер, вспоминали, что она была прехорошенькой. Ростом чуть больше метра пятидесяти, изящная, с огоньком в глазах. Когда Бонни встретила Клайда, ей было двадцать, она работала официанткой в придорожном кафе и была условно замужем. Муж, за которого она вышла в шестнадцать, сразу после школы, сидел за кражи. Бонни скорее злилась, чем скучала по нему, уверенная, что это по его милости ей приходится целыми днями торчать среди дальнобойщиков, которые не упускали возможности хлопнуть ее по заду или отпустить в ее адрес сальную шуточку.

Муж-уголовник был в жизни Бонни ужасным недоразумением – так, во всяком случае, считали ее родители (вернее, мама и бабушка, отец умер, когда девочке едва исполнилось четыре года). Так считали и школьные учителя: одна из лучших учениц, с сильным и ярким характером, она явно была способна сорвать в жизни куш получше. Но Бонни, хоть и отличница, всегда любила плохих мальчишек и предпочитала идти за своими чувствами. С горе-мужем они пробыли вместе чуть больше года, но у нее осталась на память татуировка: два сердечка, а внутри имена «Рой и Бонни».

Для полноты картины судьба, уже приготовившая Бонни и Клайду самое захватывающее романтическое путешествие в американской истории, добавила к декорациям предстоящей драмы еще деталь: осенью 1929 года, за полгода до их встречи, в Америке началась Великая депрессия. Миллионы американцев разом лишились надежд на будущее и почувствовали, что имущим и сильным нет до них никакого дела. Клайд видел, как растаяло хоть какое-то подобие благополучия у его близких и знакомых.

Разорившиеся банки унесли с собой в небытие вклады миллионов американцев, а те, что остались на плаву, закономерно вызывали глухое раздражение – людей теперь влекла в банки единственная необходимость: заложить последнее, что оставалось, – дом, ферму, бизнес. Американская экономика дрейфовала от «плохого» к «худшему», и имидж банков двигался в том же направлении.

Поэтому у среднего американца образ грабителя банка не вызывал резкой антипатии. В отличие от организованных чикагских или нью-йоркских мафиози «внесистемные грабители» рисовались в массовом сознании этакими бескорыстными Робин Гудами, грабившими награбленное ранее. На общественный настрой оперативно отреагировал Голливуд: экраны заполонили гангстерские боевики, из которых самым знаменитым стал фильм «Враг общества» (1931) с Джеймсом Кэнги в роли гангстера-романтика. Дополнительную популярность «борцам за справедливость» приносило то, что они взяли за правило уничтожать хранившиеся в банках закладные на недвижимость. За подвигами налетчиков публика следила со смешанным чувством страха и восторга, как позже – за тематическими телесериалами.

Так что отношение к жизни у Клайда после отсидки сформировалось окончательно. Те, кто забрал у людей шансы на достойную жизнь, должны быть готовы к тому, что он заберет кое-что и у них. Более того, издевательства, которые он перенес в тюрьме (есть данные о том, что его регулярно насиловал сокамерник, которому Клайд в конце концов раскроил череп), только укрепили его в желании отомстить обществу – как в лице банков и придорожных заправок, так и в лице хранителей правопорядка.

Скоро Клайд превратился в грозу владельцев магазинов и богатых прохожих. О своих подвигах он рассказывал любому, кто был готов слушать, и полиция только ждала удобного случая, чтобы снова надеть на него наручники.

Они встретились случайно, в гостях у общей приятельницы. Это была настоящая любовь с первого взгляда, взаимная страсть обреченных. С того момента не было вечера, который Бонни и Клайд не провели бы вдвоем. О непутевом муже Бонни больше не вспоминала. Клайд был на удивление мягок и обаятелен, а уголовный флер ему так шел, добавляя особую мужественность, которая, с точки зрения Бонни, среди добропорядочных граждан не встречается.

Однажды Клайд пришел к ней прощаться: за ним давно следит полиция, и будет безопаснее на время убраться из города. Он обязательно пришлет открытку, в которой сообщит свой новый адрес. Но арест последовал в тот же вечер, когда он укладывал чемоданы.

Полиции были хорошо известны все его подвиги, и на одном из свиданий он признался Бонни, что ему не миновать серьезного срока. Мысль, что нормальное течение жизни должно прерваться на много лет, была для него равносильна мысли о конце света. И спасение он видел только одно – побег.

Бонни вызвалась помочь. Клайд передал ей клочок бумаги с планом дома, где жили родители одного из его сокамерников. Уборная была помечена крестиком – там хранился пистолет 32-го калибра. Ей также сообщили, когда хозяев не бывает дома. Бонни в одиночку тайно конфисковала оружие и уже на следующий день вручила его в ридикюле своему Клайду. В тот же вечер Барроу был на свободе. Его поймали где-то через неделю в Иллинойсе – на другом конце страны. Причем по его же недосмотру: Клайд не догадался сменить номера на угнанной машине. Больше он эту ошибку не повторял.

Но тогда ему еще очень повезло: мать Клайда, Кумми Барроу, сумела добиться смягчения приговора – ввиду бедственного положения семьи. Прежде чем Клайд об этом узнал, он успел проявить собственную инициативу – подговорил напарника, чтобы тот как бы случайно уронил ему на ноги топор. Потеря двух пальцев на ноге казалась Клайду сущей ерундой по сравнению с возможностью «отдохнуть» от ежедневной шестнадцатичасовой работы. Домой он вернулся на костылях…

…и немедленно принялся за старое. Но в этот раз Бонни добилась, чтобы и ее приняли в компанию. Ведь смогла же она добыть ему пушку? Значит, сгодится и еще на что-нибудь. Ее взяли на вылазку в маленький техасский городок Кауфман, который безмятежно спал, пока Клайд с дружками обчищал магазин как раз напротив здания суда. Бонни караулила у дверей. Она первый раз видела Клайда в деле и восхищенно наблюдала, с каким уверенным спокойствием он руководит действиями заметно нервничавших товарищей, когда вдруг сработала сигнализация. Взломщики успели улизнуть с выручкой в последний момент. Все, кроме Бонни. Ей дали три месяца тюрьмы – это были последние месяцы, которые они провели друг без друга. Тюремные месяцы Бонни коротала за сочинением лирических стихов.

Тем временем Клайд и его друзья продолжали заниматься привычным делом – добывать деньги в чужих сейфах и кассах. До поры до времени без особых проблем. Одним апрельским вечером банда Клайда грабила очередной магазин. Клайд в тот раз был за рулем и ожидал подельников снаружи. Хозяину приставили дуло к виску и убедили его открыть сейф. По случайности тот задел дверцей направленный на него пистолет – вот же неловкий человек, в самом деле! Раздался выстрел, и грабители в одно мгновение превратились в убийц. Причем убийцами Клайда и Реймонда Хамилтона назвала вдова хозяина магазина, опознав их на фотографиях. Но она ошибалась, настоящими убийцами были два других члена банды.

Однако это уже ничего не меняло. Через день особо опасные преступники Барроу и Хамилтон были объявлены в розыск по всему штату, а за их семьями полиция установила круглосуточное наблюдение. Для Клайда началась новая жизнь, волчья. Ты жив, пока тебе не изменяет чутье и есть силы бежать. Он знал, что рано или поздно его догонят, но был уверен, что живым в руки полиции он не дастся. «Единственным копом, который ко мне прикоснется, будет патологоанатом», – он потом часто повторял эти слова и оказался прав.

К Бонни все это еще не имело отношения. Правосудие уже свело с ней счеты, и, выйдя из тюрьмы, она имела полное право забыть свое «преступное прошлое» как страшный сон. Жить тихо до старости – но уже без Клайда. Если она сама об этом не задумывалась, ей наверняка напомнила об этом мать. И родственники, и близкие друзья. Но Бонни не хотела без Клайда. Едва оказавшись на свободе, она присоединилась к нему.

Так начались два года, которые превратили Бонни и Клайда в легенду. Два самых стремительных года в их жизни, за которые они сгорели, как попавшая в атмосферу горсть звездной пыли, опалив все, что оказалось слишком близко.

Вскоре печальную судьбу торговца разделили двое полицейских, которые имели несчастье поинтересоваться личностями незнакомцев, заглянувших на танцы в какой-то глухой техасской деревушке. Клайд и Рей Хамилтон уже несколько недель существовали на пределе, и приближения фигур в форме перенести не смогли. Один полисмен скончался на месте, другой в больнице через несколько часов. Теперь закон грозил им не пожизненным заключением, а электрическим стулом.

Они неслись по дорогам южных штатов, не останавливаясь ни в одном городе больше чем на несколько дней, обчищая кассы местных магазинчиков и банки. Но в то время даже в банках часто почти невозможно было разжиться крупной суммой, а если и удавалось, не было времени потратить добычу в свое удовольствие. Как будто что-то заставляло их стремиться к концу как можно быстрее. Никто, кроме Бонни и Клайда, не выдержал этого бешеного темпа с начала и до конца. Остальные раньше или позже старались уйти из банды – просто надеясь пожить подольше.

А об этой паре ходили самые невероятные слухи – что, например, Бонни была нимфоманкой, а Клайд – гомосексуалистом… Что на самом деле творилось в их душах, можно только гадать. Есть лишь несколько подсказок.

Однажды, когда полиция сумела застать банду врасплох, в руки стражей закона попало несколько катушек непроявленной пленки. Кадры с нее скоро появились во всех газетах. Это почти обычные фотографии, из тех, что любят делать компании в отпуске. Если бы не оружие почти на каждом снимке. Бонни в элегантном костюме стоит у машины, Клайд у капота «Форда» последней модели. Бонни с пистолетами за поясом, потом с винтовкой, потом на плече у Клайда, потом Бонни и Клайд «играют в бандитов» – целятся друг в друга из винтовок. Вот только ни одной улыбки – даже когда они дурачатся, они лишь слегка растягивают губы в ухмылке. И во взглядах усталость людей, обреченных вечно уходить от погони.

Кое-что рассказал один из членов банды, Уильям Джонс, который был с ними восемь месяцев. После выхода знаменитого фильма, в конце 60-х, ему не давали покоя журналисты, желавшие знать, «как все было на самом деле».

«Я видел этот фильм, так единственное, что в нем не было полной ерундой, это как там стреляли. Это было почти как взаправду. Но Клайд вел себя по-другому. Он никогда не хвастался. И уж точно не болтал без конца. Он всегда вел себя тихо, как кот, когда собаки поблизости. Он был уверен, что главное – постоянно быть наготове. Иногда он вдруг резко тормозил машину, доставал пушку и начинал палить по ближайшему дереву или дорожному знаку – просто ради тренировки. Клайд был лучшим водителем на свете, так говорили даже полицейские. Думаю, это и хранило жизнь ему и Бонни почти два года. Он никого не пускал за руль и мог гнать без остановки много часов на самой предельной скорости. Каждую неделю мы меняли машину. И бежать, бежать, бежать. Иногда казалось, что мы больше ничем не занимались.

В рукаве он всегда прятал обрез, закрепленный на резинке. Когда сверху был пиджак, невозможно было догадаться, что под ним пушка. Где бы он ни был, оружие лежало на расстоянии вытянутой руки – даже в постели. Даже когда он ночью стоял на полу на коленях. Он думал, мы спим и ничего не видим. Я несколько раз замечал, как он это делал. Он молился. Наверное, за свою душу. Он знал, что скоро ему конец».

Единственным человеком, которому Клайд до конца доверял, была Бонни. Единственная, кто был рядом только ради него. Тяготы и опасности жизни вне закона не доставляли ей больших неудобств и, по-видимому, нравились больше, чем мирное прозябание в захолустном городе. Тем не менее слухи о ее кровожадности сильно преувеличены. Насколько можно судить, за всю историю банды Бонни не сделала ни одного выстрела. И хотя у нее, как и у остальных, всегда было при себе оружие, она даже никогда его не заряжала самостоятельно. Когда банда шла на дело, она ждала в машине.

Бонни и Клайд крайне редко ссорились, и никто не слышал от них резких слов в адрес друг друга. Когда между ними возникала размолвка, Клайд начинал подшучивать: «Малышка, почему бы тебе не отправиться домой к мамочке? Тебе вряд ли дадут больше чем девяносто девять лет. В Техасе женщин еще никогда не сажали на электрический стул, и я обязательно пришлю свои рекомендации в суд». Она, не удержавшись, смеялась в ответ – и ссоры как не бывало.

В любых обстоятельствах она не забывала следить за собой. Даже в дороге ее волосы были тщательно уложены, губы подкрашены, маникюр безупречен. Она носила длинные платья, им в тон туфельки на каблуках и маленькие шляпки. Любимый цвет одежды – красный. Газетные слухи о том, что она не вынимала изо рта сигары, ее очень огорчали: однажды Бонни даже попросила похищенного ими полицейского специально передать газетчикам, что она курит только сигареты, потому что приличные девушки не курят сигар.

Пока Клайд мчал их к месту следующей короткой остановки, Бонни складывала в голове рифмы. Потом записывала на бумажках то, что получилось. Некоторые стихотворения она хранила, но большая часть отправлялась позже в помойку. Кое-какие ее вирши попали в руки полиции вместе с фотопленками, еще одно стихотворение она отдала матери за пару месяцев до смерти.

Тем, кто живет, как ты или я,

Всегда суждено проиграть,

На чем ни пришлось бы бежать от погони,

Из чего ни пришлось бы стрелять.

Чем дальше продолжалась их гонка, тем очевиднее становилось, что долго они так не протянут. Первая же серьезная проблема привела их к краю пропасти – как в переносном, так и в буквальном смысле. Несчастье произошло по вине одного Клайда. За рулем автомобиля, несшегося, как обычно, с бешеной скоростью по шоссе, он не заметил знака, предупреждавшего, что мост впереди смыт наводнением. В последний момент он успел нажать на тормоза, но машина перевернулась и через несколько минут взорвалась. Все, кроме Бонни, успели выбраться вовремя. Ей обожгло бедро – да так, что виднелась кость.

К счастью, поблизости жила чета фермеров. Добрые люди положили Бонни в постель, обработали рану… и вызвали полицию, заметив, что у попавших в беду путешественников подозрительно много оружия. Когда Клайд понял, что случилось, пришлось, несмотря на всю доброту хозяев, попросить брата Бака (он присоединился к банде, едва выйдя из тюрьмы) привязать их к дереву в ближайшем лесу, позаимствовать их автомобиль и снова сматываться. Но теперь необходимо было искать убежище, где они чувствовали бы себя в безопасности достаточно долгое время.

Они поселились в придорожной гостинице в Арканзасе. Клайд почти не отходил от Бонни. Он давал ей таблетки, поправлял подушки, даже носил ее в туалет. Но Бонни был необходим больничный уход. Рана затягивалась очень медленно и до конца так и не зажила. И все же нужно было уезжать. Они и так провели на одном месте месяц – достаточно для того, чтобы полиция успела взять след.

А впереди ждала еще большая трагедия. Хозяина очередной гостиницы снова смутило количество оружия, и он, разумеется, позвонил в полицию. На этот раз быстро догадались, что это за подозрительная компания, и подготовились к ее захвату серьезно.

В ту ночь Бонни и Клайд впервые почувствовали, что полиция может быть сильнее, чем они. Их разбудил свет фар. Несколько бронированных автомобилей стояли у самого порога, еще один блокировал выезд из гаража. Вокруг расположилось больше двух десятков вооруженных полицейских. Началась перестрелка, в какую они еще ни разу не попадали. Им удалось вырваться, но страшной ценой: Баку двумя пулями снесло часть черепа, его жена Бланш почти ослепла от попавших в глаз осколков стекла. Через пару дней полиция снова вышла на них, когда банда, плюнув на всякую осторожность, встала лагерем в парке. Клайд и Джонс успели скрыться и унести Бонни, но умирающий Барроу-старший и рыдающая над его телом Бланш попали в руки стражей порядка. Бланш была молодой простодушной женщиной, которая совершенно не представляла, на что идет, когда отправилась вслед за мужем в «банду Барроу». На все, что делали братья, она смотрела с плохо скрываемым испугом и все пыталась уговорить Бака вернуться в Даллас, к нормальной жизни. Суд приговорил ее к десяти годам заключения – за то, что она была рядом с преступниками.

Джонс покинул банду вскоре после этой истории. С него было достаточно. Преследователи уже дышали в затылок, но Бонни и Клайд не собирались становиться легкой добычей.

В следующий раз охотники подобрались совсем близко – они вычислили место, где семья Барроу по праздникам встречалась со своим блудным сыном, и когда Бонни и Клайд приехали поздравить его маму с днем рождения, первым, что они услышали, было: «Сдавайтесь именем закона!» Преступники бросились к машине. Полиция открыла огонь, ранив обоих в ноги. Но это их не остановило. Клайд дал автоматную очередь в сторону полицейских, и, когда те опомнились, его «Форд» был уже далеко.

В январе 1934 года Бонни и Клайд совершили налет на тюрьму Истем – ту самую, в которой Клайд когда-то отрубил себе пальцы. Они освободили из-под стражи старого приятеля Реймонда Хамилтона и его сокамерника Генри Метвина. Во время операции погиб охранник. После этой истории полиция Техаса наняла для поимки преступной парочки «особого агента» – бывшего техасского рейнджера Фрэнка Хеймера, за свою карьеру выследившего и обезвредившего не один десяток гангстеров. Пока он изучал дело, его «подопечные» время от времени давали о себе знать. Бандиты ограбили несколько банков, на Пасху застрелили двоих полицейских и еще одного несколько дней спустя. Четвертого они похитили. Техасская полиция кусала локти от ярости. Но только в мае Хеймер сумел наконец вычислить очередное убежище преступников – в Луизиане, в доме отца Генри, Айверсона Метвина. Хеймер срочно отправился к Айверсону, и за час они договорились: старик Метвин сдает полиции Бонни и Клайда в обмен на жизнь сына.

Утром 23 мая полиция устроила засаду в густом лесу у дороги: здесь невозможно было различить человеческую фигуру с расстояния 15 метров. У обочины поставили грузовичок, принадлежавший старшему Метвину. Клайд хорошо знал этот автомобиль, и можно было рассчитывать, что, увидев его, он снизит скорость. Так и вышло. Машина Клайда и Бонни показалась на дороге около девяти часов и притормозила ровно напротив грузовика. Они ожидали найти поблизости хозяина. В этот момент из-за деревьев на них обрушился огонь из шести стволов одновременно.

Через минуту все было кончено. Один из полицейских подбежал к автомобилю, рванул дверцу. К его ногам выпало окровавленное тело изящной женщины. И к запаху порохового дыма примешался на миг едва уловимый аромат духов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.