ЭДИЛИТЕТ

Публию не было еще двадцати трех лет, когда он задумал стать эдилом. Что заставило его так рано домогаться высших магистратур? Отцы усматривали в этом непомерное, ни с чем не сообразное честолюбие, безумную жажду почестей. Однако вся дальнейшая жизнь Сципиона показала, что они очень ошибались: не нуждался он никогда ни в каких магистратурах, был равнодушен к блеску власти, легко уступал другим самые великолепные свои триумфы, словом, не был мелочно честолюбив. Значит, были какие-то особые обстоятельства, заставившие Публия искать эдилитета. Но какие? Тут нам на помощь приходит Полибий. Вот что он пишет. Старший брат Публия[34] домогался должности эдила. Соискателей было много, и вскоре Публию стало ясно, что брату не достичь желаемого. Зато самого его народ любил. Между тем мать их находилась в сильнейшей тревоге, переходила из храма в храм, горячо молясь за успех сына. И тут Публий дважды увидел один и тот же сон: будто он выбран в эдилы вместе с братом и оба они, счастливые, возвращаются с Форума домой. У дверей стоит мать, она обнимает и нежно целует обоих. Он никому ничего не сказал. Только накануне выборов поведал матери свой сон. Ее это очень взволновало и она воскликнула:

— О, если бы мне дожить до такого дня!

— Так давай, мама, я попробую, — быстро сказал Публий.

Мать кивнула, но она не приняла слов сына всерьез. Она решила, что это одна из обычных минутных шуток Сципиона. Вечером она и вовсе забыла о сне сына, но утром, когда она еще спала, он встал, надел ослепительно белую тогу соискателя и отправился на Форум. «Народ встретил Публия с восторгом, как потому, что не ожидал его здесь, так и потому, что благоволил к нему и раньше. Когда же Публий показался на определенном месте и встал рядом с братом, народ выбрал на должность эдила не только Публия, но ради него и брата его, и они оба возвратились домой эдилами. Весть об этом быстро дошла до матери, которая радостно встретила юношей у дверей и горячо поцеловала их» (Polyb., X, 4–5).

Этот очаровательный рассказ — образец тех прекрасных мест Полибия, где так ясно чувствуешь дыхание действующих лиц. Так и видишь всю эту картину: и набожную мать, дрожащую за своих детей, и Люция, которого характеризует лишь то, что о нем нечего сказать, и, главное, Публия, скрытного и загадочного, полного волшебных видений, стремительного, веселого и насмешливого настолько, что мать так и не могла понять, шутит он или говорит серьезно. Тем не менее ученые были безжалостны к этой прелестной новелле. Они объявили, что это выдумка с начала до конца. Дело в том, что рассказ содержит несколько важных ошибок. Во-первых, Полибий уверяет, что действие происходило в 217 году до н. э., когда Публию было восемнадцать лет. Между тем Ливий, пользовавшийся официальными списками магистратов, утверждает, что это было пять лет спустя. Во-вторых, Люций был не старшим, а, по всей видимости, младшим братом. Наконец, коллегой Публия был не его брат, а Корнелий Цетег, Люций же стал эдилом много лет спустя (Liv., XXII, 22). Однако я не могу верить, чтобы весь рассказ был ложью. Полибий жил в доме Сципионов, знал дочерей, племянников, зятьев, жену Публия. Он прекрасно умел отделять правду от вымысла. Не мог он так слепо обмануться. Скорее здесь произошло другое. Наверное, каждый замечал, что у хорошего рассказчика, многажды повторяющего одну и ту же историю, с каждым разом она становится все красивее, детали все выразительнее. Тем более это должно было произойти в нашем случае, когда рассказывали наверняка люди младшего поколения, слышавшие это от своих отцов.[35] Публий был молод, и вот из двадцатитрехлетнего юноши он превратился в восемнадцатилетнего подростка. Очень вероятно, что он был приятелем Цетега, происходившего из того же рода Корнелиев, и все представители и представительницы этой фамилии волновались за Цетега. В том числе и мать Публия. Но насколько драматичнее, чтобы Помпония молилась за сына, а не за дальнего родича и чтобы Публий доставил магистратуру родному брату! Запомнился факт — сон юного Публия, его совершенно неожиданное появление на Форуме и то, что он помог старшему родичу. А уж кем он приходился Сципиону и сколько ему точно было лет, это за давностью лет забыли.

Если все это так, надо согласиться, что Публий стал эдилом при необычных обстоятельствах. «Все, кто слышал прежде о его сновидениях, вообразили, что Публий беседует с богами не только во сне, но и наяву, днем» (Polyb., X, 5, 5). Должность эдила, бывшего кроме всего прочего и устроителем празднеств, как нельзя более подходила для щедрого и блестящего Сципиона. Возможно, его эдилитет и стал бы предметом толков, но тут обрушился новый удар — страшный для Рима, ужасный для семьи Сципионов.