Передышка

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Передышка

На рассвете 7 декабря неожиданным ударом, как 38 лет тому назад в Порт — Артуре, Япония на Гавайях бросилась в бой с Соединенными Штатами и Британской империей.

На другой день последовало необычайное в истории войн заявление Берлина: на зимнее время германское командование приостанавливает активные операции на Восточном фронте и брать Москву до весны не собирается.

Фактически отступление германской армии — отступление, которое дало возможность маршалам Тимошенко и Шапошникову одержать весьма значительные тактические успехи, — началось на две недели раньше уходом из Ростова. Этот уход во времени почти совпал с началом сосредоточения японских воздушных и морских сил вокруг Гавайев.

Таким образом, внезапная — почти фантастическая — перемена на русско — германском фронте не случайна, не вызвана местной обстановкой, а является прямым следствием открытия Тихоокеанского фронта.

Новая и последняя ступень в развитии нынешней войны — превращение ее из европейско — африканской в подлинно мировую, океанскую неизбежно продиктовало державам Оси новый стратегический план, новое распределение сил и новое направление боевых действий. Уводя войска «на зимние квартиры» в России, германское командование, по — видимому, освобождает значительную часть своих армий для операций на каком?то новом направлении — конечно, по соглашению с Японией.

Вся нынешняя война — война фантастики и парадоксов. Одним из таких парадоксов является несомненный факт: вступление Японии в войну и открытие нового океанского фронта дает полуразрушенной России неожиданную чудесную передышку.

Передышка эта может превратиться в путь к спасению, в путь к действительной победе, но только при одном условии: если Россия, не теряя ни минуты, начнет внутреннюю восстановительную и преобразовательную работу.

Никогда еще наш долг свободных русских людей говорить правду о положении нашей родины не был так обязателен, как именно теперь, когда на нашем фронте забрезжил какой?то свет. Ибо положение страны остается невыразимо тяжким, и для внутреннего военно — хозяйственного и психологического переоборудования России сроки даны краткие.

В любую минуту может вспыхнуть пожар на нашем Дальнем Востоке. И маневр германского командования, которое очищает опустошенные российские пространства, отнюдь не отменяет целей гитлеровского вторжения в Россию — ее расчленения.

Значит, борьба будет продолжаться до конца. Будет продолжаться, может быть, в условиях еще более тяжких, чем раньше: на двух фронтах вместо одного.

В начале вторжения Гитлера я верил, что не три года, как это было в ту войну, а хотя бы три месяца выдержит Красная армия германский натиск на оборонительных рубежах, оградит промышленные центры, морские базы и столичные города от разгрома.

В это, по — видимому, верил и Сталин. В начале сентября, в интимном разговоре с личным представителем президента Рузвельта и Черчилля, Гарри Хопкинсом, он твердо сказал: «Боевой фронт останется на западе от Москвы». И г. Хопкинс, вернувшись в Лондон, не менее категорически заявил, что потеря Украины не разрушит обороноспособности Красной армии, так как в распоряжении СССР останется Донецкий бассейн, московский промышленный район и т. д.

Однако к концу третьего месяца все оборонительные рубежи были прорваны, и Красная армия как наступательная сила была сломлена. По существу цель, поставленная походу в СССР германским командованием, была достигнута: германский штаб вернул себе свободу рук для любых стратегических операций.

Этот факт откровенно признал Уинстон Черчилль в своей речи 30 сентября в палате общин. «Мы не знаем, — говорил он, — что теперь будет делать Гитлер, — пойдет ли он дальше в глубь России или удовлетворится захватом там громадных богатейших пространств, закрепится на достигнутых рубежах, повернется опять на запад? И здесь мы не знаем, направит ли он свои войска на Ближний Восток, на Суэц, в Северную Африку или, наконец, решит сосредоточить все свои силы для вторжения в Англию».

Бывший ближайший сотрудник и даже друг Гитлера Герман Раушнинг («Нью — Йорк Таймс» от 30 сентября), так же как Черчилль, прежде всего признает, что Гитлер создал себе в России «свободный тыл» для любых новых операций, ибо «наступательная сила русской армии сломлена». Но этого Гитлеру недостаточно, и никакого сепаратного мира он Иосифу Сталину предлагать не будет, ибо «пространства советской России, по плану Гитлера, являются основой для германской евроазиатской континентальной империи». Вот почему, продолжает Раушнинг, Гитлеру «совершенно необходимо было не только разрушить наступательную ударную силу русских, но гораздо больше — ему нужно уничтожить всякую сопротивляемость России и совершенно устранить со своего пути большевистский режим… Он во что бы то ни стало должен разломать Россию на ее отдельные этнографические и географические составные части, прежде чем заключать мир в отдельности с каждым из этих обломков России».

Цель Германии — расчленение. Цель Японии по существу та же самая. Ее самое «скромное» требование: демилитаризация русского Дальнего Востока, т. е. переход Приморья и Забайкалья под протекторат империи Микадо. Дело идет об уничтожении самой России, как имперского и сверхнационального единства.

Со времен монгольского ига никогда над существованием русского народа не висела такая страшная угроза, и никогда еще со Смутного времени Российское государство не находилось в такой внутренней слабости.

Мы здесь за китайской стеной всяческих цензур и почти ничего не знаем о России. Но все, что можно узнать из верных источников, дает жуткую картину разрухи и страданий.

Тысячи тысяч наших братьев в самой России, в смертельной тревоге за страну, мучительно день и ночь думают над вопросом: что же дальше; где выход; как спасти то, что еще можно спасти?..

У нас, эмигрантов, есть только одно преимущество перед теми, кто остался по ту сторону советской границы: мы можем не только думать, мы можем еще свободно говорить и писать. И мы не можем, не смеем молчать, как бы ни пытались нас убедить в том, что всякое слово критики сейчас вредно и что нужно только кричать «ура» и утверждать «победу».

Пусть, как это было до сих пор, нашего голоса никто не услышит. Он должен быть слышен. Каждый должен взять сейчас на себя открыто всю ответственность перед Россией. Во имя успешной защиты ее, во имя сохранения наследия наших предков мы все — и властвующие, и от власти страдающие — должны поставить крест над вчерашним днем и соединить свои силы в борьбе, ибо, как бы ни кончилась мировая война, Россия будет другой.

Повторяем: борьба за сохранение самого физического бытия России не может прекратиться, а ждать в нынешних условиях помощи извне — нельзя. Новые силы и новые средства спастись Россия может найти только внутри самой себя.

А чтобы найти новые пути, нужно прежде всего разобраться, где источник случившегося? Но источник этот мы найдем только в том случае, если посмотрим на то, что произошло и происходит, русскими глазами, не надевая на них никаких иностранных очков.

*

Для западных врагов Гитлера и Германии оценка событий в СССР проста и ясна. По настоянию германского Генерального штаба Гитлер внезапно сделал западным демократам замечательный подарок: повернулся к ним тылом, послал свои панцирные дивизии в Россию и тем принудительно вернул Сталина в лагерь врагов Оси.

Того самого, чего перед началом войны 1939 года не могли добиться сами западные державы, добился для них Гитлер: открылся Восточный фронт, «второй фронт», которого хотела избежать Германия; фронт, на котором выступила самая многочисленная и, по словам Ллойд Джорджа, более могущественная, чем старая русская, новая Красная армия.

В ожидании русской победы Западу оставалось только — подсчитывать количество избиваемых немцев, уничтожаемых танков и самолетов, убыль германских запасов нефти и ждать, когда дело «великого воина Сталина» доделает не менее знаменитый русский «генерал Мороз».

Впрочем, такое настроение продолжалось не особенно долго, так как вскоре Москва послала свой SOS в Лондон. Пришлось все больше и больше задумываться над вопросом, как скорее и лучше прийти на помощь России.

Совершенно естественно, что помогать России означает для иностранцев помогать в борьбе существующей там власти, какова бы она ни была. Но чем ярче проявляет эта власть волю к борьбе, тем легче в сознании иностранца Россия сливается с ее правительством, восторг перед героизмом русской армии и народа неизбежно превращается в апофеоз «их вождя». Вот почему из уст самых ответственных руководителей западного общественного мнения мы слышим все чаще возгласы: да здравствует Сталин, «гигантская воля которого вдохновляет русских на осуществление самой беспощадной политики опустошения страны, какую только видел мир» (Гарвин в «Обсервер»).

Мы отлично понимаем, почему такие слова пишутся и говорятся. Но все?таки… но все?таки для русского человека они звучат кощунственно. Не Сталин внушил русскому человеку способность к безграничному самопожертвованию во имя родины — ею насыщена вся русская история, ею создана великая империя.

По правде сказать, иностранные оценки событий и людей в России меня мало волнуют. Тревожно другое. Тревожно, что мы сами, в эмиграции, привыкаем мерить Россию иностранным аршином и бродим по земле какими?то Иванами, своей собственной истории не помнящими. Одни утешают себя тем, что Гитлер в пять месяцев не дошел до Москвы, другие вспоминают, что немцы уже были в Крыму и в Ростове, третьи ищут утешительных сравнений в эпопее 1812 года, а от напоминания о войне 1914 года отмахиваются словами: «Тогда у немцев было два фронта!»

Попробуем вспомнить «1812–й» и «1914–й». Тогда, может быть, год 1941–й откроется нам в своем истинном и трагическом образе.

*

Почему в первые месяцы вторжения Гитлера его жребий в России представлялся наполеоновским? Это малопонятно. Как мы увидим дальше, в 1941 году германский штаб взял в основание своих операций план Гинденбурга — Людендорфа, а совсем не Бонапарта — Бертье. Вероятнее всего, легенда о 1812–м была подброшена общественному мнению потому, что Гитлер начал свой поход почти в тот же день, что и Наполеон. Он так же устремился (правда, в числе прочих направлений) на Смоленскую дорогу. А известно, куда в конце концов эта дорога привела Наполеона. И тут сразу был пущен в ход весь железный инвентарь атмосферических, так сказать, объяснений гибели «Гитлера XIX века».

Легенда о роли русских морозов, бездорожья, грязи и скифских качествах русских варваров, которые побеждают врага самоуничтожением, создалась главным образом во Франции в то время, когда культ Наполеона владел всей прогрессивной Европой. Нужно было чем угодно объяснить решившее судьбу Наполеона поражение его в России. Нельзя было признать только одного: военную неудачу Наполеона, т. е. умную стратегию русского командования и высокое искусство маневрирования русской армии, насыщенной еще традициями Суворова.

Ни грязь, ни бездорожье, ни сожжение Москвы, ни партизаны, ни даже исключительная доблесть русского воина не могли бы уничтожить военной мощи Наполеона, если бы его армия не была обескровлена и фактически разбита 26 августа (7 сентября) на Бородинском поле.

В Москву, по верному слову Толстого, ворвался 2(14) сентября еще живой и с виду страшный, но уже «смертельно раненный зверь». Партизанщина, которая развилась главным образом после Бородина, и неожиданно ранние морозы только добивали уже обессиленного и разбитого врага. Надо вспомнить, что наполеоновская армия выбралась из Москвы до морозов 7(19) октября и к 14–17 (26–29) ноября уже добежала до Березины, теряя в арьергардных боях последние силы.

Отход же русских армий в начале кампании на Смоленск— Вязьму был продиктован не выдуманными скифскими качествами русского народа, а весьма разумной, обязательной для всякого образованного стратега тактикой — не принимать боя с превосходными силами врага и сохранять умелым маневрированием боеспособность армии, истощая в то же время врага, растягивая его коммуникации и тем достигая большего равенства сил. Нужно вспомнить, что в начале кампании против 600–тысячной армии вторжения русское командование имело в своем распоряжении только 200 000. И еще раз: от 10–12 июня до 7 октября, когда началась и закончилась по существу военная эпопея Наполеона в России, там стояли жаркое лето и чудесная осень!

*

Теперь перейдем к эпопее 1914 года. Этой эпопее в советской и иностранной печати не повезло — о ней ни слова, никаких сравнений. Что молчит Москва, это неудивительно, так как современному правящему Кремлю невозможно — по причинам всем понятным — напоминать о прошлой войне. Удивительно, что на поводу у Москвы оказалась вся свободная западная печать. А между тем сравнение 1914–го с 1941–м неизбежно напрашивается, даже делается обязательным, потому что нынешний план кампании в СССР Браухича — Кейтеля является, несомненно, повторением в усовершенствованном и расширенном виде плана кампании Гинденбурга — Людендорфа.

Для нас же, русских, сравнение 1914 и 1941 годов совершенно обязательно, если мы хотим не только восторгаться беспредельной жертвенностью российского воинства, но и понять причину беспримерного русского бедствия и в опыте прошлой войны зацепиться хотя бы за соломинку спасения.

Спрашивается: почему то же самое, теми же приемами проводимое, одновременное наступление на петербургском, московском, киевском, черноморском направлениях, которое в пятимесячный срок было выполнено в 1941 году, к зиме 1915 года было остановлено перед Ригой, Двинском, Минском, Сарнами, Ровно, Кременцом, Тарнополем, Каменец — Подольском и до самого большевистского переворота не могло продвинуться за эту линию (за исключением Риги)?

На этот вопрос я слышал уже негодующее возражение: вы забываете, что у Германии было тогда «два фронта» и русский считался «второстепенным»!

О второстепенное — потом. А два фронта у Германии в Первую мировую войну — факт совершенно бесспорный. Но это совершенно не снимает моего вопроса по очень простой причине: наша подготовка к войне была рассчитана на существование второго французского фронта, а главное — только весной 1914 года была принята Государственной думой и Государственным советом большая военная программа и раньше, чем она начала осуществляться, Россия врасплох была захвачена войной. Весь же аппарат боя в СССР технически готовился и, по официальным заявлениям, был готов к единоборству с германской армией. И затем советское правительство продолжало в течение двух первых лет Второй мировой войны накоплять боевую силу, в то время как Германия все же ее тратила.

А теперь вспомним войну 1914 года. Действия русской армии еще раз показали тогда, из какой тяжкой трагической обстановки может выходить даже почти безоружная армия, когда войска, умеющие умирать за свою родину, находятся в руках командования, способного разрешать стратегические и тактические задачи.

Война 1914 года началась стремительным натиском на Францию. Германский штаб, рассчитывая на медленность сроков русской мобилизации, торопился нанести сокрушительный удар по Парижу и — разгромив Францию, где еще не было серьезной вспомогательной британской силы, — обрушиться на Восточный фронт. «Я буду завтракать в Париже и обедать в Петербурге», — мечтал об успехах своей молниеносной войны Вильгельм II. Марна. Немцы у ворот Парижа. Мольбы Жоффра к великому князю Николаю Николаевичу. Не дождавшись конца мобилизации, имея только еще 60 процентов боевого состава войск, русское Верховное командование, нарушая свой стратегический план, ведет наступление в Восточной Пруссии. Триумф Гинденбурга у Танненберга, самоубийство генерала Самсонова и 170 000 потерь у русских — но Франция спасена.

В Галиции, в Буковине идет стремительное русское наступление. В Польше германцы идут на Варшаву, прорываются на Вислу. Положение критическое. Мы несем страшные потери. Через всю Россию к Варшаве мчатся сибирские стрелки. Полки 3–го сибирского корпуса идут в бой, прямо выскакивая с поездов. Варшава спасена. Германское наступление отбито.

Но тут начинается драма. В 1914 году русская армия технически, в противоположность армии 1941–го, была во много раз слабее германской. У нас была безнадежная нехватка в тяжелой артиллерии. Германские дивизии имели по 12 легких батарей и по две тяжелых каждая; мы — две легких. На пушку приходилось недостаточное против германского огня количество снарядов — запасов не было. Не было достаточно винтовок. Авиация была в зачаточном состоянии. К концу кампании 1914 года русская армия осталась почти без снабжения. Под германским огнем полки таяли, особенно сильная убыль была в офицерском составе. Например, в 18–й дивизии, сообщает военный английский агент, тогда полковник Нокс, из 370 офицеров осталось 40. В батареях, под угрозой предания суду, было запрещено делать больше трех залпов в день. В своих мемуарах, отдавая должное русскому командованию, генерал Людендорф отмечает в войсках «совершенное презрение к смерти».

Наступает 1915 год, год великого, страшного и славного русского отступления. 2 мая 1915 года начала свое движение на левом галицийском фланге знаменитая ударная колонна Макензена. Русские окопы и русские войска в точном смысле слова заливались морем огня. От дивизии, которая первой попала под германский огонь, из 16 000 осталось… 500 человек; из 40 000 3–го кавказского корпуса — 8000. Вся 3–я армия генерала Радко — Дмитриева, упорно отбиваясь, отступала, истекая кровью. Не было снарядов, не было винтовок. Солдаты ждали очередного убитого или раненого, чтобы стрелять из его винтовки. В Польше в августе пала Варшава и все крепости. Польша была потеряна. За время великого отступления русская армия потеряла около 4 миллионов. За год, писал в это время в своих воспоминаниях А. А. Брусилов, «вся кадровая армия растаяла».

Пользуясь затишьем на Западном фронте, германское командование, зная о безоружном состоянии нашей армии, хотело во что бы то ни стало добиться окончательного решения на Восточном фронте. Пустив в ход всю мощь своей боевой машины, оно стремилось разрезать на куски русский фронт, отрезать армии от тылов, загнать в мешки и раздавить. Но русская армия имела тогда не только офицеров и солдат, умевших героически гибнуть. Она еще имела, как в 1812 году, командование, среди которого были замечательные стратеги и блестящие тактики. Изнемогая в борьбе, отбиваясь от наступающего врага и нанося ему жестокие удары, русская армия к зиме 1915 года закончила блестяще стратегическое отступление и закрепилась на новой линии фронта, который прорвать не могли немцы вплоть до Октябрьского переворота.

*

Больше того, весной 1916 года русские армии оказались заново вооруженными и Брусилов снова своим наступлением в Галиции сорвал осаду Вердена и спас Италию. Как же это случилось? Кто перевооружил русскую армию? Конечно, пришла некоторая помощь из Соединенных Штатов и от союзников, но главная причина была в другом. Катастрофа в Галиции, взятие Варшавы, гибель кадровой армии — все это ошеломило и разбудило Россию. Вихрем патриотического негодования из правительства были выброшены генерал Сухомлинов, Маклаков, Щегловитов. Пришли новые люди, развязавшие творческие силы независимой общественности. Земский и Городской союзы, все кооперативные организации, военно — промышленные комитеты — десятки тысяч людей с головой ушли в организацию военной промышленности, снабжения армии, улучшения продовольственного, топливного и транспортного положения. В итоге Россия стала выделывать 100 000 ружей в месяц, каждый полк был снабжен пулеметами; каждая дивизия имела теперь 36 полевых пушек с достаточным количеством снарядов. В период боев 1916 года Людендорф с удивлением отмечает у русских «настоящий артиллерийский огонь».

По поводу того, что случилось в России в зиму 1915/16 года, князь Г. Е. Львов во введении к книге о деятельности земских организаций во время войны, изданной в Америке, писал: «Вероятно, ни одно из государств в мировую войну не стояло перед разрешением задачи такой трудности, как Россия. Она не только должна была драться с врагом, бесконечно превосходившим ее в вооружении и общей подготовленности к войне, но еще должна была создать новые могущественные организации, работающие на оборону, о которых до этого времени Россия не имела никакого представления. И эта организация была создана вопреки правительству и опиралась на те силы, творческие возможности которых в это время были почти никому не известны. Только природная одаренность и врожденная способность к организации русского народа на основе самодеятельности спасли тогда положение».

*

Если бы после отступления 1915 года русские люди вынуждены были так же безмолствовать, как теперь, после разгрома 1941 года, — Сухомлиновы продолжали бы парализовать все живые силы страны, как это сейчас делают в Кремле и в Самаре, и Россия никогда бы не сыграла в Первой мировой войне той совершенно первостепенной роли, о которой очень скоро и совершенно забыли наши союзники, но до сих пор отлично помнят немцы.

В «Правде» от 2 марта 1941 года напечатано сообщение «представителя германского военного министерства о войне на два фронта». Почему понадобилось сделать это сообщение и напечатать его в «Правде», когда вторжение в СССР было уже решено в Берлине, — не совсем понятно. Но содержание этого сообщения дает такое яркое и удовлетворяющее чувство нашей национальной гордости описание, что я, нарушая пропорции статьи, привожу из него все существенное.

Представитель германского военного министерства г. Баше сказал:

«Я хочу привести лишь несколько примеров, доказывающих, какой гнет должна была вынести такая страна, как тогдашняя Германия, воюя на два фронта. 1914 год. Битва на Марне. Вам известно, что перед этой битвой, когда обстоятельства складывались в пользу германской армии, с одного чрезвычайно важного участка были сняты и переброшены на Восточный фронт два сильных армейских корпуса, так как надо было затормозить наступление русских в Восточной Пруссии. Следовательно, в 1914 году русская армия, действуя в тылу у германской армии Западного фронта, имела решающее влияние на успех англичан и французов… Наивысшее напряжение у Вердена. С обеих сторон действительно убийственная бойня. В разгаре этого боя на русском фронте, именно тогда, когда предполагалось, что русские настолько ослаблены, что не могут собрать свои силы, — на этом Восточном фронте произошло нечто новое. В военной истории русских сильно недооценивали. Никогда в полном объеме не было признано то, что сделал русский солдат, русская миллионная армия для Англии и Франции. В 1916 году это было показано в момент, когда Брусилов своим наступлением создал для нас смертельную опасность на Восточном фронте. Осада Вердена была прервана, полки и дивизии должны были быть переброшены от Вердена на Восточный фронт, так как там образовался прорыв в 300 километров… И в 1917 году, когда силы России были совсем исчерпаны и революция еще набросила свою тень, все еще оставалась угроза войны на два фронта. И это при таком положении, когда Германии улыбалось военное счастье и война на Западном фронте могла быть закончена удачным ударом. Это было тогда, когда французское наступление генерала Нивеля против всяких ожиданий было сломлено при замешательстве и необычайных потерях на стороне французов, а французский солдат после этого разочарования начал бунтовать… И при таких условиях те незначительные германские резервы, которые тогда вообще можно было собрать, снова были брошены на Восточный фронт, чтобы покончить с так называемым наступлением Керенского в Галиции, а затем с рижским наступлением и окончательно освободить тыл Западного фронта. В 1917 году с точки зрения солдата был настоящей трагедией тот факт, что германская армия на Западном фронте только тогда могла перейти в наступление против действительно заклятого врага, против англичан, когда уже не было достаточно сил, чтобы пробиться через Амьен и Абервиль к морю».

Без России в ту войну победа западной демократии была бы невозможна. Но из русских рук победа была вырвана не в честном бою, а предательским ударом в спину ленинских пятиколонников.

*

Теперь наследники Людендорфа и наследники Ленина дерутся друг против друга на одном фронте, совместно освободившись сначала от второго фронта во Франции.

Германцы все время стремительно наступали, осуществляя в чудовищном размахе исправленный и дополненный план Людендорфа. Другая сторона до самого последнего момента «по — скифски» отступала, теряя территорию, армии, промышленность, морские базы.

Как это случилось?

Для того чтобы понять это, нужно прежде всего выбраться из тумана всяческой пропаганды на прямую дорогу логики и ответить на два вопроса. Советский план войны предусматривал наступательную или оборонительную стратегию? Готовилась ли Красная армия к войне против Германии без союзников на другом фронте или нет?

Ответ на первый вопрос не вызывает никакого сомнения. Красная армия готовилась — «бить врага на его собственной территории». Наступление, наступление и наступление! — этим пронизан весь новый Устав полевой службы. Об этом непрерывно последние годы твердили и сановники, и военные специалисты, и советские пропагандисты за границей.

Передо мной опубликованная в Нью — Йорке на английском языке в начале вторжения Гитлера в СССР официальная коммунистическая «Правда о Красной армии» (специальный выпуск журнала «Фрайдэй»). Здесь изложена вся стратегическая доктрина сталинского штаба. Красная армия подготовлена к стремительной, уничтожающей врага войне. Оружие современной войны — оружие наступательное. Красная стратегия разрабатывала принципы механизированной войны задолго до наци. Начавшаяся война почти исключительно война движения, непрерывного наступления, ударов и контрударов. Это молниеносная война с обеих сторон. Красная армия вооружена так, чтобы защищать свою страну, перенося войну на неприятельскую территорию. Еще в 1932 году руководящий германский военный журнал «Военный еженедельник» «почтительно и не без страха определял советскую стратегию как стратегию моторизованного Чингисхана».

Макс Вернер, одобренный коммунистами специалист по Красной армии, в своей книжке «Борьба за мир» пишет: «Существует предрассудок, который признает, что Красная армия обладает могущественным вооружением и огромными резервами живой силы, но настаивает, что стратегия ее пассивна, рассчитана только на успешную оборону. Это утверждение неверно. Красная армия воспитана для наступательной стратегии. Советская военная доктрина столь же современна и агрессивна, как и германская. Впрочем, в своих основных линиях она была развернута до германской».

Итак, стратегия Красной армии наступательная.

Однако армия, воспитанная для стремительного наступления, для наступательного маневрирования, на практике проявила совершенно невероятную стратегическую пассивность, оставляя всю инициативу на своей собственной земле в руках противника.

Теперь второй вопрос: была ли Красная армия армией, приготовленной к единоборству с Германией, к войне без второго фронта?

Тут опять нет никаких сомнений. Была приготовлена. На основании тех официальных, начиная с Ворошилова, заявлений и официальных и официозных писаний получается следующая картина Красной армии как боевой силы.

Общее положение: в 1939 году, перед вторжением Гитлера в Польшу, Советский Союз был «наиболее мощно вооруженная страна в Европе».

Пехота. Согласно официальному заявлению Ворошилова, сила огня советского армейского корпуса на 25 процентов больше таковой же — германского. Но если даже допустить равенство в вооружении германской и советской кадровой пехоты, «за Красной армией всегда останется количественное превосходство, так как она всегда будет иметь большее количество корпусов, чем Германия».

Танки. Здесь превосходство Красной армии над армией германской совершенно бесспорно, по мнению советских источников, которые при этом ссылаются на мнение ряда военных иностранных специалистов, в том числе и немецких. Еще по заявлению Макса Вернера, в 1936 году количество танков в Красной армии превосходило то количество танков, которое германская армия имела в 1940 году. А с 1936 года производство танков в Советском Союзе все время и прогрессивно увеличивалось.

Самолеты. Тут опять Ворошилов. На коммунистическом съезде в марте 1939 года он решительно заявил, что советские бомбовозы могут одновременно сбросить двойное против германской авиации количество взрывчатых веществ. В общем советский воздушный флот имел несомненно «огромное преимущество над германским флотом в 1939 году», а за прошедшие с тех пор два года мощь его еще возрасла. Для 1941 года — 30 000 машин признается в советских источниках во всяком случае количеством непреувеличенным.

*

Итак, воспитанная на правилах наступательной стратегии и тактики, Красная армия, самая большая по количеству в Европе, была и технически подготовлена к единоборству с Германией.

Этот факт должен совершенно устранить весьма распространенное теперь объяснение страшного отступления примером военной катастрофы во Франции. «Франция, — признает неосторожно все тот же Макс Вернер, — была стремительно и наголову разбита из?за недостатка оружия — в особенности современного наступательного вооружения, из?за недостатка резервов и старомодного военного мышления. Красная армия, напротив, обладает в избытке как раз тем, чего не хватало французской армии, — вооружением, резервами и войсками, воспитанными для современной войны. Война на Западе кончилась бы совсем иначе, если бы Франция обладала таким же количеством людей и вооружения, которое находится в распоряжении Советского Союза».

*

Теперь, когда мы знаем, какова была Красная армия, вступая в бой с Германией, мы поймем весь жуткий смысл слов Сталина в речи 6 ноября по поводу 24–й годовщины Октябрьского переворота. Он признал, что советскому командованию не хватает«кадров», что «мы имеем во много раз меньше танков, чем Германия», и что «мы имеем меньше самолетов».

Одно из двух! Или всего того оборудования Красной армии, которое признавалось и рекламировалось всеми советскими авторитетами, никогда не существовало. Или все это существовало, но было стремительными ударами германской армии уничтожено.

Признать, что все технические «достижения» Красной армии были бумажным блефом, нельзя. Многие годы страна погромом крестьянства, миллионами умерших с голоду, всеобщей нищетой расплачивалась за сотни миллиардов, истраченных за последнее десятилетие на военную промышленность. И сам Сталин, несомненно, для своих целей, о которых здесь не буду говорить, усиленно готовился к войне.

Значит, при современном и достаточном вооружении у Красной армии были все возможности продержаться хотя бы три месяца на той линии обороны, на которой два года стояла хуже вооруженная в ту войну русская армия; к тому же у нас тогда был и второй, тяжкий фронт — турецкий.

Но этого не случилось! Миллионы солдат, тысячи танков и самолетов были захвачены и уничтожены в порядке той самой стремительной наступательной стратегии, которой хотел и не сумел воспользоваться штаб Сталина. Теперь, когда перед нами ясна вся картина бедствия, посмотрим, где же его причина?

*

Причина прежде всего та, что у Кремля были все части, из которых составляется боеспособная армия, но не было командования. Почему?

Незадолго перед казнью красных маршалов и расправой со всем командованием в армии, в воздушном и морском флотах в «Правде» (14 апреля 1937 г.) была напечатана статья, защищавшая точку зрения казненных, — «Тыл современных армий». Статья эта весьма убедительно показывает, что при том материальном, техническом и психологическом состоянии ближайшего и глубокого тыла будущей действующей армии никакая длительная успешная война для СССР невозможна. Современная война, заключает эта статья, требует не только технически совершенного тыла, чего в СССР нет, но еще и людей самостоятельных и способных принимать на свою ответственность важные решения.

Тухачевский, Корк, Якир, Уборевич, Блюхер и их единомышленники требовали внутренних реформ именно для образования прочного, дееспособного во время войны тыла и добивались создания командного состава, самостоятельного в своих действиях и способного принимать на свою ответственность важные решения.

Именно за это, за твердую волю покончить с режимом единоличного всевластия, парализующего творческие силы страны и убивающего в кадрах, руководящих армией, военной промышленностью и всей хозяйственной жизнью, чувства ответственности и инициативы, — именно за эту попытку вовремя предотвратить нынешнюю катастрофу они и сотни их единомышленников погибли, а тысячи были разосланы по тюрьмам и концлагерям[272].

Годами Корк, Тухачевский, Блюхер, Якир, Уборевич, Егоров и их многочисленные единомышленники работали над воссозданием боеспособной современной армии. Появилась новая школа образованных офицеров Генерального штаба. Преодолевая тупую оппозицию «героев Гражданской войны», вроде Буденного и Ворошилова, они механизировали армию и модернизировали ее стратегию и тактику. Им же принадлежал почин новой системы оборонительных линий, за которыми обезглавленная армия удержаться потом не сумела.

Живой творческий дух в армии был сломлен. Командный состав безнадежно запутался в наброшенной на него сети полицейского сыска и террора политруков. В «ПМ», весьма снисходительной к большевикам нью — йоркской вечерней газете, недавно печатались полуправдивые очерки об СССР во время войны ее редактора Ингерсола. Он описывает, между прочим, свои разговоры с военным начальством. И отмечает, что это начальство всегда было в двойственном виде, всегда рядом с командиром сидел или стоял некто в сером. И никогда командир не давал ответа, не взглянув на своего двойника и не получив от него молчаливого одобрения.

Можете ли вы себе представить действующую армию, в бою с организованным и мощным противником, у которой воля, инициатива и ответственность раздвоены? Войска без настоящего командования «теряют сердце», как любил говорить А. А. Брусилов. И вот 20 июля на месте боя рядовой красноармеец записывает: «Остались без пехоты. Надежды на успех мало. Кухня работает чертово — воевать приходится голодному. Командование действовало безголово. Плохая маневренность, а наступление напролом. Связь частей отсутствовала. Снаряды летели куда попало… Все это привело к отступлению» («Новое русское слово», 22 ноября).

Могут сказать: «Дневник красного артиллериста», из которого взята эта выписка, прошел германскую цензуру и был напечатан в Берлине, вероятно, в фальсифицированном виде… Тогда нужно признать, что подделка эта сделана изумительно. Ибо я читал частное письмо о настроениях и мнениях рядовых бойцов Красной армии, попавших раненными в сибирские лазареты, — они думают и чувствуют так же, как и «красный артиллерист».

В армии есть и воля к жертве, и острое национальное чувство. Армия снабжена всем необходимым для современного ударного боя. У нее есть, наконец, командный состав, который мог бы быть не хуже германского. Но все это парализовано страшной системой обездушенного террористического бюрократизма.

И только ценой неслыханного горя и испытаний армия освободилась наконец от Буденных и Ворошиловых.

*

И та же причина парализует тылы, промышленности, транспорт, создавая всюду не оправданную результатами трату сил и национальных богатств, неувязку и хаос.

Сейчас же, как только были получены сведения о жизни генералов, Г. П. Федотов в «Новой России» (13 июня 1937 г.) написал вещие слова: надо покончить, пока еще не поздно, со сталинским единовластием, «иначе вопрос о власти в России будет решаться Гитлером».

Сроки были пропущены, террористическое единовластие осталось — Гитлер пришел решать вопрос уже не о власти в России, а о самой России.

Сталина вовремя не устранили, но война политически его уничтожила; уничтожила централизованную гигантскую машину планового террора. Можно обо всем спорить, даже сомневаться в исходе войны, но одно ясно: тоталитарная большевистская диктатура уже в прошлом.

После войны, где бы ни началась Россия — у Вислы, на Днепре, в Заволжье, — она будет другая, совсем другая.

Поставим все вместе над вчерашним днем крест.

Гитлер пришел, потому что Сталин остался. Но приход Гитлера перевернул в России все вверх дном.

«Во время переправы не меняют лошадей» — правильно, но и лошади должны выгребать против течения и искать броду, а не лезть в омут. В ту войну мы тоже не хотели менять лошадей, но они сами пошли по течению своих страстей и предрассудков и попали в омут, затянув туда и Россию.

Сейчас вопрос не в лицах, а в целесообразном плане действий. Нужна ясная программа защиты и спасения России. Кто бы ее ни взялся выполнять, мы все должны пойти к ним на помощь и на службу. «Гитлер имеет наглость, — говорил Сталин 6 ноября, — призывать к истреблению великого русского народа».

Значит, он понимает, что сейчас идет борьба, как я писал уже в начале, о самом бытии России, ее самостоятельного национального существования.

Не будем спорить, плохо это было или хорошо, что в течение четверти века русская жизнь коверкалась и ломалась во имя коммунистических интернациональных целей, — сейчас мировая революция все равно не может быть мерилом внутренней политики России. Больше того. Никакой политический идеал, никакая политическая доктрина не могут сейчас главенствовать над единственной задачей сегодняшнего дня русской истории. Эта задача: целесообразная организация правительственного аппарата, промышленности, земледелия, транспорта и, что главное, духа страны.

Совершенно очевидно, что командование должно быть решительно освобождено от мертвящего надзора политических сыщиков.

Совершенно очевидно, что без тракторов, без нефти, без всей системы, планируемой из одного центра, колхозной барщины, Россия в 1942 году останется совсем без хлеба, если не вернется крестьянин к свободному труду на своем клочке земли, со своей собственной лошадью.

Совершенно очевидно, что для восстановления в некоторой части разрушенной тяжелой промышленности нужно призвать на помощь свободные профессиональные рабочие союзы и самую реконструкцию передать в руки компетентных специалистов без всякого вмешательства партийных «генеральных линий».

Также очевидно, что для легкой промышленности ширпотреба нужно призвать частную инициативу, кустарные свободные артели и восстановить независимую кооперацию.

Кооперативным организациям и частной инициативе нужно также поручить организовать торговую сеть, ибо нелепая казенная торговля взорвана войной.

Нужно, чтобы все в России зашевелилось, собирало по крохам разрушенное, крепило и строило, не думая о концлагере и не оглядываясь, не стоит ли сзади агент из ГПУ.

Сейчас, когда Россия горит, никакие коренные политические преобразования невозможны, но нужно содружество власти с народом, доверие народа к власти. Вера, что на вчерашнем действительно поставлен крест. Как этого добиться? Возвращением на работу из мест «не столь отдаленных» всех, кто способны к работе, и в особенности тех, чья вина была в предвидении, куда заведет страну «Единственный». В войне печать, конечно, не может быть свободной от всякого надзора, но к обсуждению новых планов, к критике нецелесообразных предприятий должны быть допущены все, кто хочет служить делу спасения.

В той же речи 6 ноября Сталин справедливо сказал — величайшее преступление Гитлера в том, что он порабощает народы (в том числе «советскую Балтику и советскую Украину»), лишая их самых основных демократических свобод, отнимая у них право самим решать свою судьбу, отбирая их хлеб, их продовольствие и сырье.

Какая огромная помощь Красной армии будет оказана, когда в порабощенных Гитлером странах узнают, что в России снова загорелся свет свободы, что там все совсем по — другому, чем у «фашистских варваров».

Этот набросок программы Восстановления — только мысли вслух о путях, по которым должна пойти власть, чтобы остановить беду России и собрать вокруг себя весь русский народ.

Какая бы власть ни пошла по этому пути, мы все — там и здесь — должны ей служить честно и по совести.

Не пойдут нынешние правители — обязательно придут другие.

Ибо путь русского Спасения от ига внешнего будет совершен и завершен в радости внутреннего Воскресения.

Иначе России не быть.

А она будет.

14 декабря 1941