Лесной домик
Лесной домик
Это было началом моей жизни в лесном убежище, где я провел 40 дней. Болотовы, пожилые супруги, сердечно меня приняли. «Не беспокойтесь! Все будет хорошо!» — утешали они меня. Это убежище под крышей их дома они предложили от чистого сердца и столь великодушно, что никогда даже и намеком не говорили о том, чем они рискуют из?за меня. Конечно, они вполне отдавали себе отчет в той опасности, которой подвергались. 27 октября газета «Известия» опубликовала сообщение под заглавием «Арест бывших министров»: «Коновалов, Кишкин, Терещенко, Малянтович[193], Никитин[194] и другие арестованы Революционным комитетом. Керенский скрылся. Все военные организации прилагают все усилия, чтобы в кратчайший срок разыскать его, арестовать и привезти в Петроград. Всякая помощь или поддержка, оказанные Керенскому, будут наказуемы, как государственная измена».
Мои преследователи искали меня повсюду. Но им не приходило в голову, что я скрывался не где?то на Дону или в Сибири, а жил, можно сказать, почти у них под носом, между Гатчиной и Лугой.
Пока что мне не оставалось ничего другого, как лежать и заниматься изменением своей внешности. Я отрастил себе бороду и усы. Борода, к сожалению, мало изменяла мое лицо, так как она отросла аккуратной каймой, оставляя подбородок и всю нижнюю часть лица совершенно открытыми. Все же к концу сорока дней, благодаря очкам и отросшей шапке густых нечесаных волос, мне удалось принять вид студента — нигилиста 60–х годов.
Я никогда не забуду тех долгих ноябрьских ночей. Мы были все время настороже, Ваня совершенно не отходил от меня. У нас было несколько фанат, и мы были готовы использовать их в случае надобности. Днем было все спокойно, и при солнечном освещении прошлое казалось отдаленным и нереальным. Но ночью я снова переживал все случившееся и весь ужас этой пляски дьявола, начавшейся в нашей стране. Все время меня мучил страх, но не так за мою собственную судьбу, как за безопасность моих гостеприимных хозяев. Как только ночной воздух оглашался лаем собак в соседней деревне, мы вскакивали с постелей и выходили на крыльцо, где стояли с ручными гранатами наготове. Иногда, в первые дни моего пребывания в этом гостеприимном домике, среди ночи меня охватывали приступы отчаяния, и я хотел, чтобы мои преследователи пришли и арестовали меня. Тогда я был бы по крайней мере свободен от своих мыслей и тяжелых переживаний.
Постепенно я начал думать, что большевики, по — видимому, потеряли мой след и что близкая опасность миновала. Через Ваню мне удалось установить связь с Петроградом. Я стал получать новости из столицы. Иногда доверенный посланец приходил проведать меня. Я знал, что мой долг бороться и дальше, служа России до конца. В свое время я объездил всю нашу обширную страну и знал, что наш народ, без различия классов, не пойдет добровольно под ярмо диктатуры. Я знал, что ядовитое влияние бесстыдной большевистской пропаганды быстро прекратится в столице, как только Ленин и его сообщники сбросят свою маску демократизма и патриотизма.
Против захвата Лениным власти первыми подняли голос протеста лидеры Совета крестьянских депутатов. Уже 26 октября они выпустили свое воззвание, объявляя революцию в опасности. Этот исторический документ появился в газете социалистов — революционеров «Дело народа», в номере от 28 октября 1917 года.
8 и 9 ноября два верных друга принесли мне петроградские газеты, в том числе «Новую жизнь» Максима Горького от 7 ноября, где Горький резко выступил против Ленина и Троцкого.
Такая же резкая статья была и в «Деле народа». Эти статьи побудили меня написать открытое письмо от 8 ноября, которое мои верные друзья отвезли в Петроград. Оно было напечатано в газете «Дело народа» в номере от 22 ноября 1917 года.
В эти дни жизнь мне казалась невыносимой. Я предвидел, что в близком будущем Россия испытает самые тяжелые удары.