Бедная сиротка Марта
В тот страшный 1698 год, когда Пётр I примчался из-за границы, чтобы утопить в крови стрелецкий мятеж, он заодно расправился и со своей законной, но давно опостылевшей ему женой Евдокией. Заточив её в монастырь, он почувствовал, что теперь у него совершенно развязаны руки, и стал серьёзнее, чем раньше, размышлять о женитьбе на Анне Моне. Как и прежде, его правой рукой оставался Лефорт. Осенью 1698 года, уезжая на кораблестроительные верфи под Воронеж, Пётр оставил своим представителем в Москве «любезного друга Франца».
Вернулся Пётр в Москву 20 декабря для того, чтобы отпраздновать подавление стрелецкого бунта. Пиры и праздники решено было провести в новом дворце Лефорта, который по распоряжению царя был воздвигнут во время их поездки по Европе. Это был необычайно роскошный, огромный дворец, построенный архитектором Аксалитовым в лучших традициях русского зодчества, в стиле, названном «нарышкинским барокко». Главная часть дворца с центральным залом высотой более двадцати метров была обращена в сад. Множество других помещений напоминали музей искусств: в одном были собраны китайские вазы и коллекции фарфора, в другом — картины морских сражений и модели кораблей, в третьем — образцы оружия и доспехов...
12 февраля 1699 года необычайно пышно и торжественно было отпраздновано новоселье, а ещё через десять дней Лефорт заболел горячкой, или, как мы сказали бы теперь, общим заражением крови, и 2 марта умер.
Пётр сильно горевал, но смерть Лефорта, лишив его преданнейшего и любимейшего соратника и друга, положила конец и довольно двусмысленным их отношениям с Анной Моне, которая теперь, кажется, стала целиком принадлежать одному Петру.
Звезда Лефорта угасла, но тут же на дворцовом московском небосклоне стало круто подниматься вверх новое светило — Меншиков. Сохраняя безусловную верность и преданность Петру, Александр Данилович всегда держался тех, кто был мил сердцу царя, и мгновенно отказывался от прежних привязанностей, как только менял к ним своё отношение Пётр. Так и сейчас — царь любил Анну Моне, и Меншиков столь же пылко её обожал, всячески разжигая их чувства друг к другу.
В конце апреля 1699 года Пётр в последний раз отправился под Азов. Сохранилось пять писем Анны к Петру.
В них Анна Ивановна Моне предстаёт расчётливой, холодной, предприимчивой мещанкой. Её письма содержат ходатайства и просьбы чаще всего имущественного или же юридического характера. Она просит за одних, за других, кажется, небескорыстно, впрочем, не забывая и себя со своими родственниками.
Возвращение Петра в Москву ничего не изменило в его отношениях с Анной, и если бы не начавшаяся вскоре война со Швецией, то, может быть, Анна Ивановна и стала бы русской царицей, как немного позже случилось это с другой иноземкой — Мартой Скавронской, вошедшей в историю под именем Екатерины Первой.
Итак, 19 августа 1700 года Россия объявила войну Швеции, начав самую продолжительную войну в своей истории — Северную — длившуюся двадцать один год. 22 августа Пётр, оставив Москву, отправился на театр военных действий к Нарве. 19 ноября русские войска потерпели там серьёзнейшее поражение, но Пётр не опустил руки и с ещё большей энергией продолжал начатое дело.
Случилось так, что однажды вечером, в апреле 1703 года, возле стен осаждённой шведской крепости Нотебург, прежде носившей русское название Орешек, которую потом Пётр переименовал в Шлиссельбург, царь прогуливался с приехавшим к нему саксонским посланником Кенигсеком. Вдруг Кенигсек поскользнулся на бревне, переброшенном через неширокий и неглубокий ручей, и на глазах у Петра рухнул в воду лицом вниз. Видевшие всё это солдаты тут же бросились на помощь упавшему, но было поздно — саксонский посланник захлебнулся и откачать его не удалось, как ни старались сам Пётр и подоспевшие вскоре медики.
Когда утопленника вытащили из ручья, у него в карманах обнаружили целую пачку писем коварной Анны Моне, в которых, как впоследствии писал академик-историк Герард Фридрих Миллер, она «слишком ясно выражала свою преступную любовь к Кенигсеку». Кроме того, у саксонского посланника оказался и миниатюрный живописный портрет Анны.
Сильно раздосадованный и ещё более обескураженный столь неожиданным пассажем, Пётр тотчас же приказал приставить к дому Анны крепкий караул и никого к ней не пускать. Анна поняла, что следует во что бы то ни стало вернуть расположение царя, и попробовала сделать это при помощи колдовства, чародейства, приворотных зелий, перстней и тому подобной каббалистики, но и это ей не помогло.
Опала над Анной Моне, её сестрой Матрёной и всем семейством Монсов продолжалась до 1707 года и прекратилась из-за вмешательства в её судьбу прусского резидента Георга Иоганна фон Кайзерлинга, который, как и Кенигсек, сопровождал Петра на войне. Через три года после нелепой смерти Кенигсека, 10 июля 1707 года, неподалёку от Люблина, где стояла тогда Главная квартира русской армии, Кайзерлинг объявил Петру, что Анна Моне — его невеста и потому он просит разрешения на брак с нею. Пётр же ответил ему так:
— Я воспитывал девицу Моне для себя, с искренним намерением жениться на ней, но так как она вами прельщена и развращена, то я ни о ней, ни о её родственниках ничего ни слышать, ни знать не хочу.
Присутствовавший при этом Меншиков сказал Кайзерлингу:
— Девка Моне действительно подлая, публичная женщина, с которой я сам развратничал столько же, сколько и ты.
В ответ на это Кайзерлинг полез драться, но Пётр и Меншиков пинками и тумаками спустили его с лестницы.
Упрямый пруссак всё же добился своего, но только через четыре года после этого происшествия. Он обвенчался с Анной в июне 1711 года, однако через полгода после свадьбы умер. Анна пережила его не намного: она скончалась в Немецкой слободе 15 августа 1714 года. На сём история Анны Моне закончилась.
Но ещё в 1702 году у любвеобильного царя возник новый роман, который сначала и он сам и его интимные друзья склонны были считать интрижкой, проходной альковной историей, о которой Пётр Алексеевич должен был вскоре забыть.
Ан не тут-то было: интрижка довольно быстро переросла в генеральный роман его жизни, ибо его фигурантка — литовская крестьянка Марта — через несколько лет стала женой царя и матерью его детей, а затем венчанной царицей России и, наконец, первой русской императрицей. И началось это на театре военных действий против шведов, после того как войска фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева 25 августа 1702 года взяли шведскую крепость Мариенбург, которая ныне по-латышски зовётся городом Алуксне.
О том, как сие случилось, мы знаем довольно точно, но, к сожалению, дата встречи Петра и Марты определяется по-разному, как и многое другое, относящееся к первым месяцам их знакомства. Потому приведём здесь несколько наиболее достоверных версий, предоставив слово прежде всего тому, кто был осведомлён о произошедшем лучше других. Это очень близкий и к царю, и к Екатерине человек, один из адъютантов Петра, капитан первого ранга, француз Франц Вильбуа, — впоследствии вице-адмирал, не только служивший в русском флоте с момента его создания, но и сам бывший одним из участников строительства кораблей ещё на воронежских верфях.
Вильбуа оставил очень интересные «Записки», касающиеся многих событий первой четверти XVIII века, свидетелем которых он был или о которых ему довелось слышать. Почти тридцать лет работал он рядом с Петром и был весьма близок к нему. Достаточно сказать, что Пётр сосватал и женил француза на фрейлине Екатерины, старшей дочери пастора Эрнста Глюка — Елизавете, с которой будущая русская царица росла с трёх до шестнадцати лет в семье Глюка. Вильбуа дружил и с семьёй младшей сводной сестры своей жены — Дарьей Глюк, вышедшей в России замуж за обер-гофмейстера царского двора Дмитрия Андреевича Шепелева.
Таким образом, в распоряжении у Вильбуа оказалась уникальная информация о детстве и юности Екатерины. По его свидетельству, родители Екатерины умерли от чумы, когда девочке было три года. Её подобрал протестантский пастор города Мариенбурга Даут и взял к себе в дом. Однако эпидемия чумы выкосила и эту семью: погибли и сам пастор, и его жена, его дети, осталась в живых одна лишь маленькая сирота, которую звали тогда Мартой. И во второй раз девочку подобрал священник, приехавший в Мариенбург принять опустевший приход. На сей раз это был Эрнст Глюк, но никто не мог ничего рассказать ему ни о родителях девочки, ни того, когда и где она родилась.
Детство её и юность прошли в доме Глюка, в котором она жила на положении полувоспитанницы-полуслужанки, научившись вместе с тремя родными дочерьми пастора (среднюю дочь звали Маргаритой) чтению и письму по-немецки, рукоделию и ведению хозяйства.
Объективность требует признания в том, что если Марта и была полувоспитанницей-полуслужанкой, то она не была обойдена ни теплом, ни заботой, ни лаской, ни соучастием, и условия жизни её ничем не отличались от жизни родных дочерей доброго пастора.
И если о её детстве и юности мы знаем довольно много достоверного и из-за Вильбуа, и из-за рассказов самой будущей императрицы, то относительно происхождения девочки существует несколько версий, но совершенно точные сведения до сих пор отсутствуют. Одна из наиболее распространённых состоит в том, что её мать была крепостной немецкого дворянина фон Альвендаля и от мимолётной связи со своим господином родила дочку. Отец Екатерины — литовский крестьянин по имени Самуил — не имел фамилии, как и большинство крепостных в Литве и Польше, а стало быть, и его дочь тоже была бесфамильной. Он жил в одной из деревень графов Сапега неподалёку от лифляндской границы. У Самуила было четверо детей — сын Карл и три дочери: Марта, Христина и Анна, при рождении крещённые по католическому обряду.
Самуил вскоре после рождения последней дочери умер, и его осиротевшая семья переехала в Лифляндию, принадлежавшую тогда Швеции, в Рижский округ, в деревню Ленневарден, на речке Румбе.
Оставив сестёр и брата Марты пока в стороне, познакомимся поближе с нашей героиней.
По довольно достоверным источникам Марта родилась 5 апреля 1686 года. Из-за бедности мать устроила девочку к лютеранскому пастору в местечко Рооп, в том же Рижском округе. Через некоторое время она ушла из Роопа в Мариенбург, к местному лютеранскому священнику Эрнсту Глюку.
Из-за того, что вопрос о происхождении Екатерины не выяснен и многие данные противоречивы, дальнейшее повествование может показаться и нелогичным, и не согласующимся. И всё же я предложу вам, уважаемые читатели, главные версии, существующие на сегодня в исторической науке.
Все исследователи, базируясь на дошедших до них воспоминаниях современников, на описаниях внешности Екатерины и, наконец, на немалом числе портретов, сходятся на том, что она была не слишком красивой, смуглой, коренастой, полной, но необычайно симпатичной, располагающей к себе девушкой, которая очень нравилась мужчинам.
И, как утверждали её земляки, она не была чрезмерно строга ни к себе, ни к ним. Целомудренный пастор решил положить конец фривольным приключениям своей воспитанницы и предложил ей найти себе жениха. Марта выбрала парня, который нравился ей самой, да и она была по душе своему избраннику. Таким образом, состоялся брак по любви, и была сыграна небогатая, но весёлая свадьба.
Муж Марты, Иоганн Крузе, судя по фамилии и имени, немец, служил в местном гарнизоне и, очевидно, был трубачом, потому что сразу после свадьбы Марту стали называть «Трубачёвой». Это прозвище на первых порах заменяло ей фамилию. Но семейная жизнь Марты продолжалась всего несколько дней — Иоганн ушёл со своим отрядом в поход, а вскоре после этого, 25 августа 1702 года, Мариенбург заняли войска Бориса Петровича Шереметева, и волею случая Марта оказалась в его доме. Шестнадцатилетняя служанка ненадолго стала любовницей пятидесятилетнего фельдмаршала, но тот вскоре уступил её своему гостю — женолюбу и сладострастнику Меншикову, которому прекрасная Марта попала на глаза (известный русский историк, князь Пётр Владимирович Долгоруков, перечисляя любовников, бывших у пасторской служанки Марты в Мариенбурге, называет последовательно сначала генерала Родиона Христиановича Бауэра (Боура), потом фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, и затем Меншикова).
Когда Меншиков привёз Марту в Москву, уже никто не называл её Трубачёвой, но с самого начала именовали её Веселевской. Разгадка находится в письме гофмейстера Курляндской герцогини Анны Ивановны Петра Михайловича Бестужева-Рюмина, которое он послал Екатерине 25 июня 1715 года. Бестужев писал из Риги Екатерине, что он отыскал «в Крымбохе (Кройсбурге) фамилию Веселевских» и обнаружил там множество Веселевских. В частности, у некоего курляндца Вильгельма Гана было четыре сестры. Первая — Екатерина-Елизавета была замужем за Яном Веселевским, вторая — Доротея «была за Сковородским», то есть Скавронским. У Доротеи были сыновья — Карл и Фридрих, и четыре дочери — Анна, Доротея, ещё Анна и Екатерина. Эта-то Екатерина и жила в Кройсбурге «у тётки своей Марии-Анны Веселевской, которую в двенадцать лет возраста её взял в Лифляндии шведский мариенбургский пастор». Далее Бестужев сообщал сведения и о других членах этой фамилии, причём отмечал, что многие из них умерли в «поветрие», то есть во время чумы.
Так, мало-помалу вырисовывались забытые и самой Мартой эпизоды её раннего детства. А может быть, ей и не очень-то хотелось, чтобы горькая и суровая правда о первых годах её нищенской и сиротской жизни сделалась достоянием князей и генералов, окружающих трон её мужа, пока ещё не обвенчанного с нею.
Как бы то ни было, но Марта Веселевская вскоре оказалась в Москве, в доме Александра Даниловича Меншикова.
Меншиков с гордостью показывал свою новую служанку-наложницу приходившим к нему в дом друзьям и собутыльникам, но усиленно прятал её от Петра, так как понимал, что, попадись Марта на глаза царю, он тотчас же лишится этой своей услады.
Но однажды во время попойки проболтался, что обладает прелестной любовницей.
Пётр велел немедленно показать ему эту прелестницу, и Меншикову невозможно было не выполнить повеление царя. Тут-то и увидел Пётр свою суженую — молоденькую, пухленькую, с необычайно живыми чёрными глазами и необъятным бюстом. Девушка мыла окна в одной из комнат меншиковского дома и, не замечая царя, легко перескакивала с подоконника на подоконник.
Замерев от мгновенно охватившего его вожделения, смешанного с чувством восхищения, Пётр не мог оторвать глаз и молча наблюдал за своей новой пассией, с первого же взгляда попав под её неотразимое обаяние, а потом увёз Марту с собой, спрятав её от всех в маленьком домике на окраине столицы. Только наиболее близкие Петру люди знали, кем на самом деле является для их государя эта юная служанка, официально значившаяся женой придворного конюха. Появившись в Москве поздней весной 1703 года, Марта вскоре была введена Петром и Меншиковым в круг самых близких подруг и родственниц царя и его фаворита.
Однако же существует и другая точка зрения, лучше сказать, другая версия знакомства Петра и Марты.
Очень скрупулёзный и добросовестный историк Есипов, исследовав все доступные ему источники, приходил, однако, к выводу, что знакомство Шереметева с Мартой Скавронской-Трубачёвой произошло в Мариенбурге, а первое свидание её с Меншиковым и уход будущей царицы от старого фельдмаршала к Александру Даниловичу произошли в конце 1703 года в Москве, когда Меншиков, приехав в столицу, оказался в гостях у Шереметева.
Знакомство же Петра с Мартой Есипов определяет 1 марта 1704 года, ссылаясь на письмо её к Петру от 8 апреля 1717 года, в котором она писала: «Желаю ведать, изволили ли Ваша милость в 5-е число апреля (день рождения Екатерины) выкушать по рюмке водки, так же как в 1-е число марта. А я чаю, что изволили запамятовать: прошу ко мне отписать».