ИЗ АВТОБИОГРАФИИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Многие начинают свое жизнеописание со слов о том, с какого возраста они себя помнят. В моих представлениях о себе случилось нечто другое: тот давний человек, которого я знал маленьким ребенком, и мальчиком, и школьником, и молодым человеком, начинающим думать о людях и о себе, и зрелым человеком, бьющимся в стремлении научиться отличать черное от белого, — этот давний человек — я и не я в одно и то же время. Да. Когда я вспоминаю о прошлом, о своем детстве, о ранней молодости, о юности или пытаюсь об этом вспомнить, то чувство возникает такое, точно я вспоминаю не о себе, а о каком-то другом человеке, которого я, пожалуй, уж и не так хорошо знаю. И я не могу определить, где, когда и почему наступил в моем сознании этот странный разрыв.

Знаю, что я родился в г. Артемовске Донецкой области (бывший Бахмут Екатеринославской губернии) 4 сентября (новый стиль) в 1909 году. И помню, что тот мальчик, каким я тогда был, отличался повышенной любознательностью, о чем свидетельствует хотя бы следующий факт: своевременно узнав поразительную новость, что Земля вертится, тот мальчик каждый день проверял, насколько передвинулась большущая каменюка, с незапамятных времен лежащая вблизи дома на Алексеевской улице. Очень может быть, именно то обстоятельство, что каменюка так и не сдвинулась с места за все время наблюдения, постепенно развило в сознании мальчика склонность к скептицизму и недоверчивости.

…А сколько душевных сил мальчишкой я затрачивал на разгадывание бесконечности! Мой практический ум не мирился с понятием бесконечности. Вот передо мной Вселенная, думал я. Хорошо, звезды Млечного Пути, видимые глазом и находящиеся в пределах Галактики. А что за ними? А за тем другим, что за ними? И так дальше. Что значит: нет конца? Я пытался и не мог вообразить, что значит бесконечность. Кажется, я и сейчас этого не могу вообразить. Или иногда совсем по Толстому, помните, как у него не то в «Отрочестве», не то в «Юности»:

«…спрашивая себя: о чем я думаю? я отвечал: я думаю, о чем я думаю. А теперь о чем я думаю? Я думаю, что я думаю, о чем я думаю, и так далее. Ум за разум заходил…»

Говорят, что способности человеческого разума ограниченны. Он не в состоянии постичь абсолютной истины.

Спорить об этом я не могу, но надо верить в то, что разум неограничен и что абсолютная истина достижима. А жить не веря — человеку неудобно. К чему тогда жить? А в бога мы верить разучились.

…Я знаю, что по прошествии времени тот мальчик с родителями переехал в Харьков, — случилось это не то в семнадцатом, не то в восемнадцатом году. Отец его был служащий, мать — актрисой, она работала в театре у Синельникова, вела драматические кружки в школах и детских домах.

В 1922 году мальчик вместе с родителями перекочевал в Москву, куда представителем треста «Стеклосода» был переведен его отец-инженер.

В жизни каждого человека бывают дни или минуты, которые запоминаются с какой-то особенной, прожигающей силой.

Одному навсегда врезалось в память, как он в детстве высадил из рогатки свое первое стекло, пренеприятная бурная реакция пострадавших; другой очень ярко запомнил пору своей первой влюбленности, свидания на трамвайной остановке, темную духоту третьеэкранного кинематографа, поцелуй на бульварной скамье; у третьего все предыдущие и последующие впечатления жизни подавлены фронтовыми ощущениями и атакой на укрепленный рубеж противника или днями, проведенными в госпитале после ранения; четвертый хранит в памяти красивые воспоминания о поездке в Среднюю Азию и каком-то тихом вечере с удочкой на берегу реки, когда не было поймано ни одной рыбешки…

А этот мальчик помнит, как он тонул в одном из Оленьих прудов в Сокольниках, но научился при этом плавать. У него были разочарования, которые сейчас могут показаться смешными, вроде того, например, когда на глазах у него в Сокольниках среди бела дня какой-то бандюга увел первый велосипед. Этот мальчик был драчлив и обладал повышенным требованием к справедливости, из-за чего ходил иногда с подбитым глазом и претерпевал другие неприятности, например угрозу исключения из школы, так как вступался за товарищей. Бывали, как водится, измены любимой женщины, вернее, девчонки. Да, конечно, маленькие детские катастрофы. Вероятно, такие случаются у каждого, и многое зависит от впечатлительности детской натуры. Короче говоря, я был тем мальчиком. И вместе с тем тот «я» был в чем-то совсем другим человеком, чем я теперь.

В моей жизни были и другие разочарования, когда я близко соприкоснулся с тем, что близкие люди умерли; случилось, когда я был еще совсем ребенком, мне было девять-десять, во время гражданской войны от брюшняка умер в Харькове мой товарищ.

Я помню, как бы глядя со стороны, как мы круглые сутки дежурили в школе у Красного знамени, когда умер Ленин… Потом помню смерть Маяковского.

А дальше пошло что? Окончание школы со специализированным чертежно-конструкторским уклоном. Работа на Дегунинском химическом заводе помощником слесаря.

Экзамен для поступления на литфак в Первый МГУ, куда я не попал. На следующий год, работая техником-конструктором в Химугле, я держал экзамены в Менделеевский институт и провалился на устной математике. Тогда через год я поехал на Урал и поступил в Уральский химико-технологический институт. А оттуда, не докончив его, на литфак, добившись, таким образом, первоначального своего замысла кружным путем.

Писать я начал рано. В детстве, помню, я сочинял рассказы про индейцев и считал себя команчем и писал про рифов, которые в то время восставали против англичан. Не прочитав уэллсовской «Борьбы за мир», я сочинил скучную по сюжету повесть о нашествии марсиан на нашу Землю.

Когда я учился в средней школе, я опубликовал свой первый рассказ в детском журнале «Искорка». После первого рассказа долгое время не печатался, работал на заводе. Но писал я много, писал обо всем, что приходило в голову: рассказы, сценарии, одноактные пьесы, очерки, статьи. Позже я что-то стал нащупывать.

Дальше пойдет анкета. С 1930 года я стал сотрудничать в юношеских и детских изданиях: «Дружные ребята», «Пионерская правда», «Смена», «Костер», «Пионер». Литфак Первого МГУ к этому времени был преобразован в РИИН, я учился в РИИНе. Я был уже женат, и у меня родился сын, приходилось и учиться, и писать довольно много всяких мелочей.

С 1933 года я начал печататься в журнале «Наши достижения». Был одним из его наиболее активных авторов. Много ездил по стране. Из каждой поездки, помимо того что я привозил для журнала, оставалось много ценных впечатлений.

В 1936 году стал печататься в «Красной нови», где был помещен ряд рассказов. В 1938 году в этом журнале был опубликован первый роман «В маленьком городе». Отдельным изданием роман вышел в «Советском писателе» в 1956 году. В 1966 году роман третий раз переиздали в однотомнике издательства «Художественная литература» с красивым портретом автора.

В 1939 году в издательстве «Советский писатель» вышел сборник рассказов «Через три года».

Война застала меня на больничной койке в клинике ВИЭМ на Щипке. Там Должен был впоследствии разместиться военный госпиталь. Я еще не начал учиться ходить, когда меня перевезли домой.

Наверно, я еще был очень плох, и мне казалось, что я никогда не преодолею чувство собственной неполноценности, вызванное психической травмой, если не вернусь в строй, не стану рядом со своими сверстниками. Как только я немного поправился, я начал работать военным корреспондентом, а потом перешел в редакцию армейской газеты «Вперед, на врага!».Физически я все еще чувствовал себя недостаточно окрепшим. Тем не менее одно то, что я мог существовать и справляться с фронтовой работой, облегчало мою неполноценность. Я лелеял надежду, что вот явлюсь в Политуправление Красной Армии к полковнику Дедюхину и сумею настоять на том, чтобы меня отправили на смену моему тогдашнему другу, тяжело переносившему блокадный режим в Ленинграде, словно военная служба что-то вроде какой-нибудь исследовательской экспедиции, где действительно один может сменить другого. Мне всегда в минуты сильных волнений приходили на ум нелепые мысли.

Во время войны мои очерки и рассказы печатались в московских журналах и газетах, позже я стал военным корреспондентом «Знамени», в результате чего написал повесть «Край земли», одну из первых повестей о войне, — она публиковалась в «Новом мире» в 1943 году и в том же году вышла отдельным изданием. В 1963 году повесть была переиздана массовым тиражом. Некоторое время я работал в армейской газете «Сталинский воин» на Северо-Западном фронте. Был демобилизован по болезни задолго до конца войны.

После войны, в 1946 году, в Военном издательстве вышла моя повесть «Поход к Босфору». В повести описаны события, разыгравшиеся на Черном море в годы первой империалистической войны, в связи с рейдом подводного минного заградителя. Повесть неоднократно переиздавалась.

В 1960 году в «Советском писателе» сначала небольшим тиражом, а спустя три года массовым была издана повесть «Две тысячи метров над уровнем моря». Эта повесть о любви счастливой, беспокойной, внезапной, ворвавшейся в размеренную жизнь далекой горной метеорологической станции наподобие урагана, сокрушающего все на своем пути. По повести была написана пьеса, называлась она «Нарушенный покой». Пьеса благополучно была поставлена на сцене Ленинградского академического театра драмы им. Пушкина. А позже повесть была экранизирована.

В 1965 году в издательстве «Советский писатель» был напечатан новый роман «Большие мосты».

«Большие мосты» — роман о современности. В сложной, многоплановой композиции расходятся и снова переплетаются острые сюжетные линии.

Строится большой мост. Он соединяет два берега могучей реки. А человеческие судьбы? Какие мосты переброшены между ними? Повествованием движут нравственные мотивы, мост не только даст жизнь заброшенным районам. В связи с ним проявляются и сталкиваются различные характеры, различные представления о счастье, об истине, о справедливости, о смысле жизни.

И наконец, удалось вчерне подготовить рукопись будущей книги «Фарт». Как известно, «фарт» — удача. Я решил так назвать эту книгу[1].

1970

Более 800 000 книг и аудиокниг! 📚

Получи 2 месяца Литрес Подписки в подарок и наслаждайся неограниченным чтением

ПОЛУЧИТЬ ПОДАРОК