Трио для текстолога: очная ставка деталей

Остается, пожалуй, лишь один вопрос — о правильном тексте этого бывшего dubia.

Ведь у нас в распоряжении три источника — «список Чухонцева», «список Поболя-Товмасяна» и печатный.

Приведем еще раз текст, но по списку Чухонцева, отмечая его отличия от двух других:

О, для чего ты погибала, Троя,

И выдуман был Одиссеем конь?[523]

Каких изменников, каких героев

Испепелял[524] бенгальский твой огонь?[525]

Зачем не откупилась ты[526] от тлена

В свечении[527] своих бессмертных риз,

Похожая на молнию Елена,

И был забыт лысеющий Парис?[528]

А может быть, влюбленные для вида,

Они милуются[529], обнажены,

Лишь на картине юного Давида[530]

Две декорации с одной стены?

И юноша, исполненный отваги,

Лишь в те минуты юн и именит,

Когда в устах ослепшего бродяги

Его шальная молодость звенит.

Истлело[531] всё: и рыцари, и боги[532],

Истёртые в один летучий прах.[533]

Пустынный вихорь ходит по дороге

И чью-то пыль вздувает[534] в лопухах.

Гудит, гудит, расходится кругами,

Вновь возвращается на прежний путь,

И, словно пыль[535], скрипит под сапогами

Мозг Одиссея и Елены грудь.

Но[536], сброшенная[537] волей бутафора

На землю, где убийство — ремесло,

Чудовищное яблоко раздора

За эти тыщелетья[538] проросло.

И вот опять похищена Елена,

Да только чья Елена — не поймешь…[539]

Опять взывает[540] хриплая сирена

Созревшую к убою молодежь.

Уступленная недругу без боя,

И брошенная, как троянский[541] конь,

Европа бедная, покинутая Троя,

Ты погибаешь, на коленях стоя,

Не испытав железо и огонь[542].

Текст «списка Чухонцева» производит наиболее целостное и систематичное, а потому и наиболее удачное — впечатление (хотя серьезных отличий от «списка Поболя» немного, а в одном случае — где «три тысячелетья» — «список Поболя» и органичнее).

Авторитетность книжной версии серьезно понижена выпадающей из метра заключительной строкой 7-го катрена («За тысячелетья проросло»).

Неудачей книжной публикации является ее графика. Не знаю, насколько это оправдано источником, но ничто в структуре стихотворения не говорит за то, что его надо печатать не девятью катренами, а четырьмя сдвоенными катренами с одиноким девятым катреном в конце.