4

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Первый акт. Все-таки удивительный спектакль поставила Тереза Дурова – красивый, веселый и духоподъемный. Это видно не только из зала – даже из правой кулисы, где я стою в ожидании очередного выхода. Одна сцена на скорости сменяет другую. Я любуюсь, например, таким фокусом – полено превращается в Буратино. Трюк сделан с помощью театра теней, и первые минут пять публика уверена, что в деревяшку действительно упрятана длинноносая кукла в человеческий рост. Но я-то знаю, что это никакая не кукла и даже не взрослый актер или тем более актриса-травести, а натуральный мальчик: два подростка играют в очередь – Миша Маневич и Эмиль Рывкин. Во-первых, они оба не первый год выходят на сцену, а во-вторых, такого эффекта режиссер по пластике Владимир Ананьев добивался весьма необычным способом: на репетициях ребята сами из папье-маше клеили голову и руки героя, потом крепили это на себя, чтобы прочувствовать, как работают голова куклы, кисти рук. Работа не пропала – фокус удался.

Или вот еще: сверчки с нежной песенкой на три голоса (почему-то запоминается фраза «не бойся, мальчик деревянный, ведь ты не можешь утону-у-уть») или крыса Шушара, что так смешно трет нос. А застывшее лицо Буратино – это особая такая маска, которую… Но Мамука не дает мне отвлечься на детали, говорит: «Сейчас выходим из противоположной кулисы» – и мы перебегаем туда.

И вот с этого момента я уже как будто не чувствую тела, а превращаюсь в один сплошной безумный глаз, который боится потерять из виду своего сценического инструктора. Я – как он, я – за ним, ой… опоздала, ай, мама дорогая… вывалилась из ансамбля масок, работающего с четкостью дорогого отлаженного механизма. Каждый держит свой образ, знает траекторию своего перемещения в мизансценах и, чувствуется, ловит кайф от закрепленных импровизаций. Но ведь массовка!

А я… как заполошная курица среди них – в такой массовке легко опозориться. Хотя, к чести артистов надо сказать, я чувствую, как они меня прикрывают – кто движением, кто тихим словом знак подает, типа «уходим».

Я от поезда в детстве отстала,

А потом заблудилась в лесу.

Дайте денег на колбасу…

Действие со сцены молниеносно перелетает в зал, где уже врубили свет, как в антракте. Никакого антракта: под полицейские свистки появляется пара аферистов-профессионалов – лиса Алиса и кот Базилио. Дети тянут к ним руки, родители хохочут – работать с залом надо уметь, а Настя Тюкова и Володя Седлецкий делают это виртуозно, поднимаются на сцену, и тут танцем их поддерживаем мы, массовка. То есть… все минус я – мой удел на заднике принимать позы, которые уже становятся осмысленнее.

Да я весь второй акт не ухожу со сцены – толкаю повозку театра Карабаса Барабаса, на которой картинно замерли Мальвина, Пьеро, Арлекин, пудель Артемон и другие хорошенькие куколки. Бью в ладоши над головой и стучу каблуками об пол во время их представления. А вот в сцене «Тридцать три подзатыльника» мы с Мамукой сидим за фургоном в ожидании ее конца.

Пришло время представить моего театрального учителя: он родом из Грузии, об актерской карьере не помышлял, поступил в университет учиться на финансиста. А тут перестройка, Советский Союз развалился. Пока гремит оркестр, Мамука шепотом рассказывает: «Ходили по городу люди с автоматами. Какие военные? Бандиты, наш дом три раза грабили. Время такое было: или мне тоже автомат брать, или уезжать». Уехал в Москву, попал в театр к Дуровой (тогда он еще назывался Театром клоунады) и стал отличным монтировщиком. Но клоуны – народ веселый, по ночам что-то репетировали, и монтировщик Заркуа поддался искушению, стал играть в капустниках и, к удивлению многих профессионалов, отличался природной органикой (как кошка, говорят) и даром комика. Ни слова не говорил Мамука – просто памятником стоял в спектакле «Город Я», а все валялись. Променял твердую зарплату и спокойную жизнь монтировщика на эфемерное актерское существование с не менее эфемерным заработком – и не жалеет. К тому же женился на острохарактерной артистке Надуваевой, и вместе они теперь представляют выразительную и счастливую пару: длинная смешливая блондинка с невысоким, серьезного вида мужчиной.

Над нами оркестр льет ну что-то такое мелодично-романтично-итальянское. Только, глядя на дирижера Максима Гуткина, я почему-то в этот момент думаю про страшное: а ведь он счастливчик – дирижировал мюзиклом «Норд-Ост» на Дубровке, был в заложниках, выжил. И теперь так красиво машет руками…