LXXVI

LXXVI

Гармония, в которой мы пребывали вплоть до этого дня, начала портиться; я мог заметить, что при нашем прибытии в гостиницы г-н Харисон, движимый более гордыней, чем приличиями, стал выискивать поводов для дискуссий. Из соображений примирения, которые легко понять, я притворялся, что не замечаю проявлений его враждебности; но он пошел в этом так далеко, что стало невозможно терпеть его дурное поведение.

После двух дней отдыха нам пришлось пересечь Эльбу, которая замерзла. Нам сказали, что мы можем довериться прочности льда и переправиться этой дорогой в Гамбург. Поскольку такой способ путешествия использовался преимущественно, мы решились на него, хотя и несколько дней назад лед, расколовшись, поглотил коляску с шестеркой лошадей, вместе со всеми путешественниками, находящимися внутри. Прибыв на место этого несчастного случая, мы действительно увидели верхнюю часть экипажа, которая выступала еще из воды. Мы прибыли, в здравии и благополучии, в Гамбург.

Лучшие гостиницы были переполнены путешественниками, лишь две комнаты оставались свободными в одной из них, и мы там остановились. Моя коляска первая въехала во двор отеля, я сошел с нее и спросил посмотреть наше жилище. Я постарался выбрать лучшую из двух комнат, руководствуясь отныне манерой, в которой действовал Харисон во всех местах, где мы останавливались. Когда он увидел комнату, которая предназначалась ему, он обратился ко мне взбешенный и спросил надменно, по какому праву поэт смеет себя так вести. «По такому праву, – ответил я, – что с этого дня он присваивает себе звание полу-виртуоза».

Харисон происходил из знатной ирландской фамилии и служил офицером в имперских войсках. Вследствие превратностей фортуны он вышел в отставку и кончил тем, что женился на певице. Слово за слово, он бросил мне вызов на пистолетах; это был уже четвертый раз за восемь дней. Из опасения напугать мою жену и непреодолимого ужаса перед дуэлью мне приходилось до сих пор сносить его дерзости, но наконец, доведенный до крайности, я взял один из пистолетов, что он выложил на стол.

«Идем, – сказал я, – покончим с вашим фанфаронством и сразимся».

Наши жены в растерянности бросились между нами, чтобы нас разъединить, но он, с гротескным апломбом, удовлетворился тем, что ответил мне:

– Я не дерусь с человеком не моего ранга.

Обе дамы засмеялись, и я сделал то же, пожав плечами. Два или три дня спустя он первый протянул мне руку, сказав, что осознает свою ошибку.