Михаил Чивилев КОГДА ВЗРЫВАЮТСЯ ПАРОВОЗЫ
Михаил Чивилев
КОГДА ВЗРЫВАЮТСЯ ПАРОВОЗЫ
ПОДВИГ СТАРОГО МАШИНИСТА
Поздней осенью 1943 года гестапо арестовало Филюхина. Для многих это было неожиданным. Удивился даже сам комендант города Дно майор Винтер.
— Дьявол знает этих русских, — говорил он бургомистру Ризо, распекая его за очередную махинацию с перепродажей соли и табака, — в каждом из них кусочек большевика сидит. Старательный, уважительный мастер, добропорядочный бюргер, и вдруг — нет «господина Филюхина», есть «агент красных Филюхин».
Целых два года хорошо отзывался о Филюхине и немец Мюллер, распоряжавшийся в депо, где по-прежнему, как и до войны, работал Иван Васильевич. Мюллер был менее щепетильным, чем Винтер, и характеризовал русского мастера примитивнее:
— Этот толстый чурбан Филюхин — золотые руки. Он любит деньги и почтение. Нужно делать вид, что его уважаем, и не бить по морде.
И если, начав добровольно работать в депо чуть ли не с первых дней оккупации, Филюхин действительно завоевал авторитет у немецких инженеров и мастеров, то уважение у многих своих сограждан он терял все больше и больше. Не могли простить дновцы старому машинисту службы у оккупантов.
— Неблагодарный человек, — говорили одни, — подняла его Советская власть: из поездного смазчика инженером сделала, а ему, видишь ли, на старости лет «господином Филюхиным» быть захотелось.
— За марки немецкие продался, — судили другие. — Да оно и раньше видно было — политикой не интересовался, все в саду копался, цветочки разводил.
Была в этих суждениях доля правды. Иван Васильевич до войны все свое свободное время действительно отдавал садоводству.
А вот насчет политики ошибались — беспартийный старый мастер горячо сердцем воспринимал все, что делала Советская власть, и в черную ночь фашистской оккупации остался ей верен. Но об этом знали только два человека: Матвей Иванович Тимохин, секретарь Дновского райкома ВКП(б), и Анастасия Александровна Бисениек, руководитель центральной группы разветвленного дновского подполья. Организуя его первые звенья за несколько дней до оккупации города, Тимохин «замкнул» Филюхина только на Бисениек. Это и помогло Ивану Васильевичу больше двух лет оставаться неразоблаченным.
Встречались Бисениек и Филюхин вначале редко, а потом чаще и чаще. Дело в том, что Иван Васильевич, став «господином», внимательно начал следить за своей обувью, а отец Анастасии Александровны — Александр Павлович Финогенов — слыл лучшим сапожным мастером в городе. Из уважения к «господину Филюхину» Финогеныч (так звали дновцы старика сапожника) через дочь посылал ему починенную обувь на дом. Так на квартиру Филюхина попадали… взрывчатка, самодельные мины.
Через Дно ежедневно проходили десятки эшелонов. Иван Васильевич, имея пропуск на хождение по железнодорожному узлу, часто появлялся на путях и разыскивал своих учеников. А было у него их немало — десятки. Встретит, буркнет что-то в ответ на приветствие, а потом, как говорится, берет быка за рога:
— Что ж ты, парень, снаряды фашистские к Ленинграду подвозишь? Разве я тебя этому учил?
Растерянно смотрит машинист на человека, у которого всю «паровозную науку прошел», мнет картуз в замасленных руках, оправдывается виновато:
— Время-то ведь какое. Да и не по доброй воле. А разве вы сами, Иван Васильевич…
— Сами, сами, — ворчит Филюхин. — Некогда тут с тобой философию разводить. На, возьми «подарок». Сунешь куда надо. Только смотри сам живым оставайся. Да чтобы грохнуло подальше от города.
И летели под откос воинские эшелоны… С неменьшим риском собирал Филюхин и разведывательную информацию в таких местах, куда вход для русских был строго запрещен и где за каждым шагом наблюдали гестаповцы. Передавая Бисениек клочки бумаги с записанными по-мерами воинских частей и сведениями о их вооружении, Иван Васильевич добродушно посмеивался:
— Бери, бери, Настенька. Надо же мне чем-то за отремонтированные штиблеты да подшитые валенки рассчитываться.
Так отвечали советские патриоты Дновского узла на призыв подпольного райкома партии:
«Товарищи путейцы, разрушайте железнодорожные пути. Движенцы, делайте заторы в движении, организуйте столкновение поездов и крушение их…»
На допросах Филюхин разыгрывал обиженного верного слугу «нового порядка», отвечал односложно: «Не знаю», «Нет», «Не ведаю». Улик прямых у гестапо не было. Арестованная еще раньше Бисениек выдержала страшные пытки, но не назвала ни одного имени. Иван Васильевич был брошен в концлагерь. После победы над фашистской Германией скоропостижно скончался, унеся с собой в могилу многие тайны дновского подполья.