7

7

Обязанности мои заключались в том, чтобы «обслужить» железнодорожный узел. Нужно было пробираться на станцию Брянск–II и ежедневно информировать командование — что, сколько и куда направляет узел. Работа простая, но кропотливая, и когда я ею позанимался недельки две–три, то увидел, что она для меня явно неподходящая. Сидеть возле станции и сообщать о том, что через нее прошло пять эшелонов боеприпасов, зная, что эти «припасы» дня через два будут взрываться в наших окопах, уничтожать моих друзей, земляков, соотечественников, — для меня это было нестерпимо. Стиснув зубы, я твердил поразившую меня фразу английского разведчика Чарльза Росселя: «Разведчик — актер. Он играет в величайшей мировой драме — войне. И от того, как вы играете свою роль, зависит не только успех вашего дела, но также и жизнь многих ваших товарищей».

Среди партизан — разведчиков партизанского края — к тому времени у меня уже завелись друзья. Им тоже не терпелось, но пока они не в состоянии были пустить все эти эшелоны под откос, тем более что дороги тогда уже сильно охранялись. Первой операцией, которую мы совершили и которая категорически воспрещалась нам, разведчикам, была «организация» пробки «во взаимодействии с авиацией на станции Брянск–II». Так мы с гордостью назвали эту «операцию». Партизаны–диверсанты взорвали пути в нескольких километрах с одной и другой стороны узла и таким образом прекратили движение как раз в тот момент, когда на узле было скопление поездов с боеприпасами и с живой силой. Выполнив эту часть плана, хлопцы прибежали ко мне.

— Ну, мы свое дело сделали, давай авиацию.

Мы отстучали раз: «Давайте авиацию». Ее нет. Мы — опять. Авиации нет. Вот немцы уже направили ремонтные бригады для ликвидации «пробки» на железнодорожном пути. Авиации все нет. Вот уже подходит к концу ремонт полотна. Авиации нет. Партизаны махнули рукой на меня и на авиацию. Я скрипнул зубами и спросил радистку: «Зашифровать все можешь?» — «Да». — «Все, что напишу?» — «Все, что напишете», — сквозь слезы ответила шестнадцатилетняя девушка.

И тогда я послал радиограмму командованию. Смею заверить, что составлена она была отнюдь не в дипломатических выражениях.

Через три часа более тридцати бомбардировщиков сбросили свой груз на станцию. Все окружающее было сметено с лица земли. Мы с радисткой находились в трех километрах от станции, но от взрывной волны рация перестала работать. Мои соседи по разведке через день донесли результаты: движение по железной дороге приостановлено на несколько дней. За день расчистки со станции было убрано свыше полутора тысяч трупов немецких солдат. Четыре состава с боеприпасами взлетели на воздух, сметая с лица земли все окружающее.

На третий день я получил выговор за грубость от своего непосредственного начальства, а на пятый — поздравительную радиограмму за подписью Рокоссовского. За удачную операцию командующий фронтом награждал меня орденом Красного Знамени. Так и было сказано: «За настойчивость и упорство в достижении цели…»

Начиная с этого момента, я понемногу стал влезать в диверсии и браться за рискованные дела, хотя это и запрещалось разведчикам. Воевать в партизанах нужно с шиком, а главное — весело и беззаботно. С тупым, унылым взглядом и заунывным голосом я себе не представляю партизана. Без удали в глазах можно идти на такие дела только по принуждению. В партизаны же шли добровольцы, романтики, были и случайные люди, но первые брали над ними верх и прививали им свой стиль.