Глаза XI О ТЕХ СПЕЦИФИЧЕСКИХ ПОСЛЕДСТВИЯХ, КОТОРЫЕ ПОРОЖДАЮТСЯ ЛЮБОВЬЮ К ФИЗИЧЕСКИМ УДОВОЛЬСТВИЯМ В ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ВРЕМЕНА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глаза XI О ТЕХ СПЕЦИФИЧЕСКИХ ПОСЛЕДСТВИЯХ, КОТОРЫЕ ПОРОЖДАЮТСЯ ЛЮБОВЬЮ К ФИЗИЧЕСКИМ УДОВОЛЬСТВИЯМ В ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ ВРЕМЕНА

На основании вышесказанного можно было бы предположить, что любовь к физическим удовольствиям должна постоянно приводить американцев к беспорядку в нравах, нарушать их семейный покой и, в конечном счете, ставить под угрозу судьбу самого общества.

Ничего этого, однако, не происходит: страсть к физическим удовольствиям совершенно иначе проявляется у демократических народов, чем у народов, живущих при аристократии.

Иногда случается так, что отвращение к делам, избыток богатства, безверие и ослабление государственной власти постепенно приучают аристократию видеть в физических удовольствиях свое единственное утешение. В иной ситуации могущество короны или же слабость народа, не лишая знать ее богатства, заставляют ее самоустраняться от власти и, закрывая перед вельможами путь к великим деяниям, оставляют их наедине со своими беспокойными, мятежными желаниями; тогда они с тяжелым сердцем начинают заниматься своей собственной персоной, пытаясь в плотских наслаждениях найти забвение, стереть воспоминания о своем былом величии.

Когда любовь к физическим удовольствиям всецело завладевает душами представителей аристократического сословия, они, как правило, концентрируют в этом единственном направлении всю ту энергию, которая была накоплена в них долгой привычкой к власти.

Поиск простого благоденствия таких людей не удовлетворяет: им необходим пышный, блестящий разврат. Они создают культ упоительных физических наслаждений и, кажется, жаждут превзойти друг друга в искусстве самоизнеможения.

И чем более могучей, славной и свободной была некогда данная аристократия, чем более ярким был блеск ее доблести и добродетели, тем более громкой и скандальной, по моему глубокому убеждению, будет дурная слава о ее пороках.

Склонность к физическим удовольствиям не доходит у демократических народов до подобных излишеств. Любовь к материальному благосостоянию выступает у них в

391

виде стойкой, исключительно сильной, всеобщей, но сдержанной страсти. Речь здесь не идет о строительстве огромных дворцов, о покорении самой природы или о том, чтобы превзойти ее творения и опустошить весь мир с целью наиболее полного утоления страстей одного-единственного человека. Речь идет о том, чтобы к своему полю прибавить несколько туазов земли, посадить фруктовый сад, расширить свое жилище, постоянно делать жизнь легче и удобнее, не допускать безденежья и научиться удовлетворять малейшие свои потребности без особого труда и почти безвозмездно. Эти цели незначительны, но душа накрепко к ним привязывается: она вынашивает их ежедневно до мельчайших подробностей, и в конце концов для нее они заслоняют собою весь остальной мир, а иногда начинают мешать даже ее общению с Богом.

Могут сказать, что все это относится лишь к гражданам, обладающим незначительными состояниями, и что богатые люди обнаружат вкусы и стремления, аналогичные тем, которые были известны в века аристократического правления. Я оспариваю это утверждение.

По отношению к физическим удовольствиям наиболее состоятельные граждане демократических государств не будут проявлять вкусы, сколь-либо существенно отличающиеся от вкусов всего народа. Это будет происходить либо потому, что, выйдя из народных низов, они действительно сохранят эти вкусы, либо потому, что будут уверены в необходимости их воспринять. В демократических обществах эмоциональная жизнь людей отмечена умеренностью и спокойствием, и каждый человек должен с этим считаться. Порокам с неменьшим трудом, чем добродетелям, удается вырываться из-под власти общепринятых норм.

Богатые люди демократических наций, таким образом, больше думают об удовлетворении малейших своих потребностей, чем о поиске необычайных удовольствий; они удовлетворяются исполнением множества своих скромных желаний, не отдаваясь никакой сильной, необузданной страсти. Поэтому они чаще бывают подвержены апатии, нежели расточительству.

Особая склонность к физическим наслаждениям, проявляющаяся в людях демократических эпох, по своей природе не является противоборствующей общественному порядку; напротив, она часто может удовлетворяться только при условии сохранения этого порядка. Не враждебна она и нравственной порядочности, ибо добрые нравы обеспечивают общественное спокойствие и поощряют трудолюбие. Иногда эта склонность способна сочетаться даже со своего рода религиозной моралью; люди хотят как можно лучше прожить земную жизнь, не лишая себя шансов на последующее блаженство.

В числе материальных благ имеются и такие, обладание которыми считается преступным; от них усиленно воздерживаются. Те же блага, пользование которыми одобряется религией и моралью, захватывают людей полностью, овладевая их сердцами и воображением и настолько подчиняя себе их жизнь, что в погоне за ними они теряют из виду куда более значительные ценности, составляющие славу и величие человеческого рода.

Я упрекаю равенство отнюдь не за то, что оно толкает людей на поиски запретных удовольствий, а за то, что, ища наслаждений вполне дозволенных, они всецело поглощены этим занятием.

Таким образом на земле может установиться своего рода благопристойный материализм, который, не развращая людских душ, тем не менее сделает их более изнеженными и в конце концов незаметно вызовет у людей полный упадок душевных сил.