Работаю спасателем
Работаю спасателем
К утру меня с ребятами передали в распоряжение командира 20-й дивизии, а тот задачу конкретизировал – охрана командного пункта дивизии. Очень он сожалел, что нас всего 22 человека. Я было возразил, что охрана не входит в задачи, решаемые спецназом. Тут он буквально взмолился: «У тебя хоть офицеры опытные, бойцы обученные!». Стали организовывать им охрану и оборону 2-го больничного комплекса. Штаб дивизии разместили в подвальных помещениях, а в верхние этажи посадили наблюдателей.
В первые дни я приказал мирных жителей к расположению дивизии вообще не подпускать. Предупредительными выстрелами отгоняли. И спокойно было. Никаких обстрелов. Но приехали «политрабочие» из корпуса и начали бухтеть: «Да что же вы делаете? Это же мирные! Их надо пропускать». Ну и понеслось. Проходит бабулька или старичок – через 15 минут минометный обстрел. А технику поставили, как на учениях, ровненько и кучно. В результате обстрела у техники колеса пробиты, машины повреждены.
Проходит бабушка с мальчиком. Через 15 минут – обстрел позиций минометной батареи. Минометчики не менее грамотные, чем все остальные, поэтому зажали свои минометы между машинами с боеприпасами. Накрыли их четко. Один снаряд попал в машину с минами. Машина горит. Отважные минометчики во главе с командиром бросили все и всех – технику, убитых, раненых – и разбежались. Пришлось нам растаскивать их технику, выносить убитых и раненых. Правда, минометы мы их подавили.
Пошел к комдиву, а у него все офицеры собрались, как цыплята вокруг наседки. Штабные, командиры до комроты включительно. Техника и люди брошены. Батальон БМП-1 пригнали в Грозный механики. У них даже операторов нет.
Я говорю:
– Надо закапываться, готовить оборону.
А мне в ответ:
– А зачем? Всего ведь на одну ночь! Я им:
– Ну ладно, вам плевать на технику, на личный состав, но о себе-то подумайте. Их сметут, потом вас, как крыс из подвала, выкуривать будут.
Вроде зашевелились. Тут опять обстрел начался. Смотрю – два майора бегут. Спрашиваю:
– Куда? Отвечают:
– Боеприпасы кончились.
Отстегнул я у одного магазин от автомата, а он полный. Ни единого выстрела не сделано. У меня в отряде был сержант, сам по себе мужик здоровый, да и выглядел солидно. Так он их буквально пинками на позиции загнал. В спецназе на войне знаков различия не носят. Кончился обстрел, подходят эти двое к нему:
– Разрешите обратиться?
Он на меня недоуменно смотрит. Я ему говорю:
– Командуй, командуй!
Майоры спрашивают:
– Разрешите людей кормить?
Он им важно:
– Кормите!
Потом уже, когда уезжали, увидели они его в общем строю. Ко мне подошли:
– Кто это у вас?
– Это, – говорю, – сержант войск специального назначения.
Видели бы вы их рожи.
Война приняла позиционный характер, а пехота за десять дней так ничему и не научилась. Сидят бойцы вокруг костра, жуют кашу. Начинается минометный обстрел: сидят, как сидели. В центр падает мина. Из двенадцати девять убитых и раненых. Остальные встали, тела вытащили и опять сидят, как ни в чем не бывало. Они даже не бегали под обстрелом. Вели себя как бараны на заклание, убьют так убьют.
Мой отряд уже двадцать дней выполнял задачу без отдыха, но менять нас или отзывать и не думали. Пришлось применить хитрость. Сообщил я, что у меня эпидемия дизентерии. Отозвали сначала на консервный завод, где попытались опять заслать куда-то, но я воспротивился. Так и вернулись в Моздок, на базу. А там один из генералов мне и говорит:
– Плохо отработали! Спрашиваю:
– Почему? А он отвечает:
– Потерь нет. Вот 255-й полк воюет, столько-то убитых, столько-то раненых. Сразу видно, воюют хорошо!
* * *
Можно удивляться цинизму последней фразы, но остается фактом то, что критерием результативности для наших генералов является наличие потерь. Видимо, этим и объясняется то, как умудрились за два года положить столько наших парней.