«Я РАБОТАЮ С ТЕМИ, КТО ПРИЗНАЕТ ЗА МНОЙ ПРАВО ПОСЛЕДНЕГО СЛОВА…» Владимир Машков

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

«Я РАБОТАЮ С ТЕМИ, КТО ПРИЗНАЕТ ЗА МНОЙ ПРАВО ПОСЛЕДНЕГО СЛОВА…»

Владимир Машков

Он пришел в наше кино во времена катастрофические. Все, без исключения, слои нашего общества были вовлечены в нарастающий хаос, его вихри заставляли людей метаться, теряя последние остатки веры. Растерянные граждане бывшего Советского Союза, обессиленные в казавшемся безнадежным единоборстве со временем, слабели душой. Кто-то молча уходил в сторону. Кто-то страстно бунтовал, вступая в конфликт с новым мировым устройством. Кто-то страдал болезнью изолированного эгоизма — некой новой формой существования в невыносимых обстоятельствах.

Как ни странно, а может быть, и вполне оправданно с дистанции прошедших лет сквозь все чудовищное наше существование в начале 90-х, в кино начинала проступать фигура нового героя. Не протестанта — но борца, осознающего себя в дерзании занять свое особое место под солнцем. При этом нередко его дерзость и гордыня не знали границ и преград.

Этот герой отделялся от других, довольно спокойно творя зло и не вникая в праведность избранных им средств в достижении цели. Он опирался на свою мощную волю, он побеждал, но… В последних тайниках сердца, глуша внезапные взрывы тоски, он чувствовал, что его ждет возмездие. И тогда ему становилось скучно в ожидании конца. Конец настигал его обычно, когда жизнь еще, в общем, могла бы продолжаться и продолжаться. Случалась порой и открыто звать смерть.

Владимир Машков один из первых… да нет, по сути, пожалуй, первый открыл этого нового героя. Это состояние души. Этот буйный, проломный характер, работающий только на себя. Вместе с тем у Машкова такие персонажи постепенно осознавали, что все больше задыхаются в мучительном круговороте абсурдного, по главному счету, существования. И поток их могучей энергии в результате ударялся о пустоту, казалось бы, завоеванного.

Так будет, пока актер не сделает очередной поворот, прорываясь к себе, повзрослевшему, к своей новой подлинности. Он возмужает и окрепнет настолько, что его герои смогут обращать свою душевную ширь, раздольность на других людей, которым без него не выстоять.

Когда-то учитель Машкова Олег Павлович Табаков справедливо назвал своего ученика характерным актером. Позволю себе продолжить эту мысль: характерность Машкова почти всегда помножена на драматический пафос, на внутреннюю значительность и глубину, которые придают силу даже ошибкам и заблуждениям его героев. По этой силе тоскуют люди начала XXI века. Сегодня она присуща немногим в миру и, соответственно, в искусстве. И потому тем больший масштаб обретает фигура Машкова, его талант.

…С одной стороны, все с малых лет сулило Владимиру актерское будущее. Мать, Наталия Ивановна, получив три высших образования, была режиссером кукольного театра. Отец, Лев Петрович, актером на той же сцене. Любопытная подробность из семейной истории. «Про родню знаю, — рассказывает актер, — что кто-то из предков долго и упорно вел борьбу за свободу итальянских рабочих (бабушка Машкова с материнской стороны итальянка. — Э.Л. ), даже бежал в Швейцарию, а папин дядя по фамилии Зеленский удостоился упоминания в книге Ленина «Что делать?». Когда-то я этим фактом очень гордился. Зеленский заслужил от вождя мирового пролетариата оценку: «Некоторые любят напиться из колодца, в который изрядно наплевано». Этим «некоторым» и был мой прадед».

Машков вспоминал:

«Я — поздний ребенок. Отец у меня 1923 года рождения, мать — 1925-го. Кстати, мама моя — итальянка, а папа наполовину поляк…»

С другой стороны, с детства Владимир обожал наших меньших братьев. Он охотно рассказывает о своем домашнем «зверинце» тех лет. В «зверинце» обитали ежи, крысы, хомяки, снегири, голуби, вороны, сороки, галки, собаки и даже лисица. Многих Владимир подбирал на улице — птиц со сломанными крыльями, собак и кошек с отдавленными лапами и ранами. Лечил, потом отпускал на волю.

Однажды Машков признался, что позволяет себе несколько фантазировать, рассказывая о детских годах. Но в любом случае охотно верится, что экстремальные ситуации были его стихией. Это и побег в тайгу (он рос в сибирском городе Новокузнецке), где довольно долго жил в полном одиночестве. И тут же контрастный эпизод. Шестнадцатилетний Машков не просто оказался в КПЗ, но мог оттуда проследовать дальше вместе с приятелями, всех их обвиняли в убийстве. Сошлюсь на слова самого Машкова в одном из его интервью: «Как-то с приятелями мы сидели во дворе, распивали портвейн. В общем, все шло буднично. А потом случилась легкая потасовка с кавалером местной шалавы, и мы по трубе решили залезть на третий этаж в квартиру, где жила эта подруга, чтобы посчитаться с нашим обидчиком. Разбили окно, забрались вовнутрь. А там — девушка убитая… Мы, конечно, двинули обратно, стали прыгать из окон, как в кино. Ночью нас взяли. Когда за мной пришли, я спал. Меня вытряхнули из постели, посадили в «воронок» и увезли. Родители и понять толком ничего не успели.

Все складывалось так, что любой срок мне не перемотать. Чудом вывернуться удалось. Если бы не нашли настоящего убийцу, свободу бы я увидел не скоро.

Впрочем, мне и того месяца хватило: перед глазами весьма интересные типы прошли — от рядовых пьяниц до матерых рецидивистов».

И еще одна история «от Машкова», довольно точно характеризующая его молодецкую юность.

«Напротив дома, где я жил, стояло недостроенное шестнадцатиэтажное строение. Его возвели на болоте, и дом постепенно оседал. Строители вынуждены были ждать, пока осадка закончится. Так продолжалось девять лет. За это время отгороженный забором каркас превратился в любимое место наших игр. Дело в том, что строители оставили перед домом кран, и мы придумали забаву: подниматься наверх, проходя по стреле крана и прыгая на крышу шестнадцатого этажа. Пролетали не больше двух метров, но высота — метров пятьдесят до земли. Особенный шик был пройти по стреле в полный рост, а не проползти на карачках. И уж совсем невозможно было отказаться от прыжка, вернуться назад…»

Владимир Машков с этим справился. Не мог не справиться — жажда преодоления от природы в нем заложена. Как и постоянное стремление взорвать обыденность, ее сужающие мир, обременительные правила.

Окончив школу, актерское дитя, Владимир, вопреки стандартам и ожиданиям близких, друзей, поступил на биологический факультет Новосибирского университета. Намеревался стать психиатром, исследующим законы психики на биологической основе. Но хватило этого намерения не надолго: он оставил университет, чтобы держать вступительные экзамены в Новосибирское театральное училище.

Как вспоминает первая жена Машкова, актриса Елена Шевченко, на экзамены в училище Владимир пришел с мамой, черноволосый, черноглазый юноша в красном мохеровом свитере. Был принят — а разве можно было его не принять?..

«У нас были замечательные педагоги, — рассказывала мне Елена Шевченко. — Мы узнавали о поэзии Серебряного века, которая тогда, в 1981–1982 годах, только начинала возвращаться к нам. Делали отрывки по прозе Андрея Битова. Нас воспитывали Владимир Максимович Гранати, Вячеслав Артемьевич Горбушин. Педагоги дали нам сыграть много из мировой классической драматургии. Сначала Чехов, Достоевский, к концу второго курса — Шекспир. Володя (Машков. — Э.Л. ) репетировал Гамлета, я была Офелией. Но спектакль так и не вышел: Володю выгнали из училища…»

Еще один фрагмент из воспоминаний Елены Шевченко: «Поначалу мы с Володей не обращали друг на друга внимания. У нас был очень сильный курс. Но к концу учебного года Володя сильно выделился, стал бесспорным лидером. Начал сам ставить спектакли, в том числе «Чертову мельницу» по пьесе Исидора Штока. Я играла Принцессу. Однажды мы репетировали в длинном-длинном коридоре училища. По сюжету Принцесса выбегала и видела Отшельника, одного из героев пьесы. А у меня что-то никак не получалось. «Я тебя брошу!» — крикнул мне разгневанный Володя. И я понеслась по коридору с такой силой, что влетела в дверное стекло, разбив его вдребезги. Нам потом пришлось нелегко, когда в училище разбирали последствия нашего актерского подвига».

Мужем и женой Машков и Шевченко стали довольно быстро.

Из интервью Владимира Машкова:

«— С Леной мы познакомились в театральном училище. Она была моложе меня, ей только-только исполнилось семнадцать лет. Она, вчерашняя школьница, пошла наперекор родителям и поступила в театральное училище. Мы были знакомы уже три года, а ничего серьезного не происходило. Потом, на дне рождения общего приятеля, благодаря выпитому, мы смогли близко познакомиться.

— Родителям девушки статный жених понравился сразу?

— Да уж! — Смеется. — Было так. Лена готовилась к экзаменам, родителей как-то не было дома, она и позвала меня в гости. Я пришел и попросил даму сердца разрешить мне помыться и побриться. Пока я смывал мыльную пену с лица, обнаженный до пояса, неожиданно рано вернулся ее папа. Вообразите, что он подумал! Разговор был коротким. Мне было отказано от дома. Как это часто бывает, запреты родителей только подстегивают их влюбленных детей. У нас были очень романтические отношения. Лена устроилась стюардессой на линии Новосибирск — Москва. Прилетела как-то из рейса в Новосибирск, дав заранее телеграмму, чтобы я ее встретил. Я приехал за любимой в аэропорт, но их рейс опоздал. Я не дождался. Ночью она пришла ко мне. Тихонько постучала в окно моей спальни, благо я жил на первом этаже, и влезла в окно. Наутро мои папа и мама узнали, что у их сына есть любимая девушка.

— Как настоящий гусар, вы должны были…

— Я вообще не собирался на ней жениться. Более того, летом 1983 года мы разругались насмерть. Три месяца не виделись и не перезванивались. 1 сентября начался учебный год. Мы встретились в училище. Она подошла, поздоровалась и сказала: «Вовка, женись на мне!». Я обалдел от такой внезапности, даже попросил повторить сказанное, боясь галлюцинаций… Она повторила. Естественно, тут я должен был вспомнить, что я гусар, и мы очень быстро поженились.

— Ваша семейная жизнь была такой же насыщенной романтическими эпизодами, как и в период ухаживания?

— Нет, там, знаете, все было непросто. У нас разные характеры, мы оба как огонь и вода. Таким людям всегда тяжело общаться, не то что жить под одной крышей. Потом быт страшно заедал, ведь мы были практически нищими. Много ссорились по мелочам…

— Расскажите какую-нибудь показательную мелочь.

— Накануне засиделись допоздна, а утром надо было вставать на учебу. Лена встала, а я не хотел просыпаться. Тогда она решила весьма оригинальным способом меня разбудить. Пошла на кухню за чайником, принесла его и стала меня из него поливать, убежденная, что в чайнике холодная вода. А родители чайник вскипятили за несколько минут до нашего пробуждения… Я был весь ошпаренный, в общем, весело было…

А еще мы несколько раз с Леной попадали в милицию. Возвращаясь домой ночью, шли врозь. Я уходил вперед, она топала сзади. Потом, когда она теряла меня из вида, то просто плюхалась в сугроб и отказывалась куда бы то ни было дальше идти. Я возвращался, просил ее идти домой, она отпиралась, я уговаривал, с тем же результатом, потом мне эта возня надоедала и я применял силу. Вспыльчивый я очень! Вот патруль нас замечал и принимал за жертву и насильника. Обоих арестовывали…»

Браку «двух холериков», видимо, изначально суждено было распасться — так говорили после свадьбы сокурсники Шевченко и Машкова. В 1984 году Машков был исключен из училища. Версии всякие, иногда самим Владимиром озвученные: драка с сокурсником, опасный розыгрыш, когда Машков, прикинувшись прорабом, собрал с абитуриентов по рублю, убедив их, что деньги нужны для ремонта училища, и т. д. и т. п. Словом, после этого путь Владимира пролег в Москву.

Брак Машкова с Еленой Шевченко был недолгим. Их дочь Мария — талантливая актриса, единственный ребенок Владимира Львовича.

«Я очень люблю дочь, — писал он в 1995 году. — Это потрясающий человек. Продолжение нашей фамилии. Хотя из мужчин в роду один я остался. После того, как умерли родители, у меня нет больше никого. Все остальные Машковы — однофамильцы…»

Позже Владимир Машков так комментировал прошлые события:

«Если по большому счету, то я горжусь, что со мной так все произошло. Я ведь по натуре максималист. Когда меня за хулиганство выгнали из Новосибирского театрального училища, показалось, что жизнь закончилась. Но я нашел в себе силы уехать в Москву и поступил в Школу-студию МХАТ. Это было чудо!

Родители мои были в Новокузнецке, и о том, что меня выперли из Новосибирского театрального училища, я им сообщил только тогда, когда на учебу в Москве определился, — вспоминает актер. — Целый год я писал письма, сочинял родителям сказки о своей столичной жизни».

Да, в столице он поступил в Школу-студию МХАТ, откуда через некоторое время вылетел… за драку с сокурсником. Сокурсник этот, ныне известный актер Александр Лазарев-младший, назвал Машкова «провинциальным выскочкой», за что получил по физиономии. Итог — исключение Владимира из училища.

Он стал работать во МХАТе декоратором, проще — рабочим сцены. Пока ему не удалось убедить Олега Павловича Табакова принять его на свой курс.

Короткое продолжение комментария:

«Про московское исключение папе с мамой я сказал, когда Олег Павлович взял меня к себе…»

Все это факты общеизвестные. Обращаюсь к ним, потому что иначе не проследить путь артиста. Потому что события, на первый взгляд нерадостные, даже драматичные, позже увидятся в ином свете. Владимиру очень повезло, что в итоге он стал учеником Табакова. Окончив Школу-студию МХАТ, был принят в Театр-студию своего учителя, вскоре получил там возможность ставить спектакли.

Машкова вряд ли можно было назвать любимцем мэтра. Табаков называл Владимира «Бригадой «красный звук»: Машков любил озвучивать свои этюды, вроде того, как изображал голосом кипение масла на сковородке… Пенял: «Вова, когда же ты уймешься?..»

Из воспоминаний Владимира Машкова:

«Он (Табаков. — Э.Л. ) обращался со мной жестко, шагу не давал ступить. К примеру, я репетировал этюд, входил в аудиторию, закрывал дверь и тут же слышал: «Стоп! Что ты делаешь?» — «В дверь вхожу». — «Кто так заходит? Кто так за ручку берется? Еще раз…». И так пятнадцать раз подряд.

Тем не менее Табаков дает Владимиру одну из главных ролей в спектакле «Матросская тишина» по пьесе Александра Галича. Машков играл одну из главных ролей — Абрама Шварца, отца героя. Талантливый спектакль был закрыт по приказу высокого партийного руководства. Через много лет Машков все-таки сыграл Шварца, роль, которая трижды вошла в его судьбу.

В первые годы работы в Театре-студии Олега Табакова, в просторечии «Табакерке», Машков стал пробовать свои силы и в режиссуре. Изначально исключив собственное участие в поставленных им спектаклях. Он четко это объясняет:

«У режиссера совсем другой глаз, оказавшись на сцене как актер, я не смогу руководить процессом… Сначала я должен включиться в произведение как актер, прожить его, внутренне сыграть, а в репетиционный зал я приношу уже готовый продукт. Делая пьесу с актерами, я фантазирую от своей собственной ступеньки…

Я ищу для себя актеров собственной группы крови… Мне важно сразу встряхнуть зрителя, не доводя его до состояния вальяжного созерцания. А для этого необходимы актеры с крайне подвижной психикой».

Одним из таких «одногруппников» сразу стал для него Евгений Миронов. В 1992 году Машков ставит с ним спектакль «Звездный час по московскому времени». Параллельно в прокат выходит картина Николая Досталя «Облако-рай». Пьеса и сценарий фильма идентичны, они написаны одним человеком, Георгием Николаевым. При этом спектакль и фильм решены принципиально в иной трактовке в зависимости от взгляда, позиции режиссера.

Фильм — абсурд убогого советского существования жителей маленького поселка, где жизнь, кажется, прочно замкнута на века. В главной роли Кольки — выпускник циркового училища. Его герой несколько экспрессивный, в общем, обычный парень, который однажды, не подумав, выпаливает нечто, что, быть может, много лет таилось в глубинах его сознания. Однако слово, вылетевшее из уст, как известно, уже не поймаешь. И Колька все больше и больше увязает в этом…

Миронов — иной. Этакий чуть-чуть юродивый, родной для русской ментальности. В его Николае вдруг вспыхивает мечта, он рассказывает лучшему другу Федору, что-де уезжает на Дальний Восток. Его мечта о дальних мирах, о другой жизни. Нечесаный, драный, запущенный парень начинает жить стремительно и ярко. Пусть и вербально.

Спектакль Машкова был шумен, избыточен, так нередко случается в дебютах, когда хочется разом показать все, что умеешь.

Машков поставил спектакль об авторе невероятного романа на тему собственной жизни. О фантазере, фантазии которого реализуются, но совсем не так, как он себе это представлял. Все идет вкривь и вкось. Мечта оборачивается разлукой со всем тем, что было реалиями прежнего Коли.

Машков и Миронов ни на минуту не дали герою остановиться, затормозить, призадуматься над тем, что с ним происходит и может произойти. Режиссер напрочь отказывается от пауз — темп, темп, темп!.. Красочные подробности, возможность разглядеть нечто неожиданное, сделать акцент, начинить действие взрывной силой.

Художественная мысль Машкова — а она и есть позиция художника по отношению к героям, к их судьбам — в его дебюте, в общем, реализовалась. Она была развита в следующей его постановке — «Страсти по Бумбарашу», опять-таки вынужденно соревнующейся с удачной экранизацией ранних рассказов Аркадия Гайдара, которую снял на Киевской киностудии Николай Рашеев по сценарию Юлия Кима.

Сценарий в какой-то мере стал основой спектакля Машкова. В фильме и в спектакле много музыки. Но это не мюзиклы. В том и другом варианте — горькая повесть о человеке, который ищет обычного, простого счастья, которое по определению невозможно в мире, где он живет.

В «Страстях по Бумбарашу» Владимира Машкова все взвихрено, обострено, взаимоотношения героев часто приобретают символический характер, подняты на котурны. Много песенных реприз.

Время действия — Гражданская война. Все воюют со всеми. Всюду кровь, смерть. Гибнут близкие Бумбараша, нет у него больше ни дома, ни любимой. Никого у него нет… Но остается в нем замечательное простодушие, оно не убывает в Бумбараше даже после всех испытаний веры в жизнь.

Брат идет на брата. Друг предает друга. Мечется по земле растерянный, полуголый парень, теряющий почву под ногами. А все равно верит — жизнь превыше всего. Звучит тема Машкова-романтика — веры вопреки законам времени, полузабытых сильных эмоций, вольного потока чувств.

Машков-актер не раз напомнит об этом в своих лучших ролях, сыгранных в конце 90-х и в первом десятилетии XXI века.

В МХТ имени Чехова Владимир Машков поставил спектакль «Смертельный номер» по пьесе Олега Антонова. История — довольно искусственная, из жизни друзей-клоунов, точнее, об их жизни на сцене. О странных людях, лицедеях, весь смысл жизни которых в их необычном деле. И в отношениях с очарованными ими зрителями.

Машков поставил спекталь-балаган, где актеры не стремились точно воспроизвести цирковую клоунаду, а откровенно играли «в цирк». Было в том и нечто по-детски увлекательное, и точно просчитанное, точно решенное. В этом эксцентрическом зрелище были потрясающие воображение зрителей конца 90-х световые эффекты, уверенная каскадность. Озорство и слезы, бравурность и печаль, задорно пародийные элементы и тоска о погибшем друге. Все это режиссеру удалось связать, объединить, хотя драматургия изначально была рыхлой, а связки достаточно условны.

Антонов работал с Машковым и над постановкой «Трехгрошовой оперы» Брехта, которую Машков ставил в «Сатириконе» по приглашению Константина Райкина. Они сохранили жесткую конструкцию пьесы. Решительно убрали политические намеки: Машкова, в первую очередь, волновали психологические частности. Хотя в постановке при всей изобретательности режиссерской фантазии превалировала шумная декоративность, лишенная едкого пафоса Брехта, как и несколько натужная взвинченность.

«Трехгрошовая опера» Машкова стала кассовым спектаклем, что окупило весьма солидные суммы, потраченные на постановку. В нем не было провозглашенного Брехтом «эффекта отчуждения», что сделало спектакль в какой-то мере однолинейным и порой демонстративно бездушным.

Кинематограф поначалу был для Машкова отчасти подножным кормом. Но натура его такова, что вполсилы он никогда ничего не делал. Несмотря на достаточно плачевную ситуацию в отечественном кино.

Забегая вперед, прозвучат слова о еще одном спектакле в режиссуре Владимира Машкова, имевшем большой резонанс и до сих пор идущем на сцене МХТ.

«А я люблю все, что связано с номером», — шутливо бросил Машков, объясняя, почему он обратился к пьесе английского драматурга Рэя Куни «№ 13», удостоенной премии Лоренса Оливье как лучшая английская комедия. И лучшая, думается, театральная постановка Машкова. Здесь сошлись его неуемная энергетика, мощный темперамент и возможность все это реализовать в режиссуре.

Безумный ритм спектакля захватывал, заставлял вместе с героями без устали жить в их темпе, их перемещениях, ежеминутно попадать из одной критической ситуации в другую, удивляться, опасаться — и все время хохотать. Как хохочут только в детстве.

…Робкий, застенчивый маменькин сынок, секретарь-помощник члена правительства, должен снять для своего патрона номер в пятизвездочном отеле для тайного рандеву начальника с его секретаршей. Осложнения возникают чуть ли не с первой минуты, когда на незадачливого частного сыщика обрушивается оконная рама в злополучном номере. Сыщик не просто теряет сознание от удара, но выглядит после этого бездыханным трупом. Труп убран в шкаф. И отсюда вяжется цепочка невероятных событий, в которой самое мельчайшее звено точно отыграно. Что делать, например, с трупом, который на самом деле оказывается вовсе и не трупом? Как быть с милейшим официантом-провокатором и одновременно вымогателем? Почему безумствует то сама собой поднимающаяся крышка радиолы, то сами собой распахиваются дверцы шкафа? А в самые неподходящие моменты в номер ломится управляющий отелем…

И — самое ужасное — «ожившее» тело сыщика! Представьте, оно ходит, соблазняет женщин, в том числе законных жен, более того — монахинь! По ходу этой фантасмагории кардинально меняется характер робкого секретаря, неожиданно для себя открывающего в себе дерзкого самца. И так далее… Вместе с тем все просто замечательно! В сущности, такова вся наша жизнь, но, привычные, мы почти не замечаем ее безумия. Машков предложил мажор и доказал свое право на это.

В «№ 13» он собрал великолепный актерский ансамбль во главе с Евгением Мироновым, ансамбль прекрасной цельности, а иначе бы спектакль не получился…

А теперь о кино.

В конце 80-х — начале 90-х годов прошлого века царило так называемое «кооперативное кино»: снимали те, кому удавалось достать деньги. Естественно, снимали и профессионалы, но все меньше: многие из них терялись перед сменой социальных, экономических, эстетических векторов. Что касается пришельцев, то их картины слабо закреплялись в памяти зрителей. Первые фильмы Машкова «Зеленый огонь козы», «Делай раз!» (в этой картине снимался и однокурсник, друг Машкова Евгений Миронов), «Хаби-асы», «Казус импровизус».

Мне актер запомнился в фильме «Любовь на острове смерти». Запомнился настойчивый, пристальный взгляд больших черных глаз, небрежная челка, выразительный абрис рта. И его исступленность — она вписывалась в русло картины, но Машков как бы еще и присваивал ее себе, концентрируя суть ленты.

Известность пришла к нему на Московском международном кинофестивале, когда он впервые был занят в международном кинопроекте «Я Иван, ты — Абрам». В это время такие картины были еще редкостью для России. Но, главное, Машков снялся в «Лимите» у режиссера Дениса Евстигнеева по сценарию безвременно ушедших, талантливых кинодраматургов Петра Луцика и Алексея Саморядова, удивительно точно портретировавших новый этап в жизни страны. Взметнувшаяся лава перестройки вовлекала в свой поток желавших того и не желавших. Естественно, желавшие находили почву под ногами, пусть зыбкую, но они умело на ней балансировали в погоне за всем тем, что недавно казалось им недосягаемым.

Герои картин таких авторов вторили им. Добыча этих граждан в нараставшем мире беззакония нередко бывала знатной — пароходы, стадионы, валютные счета в банке. Естественно, у них были входившие в моду огромные джипы, они становились завсегдатаями ночных клубов, которые в первой половине 90-х были еще новинкой, плюс прочие знаковые детали повседневного существования вырвавших свой жирный кусок нуворишей.

Например, герой «Лимиты» Иван Павлович Ворошилов, сыгранный Владимиром Машковым.

A propos замечу, что у Ивана Ворошилова был прототип. Сергей Мажаров, с которым у Дениса Евстигнеева были связаны воспоминания о детстве. Об одном дворе. В годы перестройки Мажаров стал крупным бизнесменом, уехал в Париж, купил там огромную квартиру… в которой был убит точным выстрелом киллера-снайпера из окна дома напротив. Мажаров, его тема, его судьба еще раз опосредованно придут в актерскую биографию Машкова в картине «Квик» Сергея Бодрова. Но уже на новом витке истории отечественных бизнесменов, когда для некоторых из них былая устойчивость сменилась тоской обманутых надежд, болью одиночества. Достоевский в одном из писем к сестре скорбел: «Боже, как тяжело жить без надежды… Смотрю вперед, и будущее меня ужасает…»

…Когда-то, даже и не так давно, в Москву отправились покорять стольный град два провинциальных парня, два друга, Иван и Миша. В наличности у них было шестьдесят рублей на двоих и банка домашнего кизилового варенья.

Иван быстро определился, можно сказать, вполне нашел себя. Жесткий, холодный, безжалостный, он идет по жизни, не оглядываясь, не останавливаясь, не растрачивая силы на бессмысленные — в его понимании — поступки и чувства вроде сострадания ближним и дальним, сочувствия, угрызений совести т. д. Словом, напрочь исключив во взаимоотношениях любого толка этический аспект.

Господин Ворошилов ловко вскрывает чужие закодированные дискеты, зарабатывая на этом огромные деньги, пачки долларов. «Я их даже не считаю», — бросает он небрежно. В этом и правда, и несомненная доля бравады, она вообще присуща ранним героям Машкова. Но бравада здесь еще и оборона, защита от тех, кто может позволить себе иронически отнестись к новоявленному хозяину жизни. Что может произойти и потому, что Ворошилов существует в чужой для него по рождению, по воспитанию среде. Это еще один характерный момент для персонажей актера тех лет. Такая ситуация укрепляет в них жажду самоутверждения в общении с новым социумом.

Друг Ворошилова Миша (Евгений Миронов) — полная противоположность и по своей сути. Скромный, застенчивый, добрый, порядочный… Благородный — так это когда-то называлось. Миша занят делом, принципиально иным тому, чем занят Иван. Он-то как раз и закрывает в солидном банке дискеты.

Денис Евстигнеев выстроил фильм как постепенное приближение зрителей к героям. Условно говоря, медленный наезд камеры…

Иван не изломан новыми обстоятельствами, он сознательно ступил на эту стезю и отнял у себя некие высшие ценности, что уже начинает понимать. При этом ровно ничего не делая, чтобы что-то изменить. Напротив… Мишу, последнего из тех, кому он дорог, Иван отдает на заклание. Миша погибает по его вине. Иван идет до конца, сдавая Мишу смерти. Он сжигает мосты, чтобы никогда уже не вернуться к прошлому. В осадке — чудовищная пустота.

Казалось, в финале картины Иван резко старел, холодели глаза, обозначались скулы. Он будто вдруг обращался к самому себе, от которого остался пепел. И сколько бы теперь ни прожил Иван Ворошилов, он будет постоянно тащить за собой шлейф непробиваемого одиночества.

В Иване Ворошилове и в еще одной своей роли тех лет, Алексее из «Американской дочери» Карена Шахназарова, Машков освободился от деревянных сюжетов своих ранних фильмов. Хотя никогда не отказывается ни от чего им сыгранного. Опыт прежних лет помог Машкову и дальше на съемочной площадке, приучил его, выпускника театрального института, к специфике кинопроизводства. После «Лимиты», «Американской дочери», «Подмосковных вечеров» Валерия Тодоровского стал очевидным лейтмотив актера: человек, во всем верный своей мощной натуре, ее невероятной энергетике. Властные приказания собственных чувств, настроений заставляют этого человека действовать так, а не иначе, иногда и гибельно в данной ситуации. Иногда, как у Алексея в «Американской дочери», позволяют прийти к своему естеству. Иногда — напротив, как в «Подмосковных вечерах».

Валерий Тодоровский предложил современную версию лесковской «Леди Макбет Мценского уезда». В роли Сергея Машков подчеркнуто брутален, сексуален — в 1994 году это было трудно принять бывшим советским зрителям. Он легко покорял сдержанную, интеллигентную, суховатую невестку известной писательницы, почти раздавленную своей властной свекровью. Женщина буквально бросалась в объятия сексуального плотника, как в омут, уже зная, что безумная страсть несет ей гибель.

В целом от прозы Лескова осталась только модель. Ближе всех к Лескову герой Машкова. Его жестокость, духовная примитивность, грубость, одеревенелая бесчувственность укоренены, природны в Сергее. Более того… в представлении Сергея его нормы абсолютно естественны, законны.

Машков не боялся определенной однозначности, уверенный, что подобные характеры все чаще встречаются в наши дни, сформированные бесчувствием общественным. Они спокойно врастают в новую российскую действительность, нередко становятся «персонами», миллионерами, олигархами, огражденные абсолютной эмоциональной глухотой.

Животная цельность Сергея в чем-то сродни животной цельности Стенли Ковальского (Теннеси Уильямс «Трамвай «Желание»). Та же радость животного бытия — своего рода радость жизни. Как и у Сергея. В чем-то этот персонаж как бы выламывался из фильма, возможно, своей энергичной, самозабвенной жаждой взять от жизни все, что можно, неосознанно возмещая свою социальную униженность.

Сюжет картины «Американская дочь» навеян личными обстоятельствами в жизни Карена Шахназарова. Жена режиссера навсегда уехала в Соединенные Штаты, забрав с собой их сына. Там вышла замуж, какое-то время вела из Америки телевизионную программу, выступая под именем Алена Зандер. Шахназаров пытался вернуть сына — безуспешно. Но его фильм завершается хеппи-эндом, схожим со сказкой, что заставляет думать и о печальной иронии автора, похоронившего мечту о возвращении сына.

В картине жена Алексея тоже выходит замуж за небедного американца, отказавшись от русского мужа-гуляки, любителя выпить, да еще попавшего за решетку за свои художества. То ли дело спокойная, благополучная жизнь за океаном! Мария Шукшина, игравшая жену Алексея, ни в коей мере не стремилась превратить свою героиню в подлого монстра, покинувшего родину, в женщину корыстную и неправедную. Просто она человек, абсолютно чуждый бывшему мужу. Наверное, когда-то в молодости неразумный случай связал их, но все кончилось по определению.

Оттого попытки Алексея забрать у нее дочь похожи на удары о холодную броню, тщетные и бессмысленные. Но Алексей только движется к осознанию своей тщеты.

Решение отправиться за девочкой в Америку поначалу больше всего продиктовано Алексею не столько отцовской любовью к маленькой Анне, сколько тем, чтобы доказать бывшей супруге свое право на ребенка, досадить ей, отстоять поверженную в его понимании справедливость. Тоска по Анне — в последнюю очередь. Но она придет, затмив все остальное.

Придет к лихому русскому парню. Импульсивная порывистость Владимира Машкова так кстати в рассказе об этом. Он будто сам для себя решает: погулял и хватит, безбашенный…

Актер несомненен в постепенно развивающихся взаимоотношениях с дочкой. От удивления перед этой маленькой умницей (прежде Алексей этого и не подозревал), которая во многом взрослее ее буйного родителя, до бесконечной благодарности за то, что на свете есть такое чудо — его дочь.

Сам Владимир Львович Машков — отец любящий и заботливый. Он сам придумал дочке имя — Маша, смело сочетающееся с фамилией. Вслушайтесь: Маша Машкова. При всех виражах личной жизни актера Маша остается главной для него ценностью. Теперь и ее дочь, внучка Владимира Машкова.

Маша начала сниматься в отрочестве. Тогда она с недетской точностью сыграла в картине «Мама, не горюй!». Играла «нехорошую девочку» уверенно, свободно — гены, наверное, помогали…

Ее взрослый партнер в этой картине, замечательный кинодраматург, режиссер, актер Валерий Приемыхов рассказывал мне, что юная Маша поразила его своим уверенным существованием перед камерой.

Поначалу Маша то собиралась стать биологом — ей передалась любовь отца к меньшим братьям. То, окончив школу с золотой медалью, подумывала о профессии экономиста. Но, в конце концов, поступила в Театральное училище имени Щукина и была принята в прославленную труппу Театра «Ленком». Играет в нескольких спектаклях. В 2008 году снялась в главной и сложной роли в картине Игоря Ворсклы (Лебедева), своего отчима.

Двойная природа картины потребовала от актрисы, с одной стороны, некой закрепленности в облике современной, достаточно агрессивной и агрессией от людей обороняющейся девушки, с другой — умения раскрыть метафизическое начало в отношениях ее героини с жизнью. Что Марии Машковой удалось.

В ее игре прочитывается отцовский темперамент, его склонность к бунту, его природное нежелание подчиняться обстоятельствам. Когда-то школьница Маша в ответ на мой вопрос, на кого она больше похожа по характеру, ответила, что в равной мере и на маму, и на папу. Действительно, в ней ощутима чуткая женственность Елены Шевченко, ее неуловимость и загадка.

Мария однажды снималась в картине отца «Папа», роль была эпизодической, просто одна из девушек в окружении главного героя. Может быть, им еще предстоит встретиться на экране или на сцене?

Талантливые люди всегда чутко резонируют голосам времени. Истина банальная, но в каждом отдельном случае у нее свои краски. Владимир Машков на протяжении двух десятилетий чутко улавливает дрожь земли, ее волны, колебания. И то, что грядет незримо.

Выбор Павла Чухрая на главную роль Владимира Машкова в картину «Вор» не просто и не только придал фильму особое тревожное звучание. В воре, аферисте Толяне, Машков глубинно и вместе с тем вполне ощутимо близок к тому, чем жил в конце 90-х наш социум, переживший бескровную революцию перестройки. Хотя время действия картины — первые послевоенные годы. Разоренная страна. Бездомные люди, кочующие из одного конца страны в другой, проезжая десятки тысяч километров. Боль утрат и упрямо оживающие надежды — то, чем они живут. Но надежды рушат безжалостные реалии.

В конце 90-х мы приближались к тому же. Распад страны, нараставшая разруха, власть криминала… Об этом, по существу, картина Павла Чухрая. Об устойчивой неустойчивости страны и отдельных ее граждан. Судьба Толяна — во многом метафора судьбы и современного человека, преследуемого зыбкостью, непрочностью настоящего и будущего.

Победительный, красивый, покоряющий слабый пол грубой, животной силой вор Толян мечется по разоренной стране, нигде не оседая, все остановки в пути только короткий привал, привал — и связь с кроткой, миловидной солдатской вдовой, которая нужна Толяну прежде всего как прикрытие: кто придерется к семье с ребенком, женщине, пытающейся заново устроить свою жизнь?

И в этом фильме у Машкова один из главных, если даже не главный, партнер — ребенок. По роли сын вдовы, искренне привязавшийся к новому папке, но неосознанно остерегающийся его. Часто дети интуитивно чувствуют многое, что скрыто от взрослых. Миша Филипчук, игравший мальчика, после выхода картины стал любимцем миллионов зрителей, как это нередко происходит с маленькими обаятельными исполнителями. Мне кажется, тогда немногие заметили, что Миша как бы отыгрывает тайное тайных Толяна. Машков помог мальчику — они стали на какое-то время почти одним целым, их союз абсолютен.

В криминальных лентах традиционно главное — действие, экшн, преступления, погони, предательства, гибель и победы. В картине Чухрая важны тонко обозначенные остановки, чем точно пользуется Машков. В короткие мгновения он открывает, что Толян все ближе и ближе к концу… Его, вора, лжеца, калечащего жизнь других, жалко. Он и сам искалеченный…

Роль Толяна окончательно утвердила Владимира Машкова в лидирующей группе молодых актеров конца 90-х. Их называли «Четыре «М» по одинаковой первой букве фамилий: Машков, Меньшиков, Миронов, Маковецкий. Но в секс-символы произвели только Машкова, к чему, надо отдать ему должное, Владимир Львович отнесся со спокойной и умной иронией. Словно в ответ он занялся кинорежиссурой, опираясь, должно быть, на опыт нескольких своих театральных постановок.

Выбрал для своего дебюта сценарий «Сирота казанская» старого друга Олега Антонова. Сюжет симпатичный, не претендующий на высоты духа. Только забавные ситуации, милые конфликты, которые столь же мило разрешаются.

Это история о том, как деревенская учительница, молодая, привлекательная, на данный момент все еще не вступившая в брак с влюбленным в нее местным трактористом Николаем, оставшись одна после смерти матери, решает отыскать своего отца, которого никогда не видела. Она ищет, ориентируясь на крохи информации. В результате в ее дом явились сразу четверо потенциальных папаш. Однако настоящего отца среди соискателей не было… Зато все после споров подружились навеки, полюбили милую женщину как родную дочь, произошло долгожданное объяснение с Николаем… Словом, как и положено в классической комедии, все закончилось прекрасно всеобщей любовью и добрым согласием.

В фильме Машков собрал блистательный актерский ансамбль: Олег Табаков, Валентин Гафт, Лев Дуров, Армен Джигарханян. Героиню сыграла первая жена Машкова — Елена Шевченко.

Обычно нервно-импульсивная, трепетная, с непреходящим внутренним драматизмом, в «Сироте казанской» Шевченко явилась уютным, славным созданием, готовым в любой момент обогреть, утешить, помочь… Машков смог повернуть актрису на сто восемьдесят градусов.

Трудно ли было режиссеру с мэтрами? «Нет, работать с ними не трудно, — отвечал Машков, когда ему задавали этот вопрос. — Они не то что покладисты, нет. Но как настоящие, большие актеры никогда не перестанут учиться. Снимать их — огромное удовольствие. У нас на съемочной площадке было самое главное, без чего не может состояться никакой фильм, — мы стали единомышленниками».

Слиянность ощутима в ровном дыхании картины. Ровном не в смысле однообразия, но в единстве стилистическом. Актеры точно уловили и точно реализовали жанровое начало картины, озорство каждого персонажа, что наверняка шло от неуемного Машкова. При всей незатейливости сюжета, конфликта в картине вспыхивало и что-то карнавальное, близкое режиссеру. Недаром Владимир Львович подчеркивает: «Я работаю с теми, кто признает за мной право последнего слова».

Истины ради как не сказать, что некоторая вялость сценария, повторы ситуаций мешали ему, кому постоянно нужно развитие, страстная напряженность, отчетливый конфликт, в который Машков смело ввергает своих героев. Рвануться бы ему, воспламениться, выйти на гневное противоборство с судьбой. Увы, такого размаха, такой динамичной, конфликтной драматургии в «Сироте казанской» не было и не могло быть, и Машков шел на это заведомо.

Ярости и страсти недостало ему и в сценарии Марины Мареевой «Две луны, три солнца», хотя Машков вместе с Еленой Шевченко (она его партнерша в этом фильме) всячески стремится обострить происходящее на экране.

И, напротив, в картине Сергея Урсуляка «Сочинение ко дню Победы» в роли второго плана Владимир Машков наравне с живыми классиками Михаилом Ульяновым, Олегом Ефремовым, Вячеславом Тихоновым выходит на план первый. Его герой проходит драматический путь от отчаяния до духовного возрождения. Он находит в себе силы, чтобы разбить стену разобщения между собой и отцом, собой и старшим поколением, «предками», «шнурками», «черепами», как он, не исключено, раньше называл этих людей. Пусть его ненависть к отцу, бросившего его маленьким ребенком, и отчасти справедлива. Отец неожиданно вновь появляется в его жизни лет через двадцать, двадцать пять. Слепой, одинокий, живущий за океаном в жалкой богадельне… Но не жалость гасит обиду сына. И не сыновний долг — герои Машкова никогда никому ничего не должны. Только себе…

Он спасает старика, рискуя жизнью, потому что ненавидит ложь и низость. Поэтому стал пить, поэтому одинок. Но он понимает, что есть те люди, которые вот-вот без зазрения совести убьют отца и его фронтовых друзей, потому что они мешают этим подонкам творить свои грязные дела.

Машков трагичен в финальных эпизодах картины. Он предупреждает отца и его друзей, кричит, не замечая, что впервые после долгих лет называет отца «папа»: «Папа, вас хотят убить!». Пусть его убьют в следующую минуту. В его крике — трагический оптимизм: впервые эти ноты прозвучали у Машкова в «Сочинении ко дню Победы».

Снимался и снимается Владимир Машков много. Но не чрезмерно, не ошарашивая четырьмя-пятью картинами в год, как некоторые его звездные коллеги. Его послужной список свидетельствует, что актер избирателен. Но бурная энергия Машкова требует реализации. Слава богу, предложений много, порой очень много, так что возможность выбора широка. А иногда бывает драматургия, от которой невозможно отказаться. Здесь уместно процитировать самого актера: «Я никогда ни от кого ничего не жду. Если мне когда-нибудь что-то будет нужно, я все сделаю сам. Вообще в этой жизни я занимаюсь только тем, что мне нравится…»

Не исключено, что согласие Машкова сниматься в фильме «Мама» обусловили два обстоятельства. Точнее, два человека: режиссер картины Денис Евстигнеев, с которым Машков работал на «Лимите», и участие замечательной актрисы Нонны Мордюковой, игравшей мать героя Машкова и еще четырех его братьев.

Корнями сценарий уходил в реальную историю многодетной семьи Овечкиных, талантливых музыкантов из Сибири. Мать и почти все дети погибли во время попытки угнать самолет.

История трагическая, связанная с деспотической конструкцией советской системы, ее уродливо искаженными законами. Дело в том, что ансамбль братьев Овечкиных обрел известность не только в Советском Союзе, но и за рубежом. Выросшие в нищете Овечкины (у матери было одиннадцать детей, отец их рано умер) во время гастролей в Японии замыслили побег с родины. Успех на гастролях вдохновил их, подарил мечту о красивой, богатой жизни. В случае же провала этой акции Нелли Сергеевна Овечкина взяла со своих детей слово, что они не сдадутся милиции, а покончат с собой.

Так и случилось. Об этой трагедии снял картину известный документалист Герц Франк, ранее хорошо знавший Овечкиных. Это была острая, социально гневная лента о людях, стремившихся вопреки античеловечным советским законам изменить свою судьбу. Погибших, как восставшие рабы.

Сценарий Арифа Алиева — нечто усредненное, умозрительное, к тому же автор запутался в законах жанра, так и не определившись для себя, куда ему двигаться. То ли триллер, то ли семейная сага?..

В данном контексте нет необходимости подробно останавливаться на фильме, запомнившемся зрителям разве что звездным актерским составом с участием трех «М» — Машкова, Миронова, Меньшикова плюс известные актеры Алексей Кравченко и Михаил Крылов. Разумеется, солировала сама Нонна Викторовна Мордюкова, явно испытывавшая удовольствие, работая с красивыми, одаренными мужчинами. Говорят, во время съемок она чувствовала себя их матерью. Машков играл сына Николая. «Мы ничего не играли, — вспоминал Машков, — потому что по правде ощущали себя ее (Мордюковой. — Э.Л. ) детьми. Она заботилась о нас, а мы — о ней. Каждого экранного сына Нонна Викторовна называла по-своему. Я был для нее «самым красивым».

Где-то промелькнуло, что и «самым любимым». Машков и в самом деле хорош в этом фильме. Красив особенной, яркой красотой мужчины-победителя, что немаловажно для роли Николая. Николай выбрал судьбу экзотическую: уехал на Крайний Север и стал активно решать там демографическую проблему с молоденькими девушками-чукчами. Вскоре у них появятся малыши, пополняя поредевшие ряды аборигенов.

К тому же Николай — самый жизнерадостный из сыновей, большой любитель погулять, выпить. Машков умно обыгрывает определенную эксцентричность личной жизни хозяина северного гарема. Пожалуй, все то немногое, что было заложено в роли, максимально использовано актером.

На премьере «Мамы» Владимир Львович бережно помогал Нонне Викторовне выйти на сцену, у актрисы уже тогда были серьезные проблемы со здоровьем. Вел себя как настоящий преданный сын.

Через пять лет Машков снимет как режиссер картину «Папа» по пьесе Александра Галича «Матросская тишина», которую когда-то ставили в «Табакерке». Машков выбрал для себя ту роль, которую играл на сцене, — Абрама Шварца. Он посвятил фильм памяти своих родителей.

Незадолго до этого он снялся в роли Емельяна Пугачева в экранизации повести Пушкина «Капитанская дочка», картина режиссера Александра Прошкина называлась «Русский бунт». Бунтарь Владимир Машков в роли главаря русского бунта Емельяна Пугачева…

На мой взгляд, это одна из лучших работ актера. Фильм был пронизан словами Пушкина о русском бунте, беспощадном и бессмысленном. После советской трактовки пугачевщины — восстания угнетенного народа против народного заступника, казненного царицей за правое дело, — вроде бы теперь должен был появиться на экране кровавый палач, исходящий ненавистью, садист, некое персонифицированное зло.

Но Александр Прошкин вместе с Машковым нашел иное, умное и глубокое решение.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.