С. Козлов Спецназом руководит Генштаб

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

С. Козлов

Спецназом руководит Генштаб

В начале 1984 года наш отряд специального назначения прибыл в окрестности Кандагара для выполнения интернационального долга. В нашем распоряжении был месяц для того, чтобы пройти акклиматизацию на новом месте службы, а также для того, чтобы изучить особенности этой не совсем понятной войны. Мы с нашими бойцами честно трудились на оборудовании палаток, пытливо выспрашивали у пехотинцев и десантников, «как оно тут, на войне», учились у наших коллег из кабульской роты, специально прибывших для того, чтобы поделиться с нами своим опытом. Одним словом, все наши помыслы и чаяния были направлены на скорейшее овладение наукой побеждать в новых условиях. В течение всего месяца нас одолевали проверяющие и всевозможные комиссии, которых мы поначалу побаивались. Но спустя некоторое время мы поняли, что они просто приезжают «намыть» чеков и поставить отметку в личном деле о факте причастности к выполнению вышеупомянутого долга. Осознав это, мы перестали обращать на них внимание. Что они могли нам сделать? В наших условиях даже расхожая военная поговорка «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут» была верна лишь наполовину – Кандагар южнее Кушки верст на семьсот.

Вообще, после Афгана, видимо, от избытка комиссий, у меня даже тот страх начальства, который и был-то в зачаточном состоянии, пропал совсем. Служить это, конечно, не помогает, но помогает сохранить себя. Однако я отвлекся.

Месяц подошел к концу и, как это водится в Красной Армии, на войну нас должны были допустить только через строевой смотр. После него должны были пройти контрольные занятия. Для проведения этого шоу прибыла действительно высокая комиссия во главе с целым генералом-лейтенантом. К сожалению, память не сохранила его фамилию, чтобы увековечить ее в истории Афганской войны. С ним прибыло человек двадцать полковников.

И вот строевой смотр. Жара – +40°С. На площадке для построения личного состава пыли по щиколотку. Мы в бронежилетах и касках с оружием и рюкзаками, уложенными на войну, построились в каре. За нами – наши боевые машины. В центре стоит комбат, всю жизнь прослуживший в спецназе. В руках у него флажки.

Если кто-то забыл, напоминаю, что войска управляются «флажком, свистком и матом», и неотъемлемый атрибут любого пехотного офицера – флажки. В спецназе они, конечно, тоже встречаются, но только на строевых смотрах для того, чтобы предъявить проверяющему. Пользоваться ими нам не приходилось.

Именно поэтому командование отряда нас – а мы своих бойцов – перед смотром заинструктировали «до слез»: «Комбат флажки поднимет – все по машинам. Поднимет и опустит – все к машинам». Других команд с флажками ни мы, ни наш комбат не знали…

Кто бы знал, какая это мука – влезать в люк БМП в бронежилете и каске с РД-54 и с оружием, выполняя при этом временной норматив. Впрочем, вылезать еще хуже. Проделав это раза два или три и пролив первую кровь на Афганской земле, ободравшись о броню, мы снова построились у машин. Генерал удовлетворенно хмыкнул и решил перейти ко второй части шоу под общим названием «что у вас, ребята, в рюкзаках?».

Я был командиром второй группы первой роты и поэтому генерал подошел именно ко мне. Это такой хитрый финт проверяющих. Они, наверное, думают, что в первой группе служат лучшие из лучших и поэтому – бац! – и «внезапно» проверяют вторую. Мы выложили перед ним все, что лежало у нас в ранцах: по полтора боекомплекта патронов и гранат, сигнальные средства, средства связи, одним словом, все, что нормальный человек берет с собой, собираясь автономно выполнять боевую задачу в течение трех-четырех дней. Вопреки нашим ожиданиям, его внимание не привлекли ни патроны, ни гранаты. Потоптавшись возле одного из бойцов, генерал вдруг изрек: «Боеприпасы и все прочее, это хорошо. Вижу фляжку комбинированного котелка и еще две полиэтиленовые. А где же у вас, товарищ солдат, сам котелок с поддончиком? Из чего вы в засаде есть будете?». Боец от этого вопроса впал в состояние, близкое к коматозному. Я решил вступиться за него: «Товарищ генерал, у нас специальные сухие пайки, чтобы не нести лишнего, мы едим прямо из банок». Генерал меня не дослушал: «Какие сухие пайки, комбат? Вы что, в засаде горячего совсем есть не будете? Необходимо продумать вопрос обеспечения засады горячей пищей!». После этого предложения комбат, как и я, был в шоке, но моя физиономия, по которой блуждала идиотская улыбка, видимо, была выразительнее его. Поэтому, увидев ее, генерал вспылил:

– Вы чему улыбаетесь, товарищ лейтенант? – вопрос был излишним, так как генерал, видимо, читал мысли.

– Вы думаете, я не знаю, что такое СПЕЦНАЗ? – мне хотелось утвердительно кивнуть. Но генерал опередил меня, снова продемонстрировав свои экстрасенсорные способности.

– Знаю! Поиск, налет, засада, наблюдение.

Этим он нас окончательно сразил. Но и это было еще не все.

– А где у вас полотенце, мыло, зубная паста, зубная щетка? Вы что же, в засаде и умываться не будете? Не готовы! – бросил генерал и ушел. Комбат стоял, как громом пораженный. Мне захотелось вывести его из этого состояния. Я подошел и спросил:

– Геннадий Леогенович, а бирки какого размера делать?

– Какие бирки, – не понял он.

– Ну, как какие? – искренне изумился я. – «Пункт мойки котелков», «Пункт выдачи горячей пищи», «Засада. Хозяйство лейтенанта Козлова», «Осторожно! Мины!».

– Пошел на х…! – вышел из оцепенения комбат, плюнул и ушел.

* * *

Нет, Вы не думайте, на войну нас пустили и долг, кем-то занятый, наш отряд афганцам вернул сполна. Но с тех пор я ни чему не удивляюсь, ибо знаю – спецназом руководит Генеральный Штаб.