Бить или не бить?

Бить или не бить?

Около двенадцати ночи я закемарил на какие-то минуты и во сне увидел бородатых духов, лезущих ко мне. Духи почему-то не кричали, а пищали. Внезапно проснувшись, я услышал, что это пищит тональный вызов моей радиостанции Р-392, предназначенной для связи внутри группы. Левый наблюдатель докладывал, то видит свет фар трех приближающихся машин. Я передал: «Всем приготовиться!». Повернув голову влево их увидел и я, но какой-то посторонний шум привлек мое внимание. Взглянув на дорогу я обомлел. По ней пешком шла толпа духов общей численностью около восьмидесяти человек. Духи шли не таясь. Они громко разговаривали и перекликались между собой. Вслед за ними по узкому серпантину в ущелье въехали три автомобиля, а за ними появилась следующая толпа. Так они чередовали друг друга. Колонна была настолько длинной, что шедшие впереди, уже давно вышли из ущелья, а хвост колонны в него еще не вошел. Открывать огонь было равносильно самоубийству. Нас было всего двадцать два человека, а духов только пеших мы насчитали около трехсот. Если учесть, что на десяти автомобилях, по самым скромным прикидкам, ехало хотя бы еще человек по десять, то соотношение получалось почти один к двадцати. При абсолютной необстрелянности группы и, главное, в условиях отсутствия связи исход боя был предрешен. Последние духи, что-то голося и будто бы издеваясь надо мной, покинули ущелье, а я все смотрел в темноту. После очнувшись, вместе с моим заместителем сержантом Сергеем Сычевым поднялся на вершину. Радиста хотелось прибить. Грохоча на ухабах, по дороге из «зеленки» проехала пустая машина. Дернувшись сначала, решили ее не трогать. Утро застало меня кемарящего на склоне горы вблизи выбранной для засады позиции. На противоположном склоне ущелья показались три пастуха, гнавшие через гору нескольких верблюдов. Увидев меня, они что-то стали кричать и махать руками. Я приветственно махнув им в ответ, удалился за большой валун для того, чтобы не быть втянутым в диалог. Пастухи, продолжая перекликаться между собой и радоваться жизни, скрылись вместе со своими верблюдами.

Настроение было хуже некуда. Целый месяц ходить в засаду, отдыхая по одному-два дня, для того, чтобы пропустить караван, о котором и мечтать не смел. Вообще «кабульцы», обучавшие нас, рассказывали, что караван это – две, максимум три машины с охраной человек тридцать. А тут десять машин и триста духов безнаказанно прошли, как по Красной площади Первого Мая. Эти невеселые мысли прервал рокот вертолета. Появившись над нами, вертушка стала ходить кругами на высоте километра два. Я понял, что это прилетели наши, обеспокоенные отсутствием связи в обязательный сеанс. Связавшись по милицейской радиостанции «Ромашка», я объяснил, что рация вышла из строя поэтому, если командование отряда желает, чтобы мы продолжали выполнять задачу, пусть придумают, как нас обеспечить связью, а если не придумают, то пусть снимают группу, поскольку толку от нас без связи нет. Прилетевший на вертолете офицер, спросил, было ли что-нибудь интересное ночью. Я рассказал все как было. Поболтавшись еще немного над нами, с вертолета передали «гениальное» решение командования отряда: «Тебе, согласно приказа, еще сутки выполнять задачу. Вот и сиди на своей горе и не рыпайся». Сообщив эту душевную новость, вертолет улетел восвояси. Плюнув, я подумал, что был прав, когда не дал команду на открытие огня прошлой ночью. На часах было половина двенадцатого. С нами нет связи семнадцать часов, а они только очнулись. Начнись бой в полночь, духи за двенадцать часов, даже без подкрепления из «зеленки», до которой было всего четыре километра, нас бы «накрошили в мелкий винегрет».