Интервью С. Козлова с полковником Манченко:

Интервью С. Козлова с полковником Манченко:

– Владимир Андреевич, до недавнего времени Вы возглавляли российский спецназ ГРУ и, безусловно, по сей день находитесь в курсе всех событий, имеющих к нему отношение. Как Вы оцениваете на настоящее время уровень боеготовности войск, состояние боевого духа разведчиков специального назначения?

– Да, действительно, я продолжаю оставаться в курсе событий, происходящих в спецназе ГРУ, потому что вся моя офицерская служба прошла в этих войсках. Но, естественно, обстановкой, складывающейся в соединениях специального назначения, в полном объеме не владею. Поэтому давать оценку боеготовности войск с моей стороны было бы некорректно. Сведения, которыми я располагаю, говорят о том, что в спецназе так же нелегко, как и во всех Вооруженных Силах России, – безденежье, бесквартирье, угроза сокращений и тому подобное. Что касается боевого духа, то в спецназе он всегда был очень высок. Гордость за принадлежность к военной разведке, сознание сложности задач, которые нужно решать и к выполнению которых очень серьезно готовиться, высокие требования к интеллектуальному, физическому и нравственному уровню каждого спецназовца – все это работало и продолжает работать на укрепление боевого духа. То, что раньше декларировалось «боевым братством» и ВС, – в спецназе было и остается законом. По-другому нельзя. Разведывательные группы специального назначения, действуя в глубоком тылу противника, могут надеяться только на собственные силы. Спецназовцы в группе должны понимать друг друга с полуслова, действовать дерзко и решительно. Такое понимание, такие способности приобретаются только в ходе напряженной боевой учебы. Нет учебы – нет уверенности в собственных силах, нет уверенности в собственных силах – отсутствует боевой дух. И это, на мой взгляд, самое страшное, что может произойти со спецназом в ходе сегодняшнего реформирования ВС РФ.

– Недавно закончилась чеченская кампания. Как Вы оцениваете действия своих подопечных на этой войне? Что мешало и что следует отметить как положительный опыт, извлеченный из чеченской кампании?

– По-разному величают события, которые произошли в Чечне, – и «кампания», и «война», и «вооруженный конфликт», по моему убеждению – это позор России. С первых часов этой кампании (будем пользоваться Вашим определением) я заявил на совещании в Главном управлении о том, что ни доблести, ни чести она Вооруженным Силам не принесет. Так и случилось. Спецназовцы в Чечне были нацелены на выполнение очень многих задач, как правило, не свойственных им. При этом свято соблюдался принцип – «лишний раз не стрелять!». Боевые действия требовали от командиров и рядовых огромного напряжения физических и духовных сил, были и потери.

Жизни этих молодых людей навсегда останутся укором для российских политиков, которые принимали решение на развертывание и проведение кампании. Говорить о положительном опыте не приходится, так как, я уже сказал, спецназ выполнял не свойственные ему задачи и не обогатил теорию и практику применения подразделении специального назначения положительным опытом. Но в индивидуальном плане были подтверждены высокие способности спецназовцев при выполнении любых задач, возможности офицерского состава спокойно и уверенно управлять подразделениями в самых сложных и непредсказуемых условиях обстановки. Очень много примеров проявления личного мужества, героизма, самоотверженности и благородства.

– Контрпартизанская война – война, предполагающая использование тактики, имеющей, по большому счету, мало общего с тактикой общевойскового боя. Мировой опыт доказывает особую эффективность в таких войнах подразделении специального назначения. Как бы Вы построили борьбу с повстанцами в Чечне, имея всю полноту власти?

– Я уже высказал свое отношение к этой кампании, тем более не хотел бы уподобляться герою классического изречения «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Вся полнота власти означает в первую очередь высочайшую ответственность и предполагает такой уровень готовности взять ее на себя, что требует от человека глубокого убеждения в правоте целей и задач, которые перед ним поставлены, сосредоточение всех сил и средств для их выполнения и достижения поставленных целей. Я отношусь к понятию «вся полнота власти» не как к вседозволенности, безнаказанности, а как к категории в первую очередь нравственной. Не знаю, как распорядился бы этой «полнотой власти». Но вот контрпартизанская война, повстанцы – это интересно. Чеченские повстанцы (пользуюсь Вашей терминологией) вели боевые действия, во многом применяя приемы и способы спецназовской тактики. Засады, налеты, диверсии, хорошая разведка – вот арсенал повстанцев. Федеральные же войска овладевали кварталами городов, брали дворец Дудаева, здание Совета Министров, МВД и тому подобное, наносили артиллерийские и авиационные удары непонятно по каким объектам, тогда как боевики осуществляли тщательно подготовленные короткие и эффективные улары по объектам, блокпостам, колоннам боевой техники, не ввязываясь в затяжные бои, и быстро и организованно отходили.

Я полагаю, что если бы мы не «сражались» за овладение и удержание таких объектов, а вели маневренные боевые действия, выявляли места базирования повстанцев, маршруты их выдвижения, пути получения оружия и боеприпасов, наносили упреждающие удары, сковывали действия подразделении повстанцев, то боевые действия федеральных войск, если бы и не принесли полной победы в этой кампании, то, по крайней мере, значительно сократили потери в живой силе.

– С момента создания первых подразделений специального назначения прошло без малого полвека. За это время в мире несколько раз менялись концепции ведения глобальной войны. Но войны, прошедшие за данный промежуток времени, были в основном локальными. Изменилась международная ситуация. Одной из актуальных проблем стал международный, и в частности исламский, терроризм. Все это не могло не повлиять на концепцию применения подразделений специального назначения. Какие задачи приходится выполнять им сейчас? Отражено ли это в каких-либо руководящих документах, изменились ли задачи спецназа ГРУ по сравнению с теми, которые возлагались на них 20 лет назад?

– Я бы не сказал, что концепция веления глобальной войны часто менялась. Она как раз на протяжении десятилетий оставалась постоянной, что позволило достаточно полно разработать теорию боевого применения подразделений специального назначения в таких войнах. Однако то, что вопреки этой концепции войны, или, как их называют, «горячие точки», были локальными, никак не повлияло на принципы применения спецназа. К сожалению, мы продолжали готовить спецназ для участия в глобальной войне. Это влекло за собой развитие в соответствующем направлении систем вооружения, связи, экипировки, обеспечения. Мы упорно не хотели признавать, что главное направление деятельности спецназа – локальные конфликты, соответственно, требуется создать законодательную базу для применения спецназа в них, а также внутри страны.

Не решена эта проблема и сегодня. Спецназ продолжает готовиться к выполнению задач в глобальной войне (на это сориентированы все руководящие документы), а участвовать, видимо, будет в локальных.

По оценкам военных аналитиков, вероятность возникновения глобальной войны мала. Поэтому на спецназ возлагается решение задач в интересах государств в мирное время. Так, США, учитывая огромный опыт, накопленный этими элитными войсками за годы их существования и участия в сотнях операций различного масштаба, укомплектованность самыми лучшими представителями вооруженных сил, возложили на них участие в борьбе с терроризмом, наркобизнесом, в разминировании местности в государствах, переживших военные конфликты и войны.

Такое использование спецназа, безусловно, большая помощь государству, но не так все просто, как кажется на первый взгляд. Новые задачи обязательно предполагают изменения в организационно-штатной структуре, в вооружении и экипировке, в программе подготовки личного состава, а, следовательно, и дополнительное финансирование, по крайней мере, на первом этапе. Замечу, что в любом государстве мира содержание спецназа – удовольствие дорогое.

– Сейчас слово «спецназ» стало модным. У кого только нет своего «спецназа» – и у МВД, и у ФСБ, а у пограничников. Даже у железнодорожников и таможенников. Задачи, решаемые этими подразделениями, зачастую перекликаются, а у некоторых, например, у МВД, их как таковых нет, несмотря на то что численность их подразделений сейчас раза в два больше, чем спецназа ГРУ. Как Вы думаете, не целесообразнее ли создать единые российские силы специальных операции и поставить перед ними задачи как военного, так и мирного времени, например борьбу с терроризмом?

– Полагаю, ничего страшного в такой ситуации нет. У каждого из названных ведомств есть специальные задачи, которые нужно решать в экстремальных ситуациях, для чего и создаются группы, называемые «специального назначения». Это еще раз подчеркивает авторитет и уважение к спецназу ГРУ – родоначальнику названия и создателю первых подразделений спецназа, Что же до их задач, то не очень-то они перекликаются, и если говорить о единых российских силах специальных операций, то это не спецназ, вернее, не только спецназ. Спецназ в них может быть составной частью. Силы специальных операций, пользуясь спортивной терминологией, – «сборная всех спецназов» и других сил.

– Каким бы Вы хотели видеть объединенный российский спецназ и в чьем ведении, на Ваш взгляд, он должен находиться?

– Создание сил специальных операций, или сил специального назначения, – задача, решение которой позволило бы иметь в ВС РФ высокомобильные, хорошо оснащенные, укомплектованные первоклассными профессионалами поиска. Теория этого вопроса неоднократно обсуждалась в управлениях Генерального штаба, проведена научная конференция на базе ВДВ, подготовлены и защищены диссертации. Как будет решаться этот вопрос на практике – время покажет. Находиться эти войска должны, на мой взгляд, в подчинении Президента РФ через Генеральный штаб ВС.

– В настоящее время вопрос технической оснащенности – один из основных, определяющих боеспособность спецподразделений. Что реально в настоящее время из вооружения, снаряжения и средств связи имеется в войсках? И что, на Ваш взгляд, следовало бы иметь?

– Техническая оснащенность напрямую связана с экономическим состоянием государства. Какие могут быть комментарии? А иметь спецназ должен много. Набор средств Ивана-царевича из русских народных сказок в полной мере обеспечил бы ему выполнение любых задач: ковер-самолет, сапоги-скороходы, меч-кладенец, шапка-невидимка, клубок ниток, указывающий дорогу, только в современном исполнении.

– Владимир Андреевич, вопрос вывода групп в тыл противника и эвакуации их после выполнения задачи в глобальной войне – одна из наиболее сложных проблем. Что только не придумывали для успешного ее решения, пытались даже создавать подразделения мотодельтапланов. Как Вы оцениваете современные средства вывода групп в тыл противника, какова вероятность успеха при их использовании и какой из имеющихся способов, по Вашему мнению, более надежный?

– Это очень важный и очень болезненный вопрос. Как Вы знаете, есть три пути вывода разведывательных групп специального назначения в тыл противника: наземный, воздушный и морской, каждый из них имеет свои способы. Так, наземный – переход группы через государственную границу или линию фронта, базирование на своей территории на путях вероятного наступления противника и так далее. Наиболее эффективным, сохраняющим силы группы, выводящим на большие расстояния является воздушный путь. Однако никогда спецназ не имел в своем распоряжении транспортной авиации. Всегда считалось, что в случае боевых действий он получит необходимое количество авиации по заявке. На самом деле это далеко не так. Авиации катастрофически не хватало, а многие самолеты и вертолеты не были оборудованы для десантирования парашютным способом. Такое положение сохраняется и по сей день. Поэтому в силу сложившейся ситуации с транспортной авиацией единственно доступным остается наземный путь. Проще говоря, «ноги в руки – и вперед».

– Сейчас Вооруженные Силы России переживают не лучший период своей истории. Спецназ, как часть их, не исключение. Есть ли просвет в конце тоннеля?

– Я не знаю всех планов руководства МО РФ по реформированию ВС, но то, что сейчас происходит с армией, не позволяет говорить о свете в конце тоннеля, на мой взгляд, еще нет самого тоннеля, его еще нужно прорубить.

– Какие действия, Вы полагаете, необходимо предпринять, чтобы реформа Вооруженных Сил, и спецназа в частности, приняла реальные очертания?

– Я не считаю, что в Вооруженных Силах идет реформа. Любое реформирование требует серьезной научной разработки, выделения больших финансовых и материальных средств. В настоящее время идет банальное сокращение армии до такого уровня, который может финансироваться государством. Каков этот уровень, можете определить из экономической и финансовой обстановки в стране.

К главной задаче в этой ситуации, на мой взгляд, нужно отнести сохранение во что бы то ни стало офицерского состава.

Удастся сохранить среднее и младшее звено командиров (высшее сохранится без усилий) – останется надежда на возрождение армии.