Иван Козловский

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Иван Козловский

На моем 80-летии в Доме литераторов Иван Семенович Козловский пропел со сцены в мою честь:

Люблю я Оню Прута,

Который — тута!

Вот он сидит на сцене —

Наш друг, наш гений!

Его орлиный профиль

и взгляд глубокий.

Как флаги на флагштоке,

Свисают щеки!..

Иван Семенович Козловский всегда был легок на подъем. Он участвовал в наших «капустниках» не только в ЦДРИ, но и в Доме литераторов

Писатели — в свою очередь — помогали ему. В селе, где он родился, создана музыкальная школа. И ежегодно в ЦДЛ мы давали платные «концерты» в пользу этой школы. В них принимали участие и Антокольский, и Белла Ахмадулина, и конечно же я.

На моих юбилеях Козловский непременно пел. В день моего девяностолетия он был болен и прислал в подарок венок из ржи, который просил считать за лавровый.

Естественно, я не оставался в долгу. И, когда в Большом театре праздновали девяностолетие Ивана Семеновича, я вышел на сцену с такими словами:

— Пятый гусарский ее Величества Государыни Императрицы Александры Федоровны полк вошел в строй русской армии 21 июня 1783 года.

Полк — до 1917-го — участвовал во всех войнах нашей Родины и награжден за исключительную доблесть — всеми высокими знаками русского воинского отличия.

Я рассказываю вам это затем, чтобы вы знали, что в 1900 году штаб полка располагался в селе Марьяновка Полтавской губернии, где именно в ту пору родился наш дорогой юбиляр. А эскадроны полка находились в окрестных деревнях, носивших живописные названия: Шамраевка, Верхне-Мануйловка, Марковка и Бутенки.

Поэтому я спою моему другу — Ване, а с ним я дружу ровно шестьдесят пять лет, — песню этого славного полка, причем последний куплет посвящаю лично юбиляру:

Кто там в малиновой венгерке

И в чьих глазах горит пожар?

Я узнаю тебя, бессмертный

Александрийский лейб-гусар!

Без кунтуша, в одном халате,

Шинель накинув в рукава,

Фуражка теплая на вате,

Чтоб не замерзла голова!..

Летя на тройке полупьяный —

Снег забивался мне в глаза,

И по щеке моей румяной

Стекала медленно слеза.

Быть может, нынче, может — завтра

Нас всех на копьях понесут

И там, в могилу опуская,

Нам память вечную споют.

Так пей, гусар, покуда пьется,

И горе в жизни забывай.

У александрийцев так ведется:

Пей, брат, ума — не пропивай!

И наконец:

Хотя мы пили по-московски,

Но никогда он не был пьян,

Иван Семенович Козловский,

Иван Семенович — Иван!..

Ваня меня целует и говорит:

— Оня, тебе бы мой голос!

А я ему в ответ:

— Жопа, тебе бы мой слух!

Это, конечно, телевидение «вырезало»…