Максим Горький

Максим Горький

В 1910 году в Швейцарии мама познакомила меня с женой Алексея Максимовича Горького.

В 1912-м та пригласила нас к себе на Капри, где они тогда жили.

Там я познакомился с двумя сыновьями Алексея Максимовича.

Младший — Максим — был родной. А старший — Зиновий — приемный.

История Зиновия такова: в 900-е годы, сидя в Нижегородской тюрьме, Алексей Максимович в камере встретил двенадцатилетнего мальчика, посаженного туда за распространение революционных листовок.

Мальчик очень понравился Горькому. Он был из многодетной бедной семьи, и по выходе из тюрьмы Алексей Максимович договорился с его родителями об усыновлении Зиновия. Так этот мальчик вошел в семью Горького.

Когда он подрос, Алексей Максимович устроил его учиться в школу Московского Художественного театра. Но наступил срок Зиновию идти на военную службу, и Горький увез его — вместе со всей своей семьей — на Капри.

Когда мы приехали на этот остров, семья была в сборе. Я подружился с Максимом.

Дача Горького находилась в Сорренто. Там было много красивых вилл. Одна из них принадлежала императору Германии — Вильгельму II.

Однажды за обедом из уст Горького я услышал историю:

Одной из звезд уголовного мира был барон Стромболи. Баронский титул он получил, приобретя крошечный островок Стромболи в Средиземном море. Титул, конечно, присвоил себе сам. И вот однажды эта знаменитая личность появилась на Капри. С какой целью, Алексей Максимович не знал…

Но на узкой горной дорожке столкнулись Вильгельм II и этот новоиспеченный барон. Разминуться было трудно. Поэтому император попросил встречного:

— Уступите, пожалуйста, дорогу моей собаке!

— Я это сделаю, Ваше Величество, но — предупреждаю вас — не бесплатно!..

Император ничего не ответил. Они разминулись, и каждый пошел своим путем.

В крепости Шпандау, в самом центре Германии, хранился военный золотой запас империи: семь миллионов золотых франков — контрибуция Франции за последнюю войну.

Золотые монеты, по сто штук в каждом мешочке, помещались в подвалах крепости в специальных хранилищах.

Ежегодно император лично проверял содержимое запаса.

И вот, когда в очередной раз Вильгельм приехал в Шпандау и спустился в подвал крепости для проверки золотого запаса, он обнаружил пустую ячейку. В ней лежала визитная карточка барона Стромболи, на оборотной стороне которой было написано: «В память о встрече в Сорренто».

Наступил 1914 год. Началась Первая мировая война.

Алексей Максимович ежевечерне приходил к сыновьям пожелать им спокойной ночи: сначала на первом этаже — Максиму, а затем — на втором — Зиновию.

В этот поздний вечер постель Зиновия оказалась пуста. На подушке лежала записка: «Дорогой отец! Немецкие сапоги топчут святую землю Франции! Я не могу остаться равнодушным и покидаю вас, чтобы вступить добровольцем во французскую армию».

Это и все последующее я узнал много лет спустя от Максима.

Итак, Зиновий — солдат Франции. В битве при Марне ему отрывает левую руку. И президент Франции Раймон Пуанкаре перед фронтом награждает русского добровольца, отдавшего свою кровь за Францию, — сына великого писателя Максима Горького — орденом Почетного легиона.

Несмотря на полученную рану, Зиновий не покидает армию. В 15-м году — он уже лейтенант, в 16-м — капитан и в чине майора сопровождает генерала По в Россию.

Здесь французская военная миссия задержалась недолго: падение царизма, Октябрьская революция… и генерал По возвращается во Францию.

Начальником миссии до Брестского мира оставался Зиновий, затем он со своими французскими подчиненными югом России вернулся во Францию.

Когда после революции Горький первый раз приехал в Россию, в его семье все были живы и здоровы.

Второй приезд Алексея Максимовича на Родину состоялся несколько лет спустя. Мне удалось повидать его. Это произошло в кабинете Константина Сергеевича Станиславского. Алексей Максимович сидел у окна и смотрел в переулок. Я подошел, поздоровался, и он обнял меня. Я начал расспрашивать о его близких и коснулся Зиновия. Горький вздрогнул, отвел глаза и с надрывом ответил:

— Разбойничает где-то!..

Присутствовавший при этом Владимир Иванович Немирович-Данченко попросил меня удалиться, чтобы не тревожить подобными вопросами дорогого гостя.

Прошло еще несколько лет. Перед открытием сезона во МХАТе мы — старые друзья этого театра — обычно приходили поздравлять великих актеров.

Приехал, как всегда, из Саратова Иван Артемьевич Слонов. Он был бледен и держал в руках какое-то письмо. Отвел нас в сторону и сказал:

— Читайте!

Я взял конверт. Видно было, что его распечатывали уже много раз… Прочитал сначала штамп на конверте: «Французская республика. Главный генеральный штаб. Военный губернатор Алжира». Это было письмо от Зиновия. Вот его примерное содержание:

Дорогой Ваня!

Через наше разведывательное управление я узнал, что ты содержишь театр в Саратове. (Адрес на конверте гласил: «Россия, Саратов. Городской театр. Антреприза И. А. Слонова».) Как идут твои дела? Как вы там все живы? Не расстреляны ли все Чекой? Далее шло перечисление бывших друзей Зиновия, среди имен значилось и мое: «Жив ли Онька Прут?» — А кончалось письмо так:

В моем краю никаких революций! У меня — полный порядок! Если вам надоело жить в вашем «Коммунистическом Раю», сыпьте ко мне: для всех я найду работу!

Обнимаю вас. Ваш Зиновий.

Мы поняли, что теперь нас заберут прямо при выходе из театра. И уже приготовились к беде. Но нас не тронули! Даже «там», наверху, подумали, что такое письмо было провокацией.

В дальнейшем Зиновий принял сторону генерала де Голля и воевал с фашистами во время Второй мировой войны. Но потом, по слухам, порвав с президентом во время военных действий в Алжире, он обозвал де Голля коммунистом и ушел в отставку. Прожил еще сравнительно долго. И умер в одиночестве.

Самое пикантное во всей этой истории, что Зиновий Пешков по рождению был старшим братом Якова Михайловича Свердлова…

В Москве, уже после Гражданской войны, зная, что я часто бываю в доме Алексея Максимовича, журналист Михаил Розенфельд попросил меня познакомить его с Горьким. И я — с разрешения хозяина — привел его в дом.

Все шло хорошо до момента, когда — не помню по какому поводу — Алексей Максимович произнес:

— Все потеряно, кроме чести, как сказал король Франции Франциск Второй.

Миша Розенфельд не удержался и позволил себе поправить Горького:

— Вы ошиблись, Алексей Максимович! Это сказал король Франциск Первый.

— Второй! — с раздражением крикнул Горький и вышел из-за стола.

На этом визит кончился, и больше Мишу Розенфельда в дом не приглашали.

Лично я великолепно знал, что дело происходило в феврале 1525 года во время битвы при Павии, где король Франциск I вынужден был передать свою шпагу императору Карлу V. Но я Горького не поправлял…

В 1934 году Алексей Максимович рекомендовал меня в Союз писателей. Он сказал: «Прут достоин звания члена нашего Союза, потому что после просмотра его пьес зритель становится лучше! Прут добрый и хороший человек, но… лучше с ним не связываться! Если уж он наложит, то двум коровам не вылизать…»