Глава V Мой старый одинокий друг

Глава V

Мой старый одинокий друг

…Прекрасной бабочкой была моя мечта.

Но я до крылышек её дотронулся неосторожно,

И дивной бабочки исчезла красота.

И возвратить её — уж невозможно…

Т. Щепкина — Куперник МОСКВА, ГОД 1965

Итак, с моего ареста в 1935-м прожито уже тридцать лет. Карелия… Урал… Сибирь… Верховья Камы и низовья Енисея… разлапистый кедрач и непроходимые болота… Пешие переходы с конвоем и дозорными псами. Этапы на колесах и этапы на баржах по воде… Годы жизни в сибирской ссылке, три года в рязанских деревнях за 101-м километром…

Полно, да было ли всё это?.. Или это только старый, всеми забытый фильм, не обо мне снятый?..

Уже почти десять лет, как я реабилитирована. Как и все, дожившие до «волюнтаристского акта» незадачливого Никиты — «кукурузника». Теперь мало кто помнит этот «акт» — больше помнят, как он в Нью-Йорке в ООН «туфлей по кафедре стучал». И из миллионов людей, которых он своим «актом» от голодной смерти спас, в живых теперь уж осталось немного. Они-то помнят!..

Круг моей тюремно-лагерной эпопеи замкнулся.

Я вернулась в Москву («по месту жительства»), даже комнату дали на Кутузовском, правда в трёхкомнатной квартире с двумя соседями, и теперь, в шестидесятых, живу обычной «нормальной» жизнью. Конечно, советской, поскольку пока живу в Советском Союзе. Пишу детские книжки. Ничего, понемногу печатают. Занимаюсь журналистикой. Тоже ничего, много разъезжаю. Всё нормально и… буднично. А когда-то, так мечталось об этом!.. И прошлое теперь вспоминается, как страшные нереальные сны…

Мама дожила со мной почти до 84 лет, и однажды тихо уснула навсегда сидя на своем любимом кресле…

Сыновья мои давно выросли, и живут своей жизнью, хотя и наведываются ко мне довольно часто. Оба они к этому времени давно разочаровались в советской действительности, ещё после того, как одного из них, в 50-х, выставили из Физико-технического института, докопавшись до моей «зачумлённой» биографии, а затем закрыли ему загранвизу вскоре после окончания им Одесской Высшей Мореходки, а другому не дали поступить ни в аспирантуру, ни на работу в академический институт, после очень успешного окончания Физфака МГУ, всё по той же «серьёзной» причине. В связи с этим он вынужден был перебиваться случайной работой, от переводов технических текстов и научных статей с английского — до работы строительным рабочим в бригадах «шабашников».

Оба они не желали мириться с такими жизненными перспективами и понимали что с их специальностями других может и не быть. Они уже в то время мечтали выбраться за рубеж и начать жизнь сначала. Особенно стремился к этому младший — Вячеслав. Он даже говорил брату по секрету от меня, что больше не хочет так прозябать, и если не удастся вырваться из ненавистного «режима» в течении ближайших двух — трёх лет, то он, скорее всего, покончит с собой…

У меня, в своё время, выдержки было больше…

В конечном итоге, — нам всем троим удалось уехать в Америку. Но произошло это не через три, а через девять лет.

Если успею, расскажу и об этом в отдельной книжке.

А пока хочу рассказать об одном интересном знакомстве, начавшемся ещё в лагерях — в 1935-ом, перешедшем в дружбу, после моего возвращения в Москву и продолжающемся до сих пор, хотя к сожалению, только в письмах.

Итак, Москва, 1965 год.

Сижу однажды перед телевизором, — в своей комнате на Кутузовском. На экране что-то рассказывает Георгий Гулия, — один из постоянных авторов «Литературной газеты» и член её редколлегии.

«Железный занавес» в те годы начинает чуть колебаться. «Избранные» и «надёжные» изредка могут получить и загранкомандировку. Вот и Гулия только что вернулся из Египта. Он вещает с экрана о том, что будет писать книгу о Древнем Египте. Из эпохи фараона Эхнатона (18-я династия).

Гулия показывает фотографии: вот он сам на развалинах Ахетатона, города, воздвигнутого фараоном-реформатором — Эхнатоном.

Правда, самих развалин не видно. Стоит Гулия на каком-то совершенно пустынном и голом месте.

— Это то место, — поясняет он, — где Эхнатон, покинув старую столицу Египта — «Стовратные Фивы», основал свою, гордо назвав её «Городом солнца»…

А вот и сам фараон! — Портрет во весь экран величиной возникает на экране. Какое прекрасное и вдохновенное лицо… Почем уже я вздрагиваю, почему?.. Или?..

— А это — его жена, красавица Нефертити — продолжает Гулия, — несомненно, всем вам знакомая! — Теперь поверхность экрана занимает головка действительно «всем знакомой» Нефертити. Но какая очаровательная, реальная, прямо живая, из плоти и крови — хотя несомненно «египетская»… У меня захватывает дух… А Гулия продолжает свой репортаж: — Это работы художника Михаила Михайловича Потапова, который живет в Закарпатье, в городе Хусте.

Ну конечно же я узнала! Боже мой!.. Лагпункт Пиндуши. Египетские головки на обрывках картона… Галчиха… Ну конечно же — Мишенька Потапов!

Я хватаю лист бумаги, пишу не видя строчек, как слепая. На конверте я пишу:

«Закарпатье, Город Хуст. Художнику М. М. Потапову».

Вероятно, городок небольшой, и не так уж много в нем художников. А верней всего — только один. И я тут же бегу отправлять письмо.