XX

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

XX

П. И. Григорьев 1-й. — Его актерские и писательские способности. — Женитьба П. И. Григорьева. — Его дружба с П. Г. Григорьевым 2-м. — Рассказы Петра Ивановича про Петра Григорьевича. — Шаловливость Григорьева 1-го.

С Петром Андреевичем Каратыгиным и Петром Ивановичем Григорьевым 1-м я прослужил вместе довольно долгое время, при чем всегда пользовался их добрым расположением и дружбой. Оба они известны, как авторы и переводчики целого ряда комедий и водевилей, которые до сих пор еще играются на сцене.

Григорьев был незаменимый актер на роли солдат, благородных отцов и водевильных «дядей». Обладая завидным здоровьем и крепким телосложением, он до почтенных лет сохранял в себе веселость и живость молодого человека, как в жизни, так равно и на сцене. Иногда любил пошкольничать и умел сочинять злободневные стишки, куплеты и эпиграммы, чем походил на своего приятеля П. А. Каратыгина.

Им написано множество комедий стихами, которые, хотя и пользовались успехом, но вовсе не отличались литературными достоинствами. Когда, например, он передал Каратыгину для прочтения свою новую комедию «Житейская школа», то тот, возвращая ее автору через несколько дней, сказал:

«Житейскую школу» я всю прочитал

И только в одном убедился,

Что автор комедии жизни не знал

И в школе нигде не учился.

П. И. Григорьев женился оригинальным образом, и вот как он сам рассказывал об этом:

— С покойным Петром Григорьевичем Григорьевым [15] я всегда был в тесных товарищеских отношениях; одно время мы даже жили вместе. У меня с ним было много общего: во-первых, мы были однолетки, во-вторых, носили одно и то же имя и, в-третьих, одну и ту же фамилию… Как-то однажды является ко мне Петр Григорьевич и торжественно поверяет свою сердечную тайну. Он мне рассказал, что уже давно влюблен в одну девушку из знакомого, но не артистического дома, и намерен на ней жениться, при чем присовокупил, что вчера уже сделал ей формальное предложение. Я попенял ему, зачем он раньше скрывал от меня свое сватовство. «Ах, Петруша, — ответил мне счастливый жених, — разве я знал, что дойду до таких результатов? Правда, она мне всегда нравилась, но я никак не предполагал пойти с ней под венец… А теперь, когда дело это можно считать поконченным, я убедительно тебя прошу быть моим шафером. Кроме того, я непременно хочу тебя познакомить с ее милым семейством. Ты войдешь в их дом, как мой единственный друг и приятель»… Конечно, я согласился на просьбу товарища, но визита к родным его невесты мне почему-то очень не хотелось делать, так что я со дня на день откладывал поездку, несмотря на то, что Петр Григорьевич из себя выходил, увещевая, как можно скорее, представиться его будущим родственникам. Наконец, в один прекрасный день, я собрался с духом и вместе с ним отправился к невесте, которая произвела на меня чрезвычайно приятное впечатление. Принятый всеми домашними ее крайне ласково и радушно, я уже без просьбы своего приятеля стал посещать этот симпатичный дом и вскоре, так же, как и Петр Григорьевич, влюбился в барышню. Я так же ей приглянулся и, после долгого колебания она согласилась отдать мне предпочтение. Когда об этом узнал мой друг, которому по воле рока я отплатил за его ко мне привязанность черною неблагодарностью, то первоначально он рассвирепел, но потом, по зрелом размышлении, решил, что против судьбы не пойдешь. На моей свадьбе он весело пировал и подсмеивался над собой, называя себя «отставным женихом».

Про Григорьева 2-го вообще много рассказывал Петр Иванович, всегда вспоминавший своего однофамильца и друга с большим уважением. Будучи еще молодым актером, Григорьев 2-ой изображал боксера в популярной драме «Кин» и боксировал на сцене с знаменитым трагиком В. А. Каратыгиным, игравшим заглавную роль. Василий Андреевич, как известно, сильно увлекался на сцене и однажды, боксируя с Григорьевым, нанес ему такой неудачный удар, что у того пошла из носу кровь.

В антракте Петр Григорьевич подошел к трагику и, держа платок у разбитого носа, сказал:

— Василий Андреевич, посмотрите, как вы неосторожны?!. Вы меня на сцене так неловко ударили, что у меня полилась кровь…

Гордый и важный Каратыгин, не обращая внимания на заявление товарища, очень спокойно ответил:

— Беда не велика… Я на сцене за себя не отвечаю… Вы сами должны быть осторожны и сторониться от меня, а то еще и хуже может что-нибудь быть…

— В таком случае, Василий Андреевич, и сами вы не будьте на меня в претензии, если в следующий раз я тоже откажусь за себя отвечать и в увлечении сделаю вам то же самое.

Каратыгин смолчал и на другой же день отправился к директору с просьбой о замене Григорьева 2-го в роли боксера другим актером, на что последовало согласие, и Петр Григорьевич уже более не появлялся в этой, как оказывается, не безопасной роли.

Петр Иванович Григорьев 1-й, как я уже говорил, любил школьничать, и в этом отношении он был неподражаем, в особенности же в молодости, когда ни один спектакль, ни одна репетиция не проходили без какой-нибудь его шутки, иногда вызывавшей даже серьезные последствия. Однако, он был неукротим.

Одна из ужасных его шуток была проделана им над суфлером Сибиряковым во время спектакля в Александринском театре. Шла какая-то трагедия с В. А. Каратыгиным. Суфлер этот сидел в своей будке и старательно подсказывал реплики. П. И. Григорьев, окончивший свою роль во втором акте, сговорился с одним из свободных актеров отправиться под сцену во время третьего действия и «подурачиться» над Сибиряковым. Зная, что последний не имеет обыкновения запирать за собою дверь, которая ведет к выходу из суфлерской будки, Григорьев смело отправился с товарищем туда и хищнически приблизился к своей жертве, не подозревавшей злого умысла со стороны товарищей. Занятый суфлированием и тем что происходило на сцене, Сибиряков слышит, что его кто-то хватает за ноги. Взглянув вниз и увидя Григорьева, он шепнул:

— Что вам, Петр Иванович?

— Мы за тобой пришли… пойдем с нами…

— Что вы, Петр Иванович?.. разве не видите, я занят…

И опять обращается к действующим лицам на сцене. Григорьев не унимается и начинает щекотать его. Тот снова отрывается от пьесы и уже сердито замечает:

— Оставьте… не мешайте… Что вы делаете?.. Я закричу…

— Закричи, попробуй…

— Не трогайте… Вы собьете меня…

— Брось эти глупости, Сибиряков, иди к нам… дело есть… серьезное дело…

— Ради Бога… оставьте, господа. Вон Василий Андреевич… вышел… Уйдите, пожалуйста… — чуть не плача, проговорил суфлер и опять, вытягиваясь на сцену, принимается за суфлирование…

— А если так… то мы тебя, любезный, сейчас разденем… Я не люблю, когда меня не слушают, — сказал Григорьев и при помощи товарища стал снимать с Сибирякова сапоги, носки и проч., за исключением сюртука и жилета. Тот всячески вертелся и протестовал, но, не имея характера и смелости бросить книгу, продолжал суфлировать. По окончании же акта в суфлерскую сбежалась чуть не вся труппа посмеяться над несчастным суфлером, поспешно приводившим в порядок свой костюм.

На сцене Петр Иванович был весьма весел и смешлив. Его можно было рассмешить чем угодно, что нередко и проделывали над ним шутники-товарищи. Сочиняя или переводя пьесы, он часто делал роли специально для себя. Играя недурно на виолончели Григорьев любил появляться с ней на сцене.

Его болезнь поразила всех нас. В короткое время из сильного, крепкого человека он вдруг превратился в слабого и худого. Он не захватил вовремя развивавшейся горловой чахотки в умер от нее, на Кавказе, куда по совету докторов отправился лечиться. Свое образование он получил в театральном училище, в котором впоследствии занимал должность преподавателя драматического искусства.