Рабочий день

Рабочий день

Я являлась в офис к 11 часам. Первым делом читала почту. Работал огромный отдел по переработке приходящей продукции — каждое письмо надо распечатать, прочитать и определить его дальнейшую судьбу. Письма в «Декамерон» сотрудницы отдела складывали в отдельный ящик, и я каждое утро заходила сначала к ним, чтобы этот ящик забрать. Учетчица отдела писем Оксана при виде меня широко улыбалась и предлагала проводить до моего кабинета. Мы шли по коридору, она рассказывала мне о самых интересных письмах в «Вич» и предлагала эти, на ее взгляд, самые интересные письма отдавать нам в «Декамерон». Я решительно отказалась от этой сомнительной сделки, но потом Оксана принесла мне письма, которые «Вич» забраковал и уже отправил на вечное поселение в архив. Письма были интересные, и я вступила в тайный сговор с Оксаной — она передавала их мне, а не списывала в архив.

Пока не появлялась Павленкова — а это происходило, если вы помните, к «часу утра» — я читала почту, отбирала самые интересные письма и сама же их редактировала. Потом меня часто спрашивали в разных читательских аудиториях — реальные ли истории печатаем мы в наших подборках? И я обтекаемо отвечала: да, реальные, но отредактированные, немного «дотянутые» журналистами. Потому что читатели пишут, как говорится, что в голову придет. А письмо — это маленький законченный рассказик, и каждый должен стать настоящим шедевром. Недаром читатели любят именно подборки писем, и не только у нас — я помню, как Виталий Алексеевич Коротич, незабвенный главный редактор «Огонька», рассказывал, что именно почта подняла тираж журнала до миллиона — случилось это в начале 90-х годов.

Приходила Павленкова, и мы отправлялись обедать, то есть обедала я, а Павленкова завтракала. Столовка находилась в цокольном этаже, и поначалу там вполне сносно кормили. После обеда я читала материалы, а Павленкова еще с час кружила по издательскому дому, собирая разнообразную информацию. Ну, например, когда приедет Хозяин, дадут ли на этой неделе гонорар, кто с кем прошелся под ручку по коридору — в общем, обычные милые мелочи, которые злые люди почему-то называют сплетнями.

Днем забегали авторы — приносили материалы. Обсуждали темы. Авторы — это, как правило, журналисты других изданий, которые сидели в своих газетах на очень маленьких зарплатах и искали способы подработки. Некоторые приходили самотеком — присылали письмо, которое чем-то цепляло за душу, начиналась переписка и — находился новый интересный автор. К вечеру Павленкова сбрасывала мне на компьютер отредактированные и подготовленные к верстке материалы — я их читала, ставила на них подпись, и они отправлялись на 8-й этаж — к художникам, верстальщикам, корректорам. Около семи я уходила, а Павленкова, не поднимая головы от клавиатуры, стучала и стучала тексты для следующих номеров.

Иногда мы с ней подолгу обсуждали наши семейные проблемы. Ее дочка в это время как раз переживала сложную пору взросления: ушла из дома и снимала с подружкой квартиру, вместо учебы в вузе устроилась официанткой в плавучий ресторан, но самое страшное — влюбилась в парня, который оказался наркоманом. Бедная Павленкова не спала ночами, мечтая вырвать из рук злодея свое единственное чадо, а чадо жаждало самостоятельности и не желало слушать мать. Мой сын, уже вполне самостоятельный к этому моменту, наоборот, никак не хотел жениться. В общем, у нас с Павленковой было много тем для разговоров.

А вот о работе мы говорили мало. Как супруги, долго прожившие вместе, уже не нуждаются в длинных беседах, понимая друг друга с полуслова, так и мы — все, что касалось работы, нам было понятно практически без слов. Еще я могу сравнить наш труд с игрой на пианино в четыре руки. Вот пригодилось — не зря же я в детстве занималась в музыкальной школе!