Третий зам

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Третий зам

А третьего заместителя мне сосватал мой бывший главный редактор — именно от него я ушла в «В-И». Тот самый Александр Иванович, который в гневе налетел на моего нынешнего Хозяина и страшным голосом отчитал его за переманивание ценных сотрудников. Я на него не сердилась, — наоборот, он страшно поднял мой рейтинг в глазах Хозяина, и все эти его песни про «талантливую-расталантливую» шли, скорее всего, именно оттуда. После «Экспресс газеты», в которой мы счастливо вместе с ним работали, Александр Иванович недолго поработал в «Известиях», а потом, переругавшись со всеми, ушел в свободное плавание. Он — абсолютный лидер по характеру и работать в подчинении не мог. Вскоре он возглавил ежедневную газету, деньги на которую давал сам Чубайс, и эта газета очень многообещающе стартанула. Но у Чубайса, видно, не хватило средств или терпения, денежные мешки всегда хотят, чтобы вложенные средства окупились мгновенно, а газетный процесс — дело долгое и вдумчивое, не скоро приносит дивиденды — и газету закрыли. И вот через много лет после нашей размолвки он вдруг мне позвонил. Я даже поперхнулась — очень уважаю этого человека, и наша размолвка была для меня мучительной. Поверьте мне на слово, в журналистике, этой социальной проститутке, очень мало порядочных людей. Хватит пальцев одной руки, чтобы перечислить личностей с большой буквы, которые встретились мне в этой профессии. Так вот Александр Иванович Куприянов — один из них.

Хотя все наши взаимоотношения окрашены в курьезные краски. Познакомились мы в Англии, куда я приехала в командировку, а он тогда был собственным корреспондентом «Комсомолки» в Лондоне. Его милая жена Люся — ее я узнала гораздо позже — тогда уехала в Россию готовиться к свадьбе сына, и Саша — он тогда еще не был Ивановичем — скучал в своем туманном Альбионе один-оденешенек. «Ты представляешь, — первое, что сообщил он мне по телефону, — здесь совершенно не с кем выпить». Это был впечатляющий довод, и мы тут же решили встретиться. Я знала его заочно — мне, в то время сотруднику одного из приложений «Комсомолки», по долгу службы надлежало встретиться с собкором страны, в которую я приехала. Он знал меня по публикациям еще в «МК» и страшно обрадовался, что хоть кто-то прерывает его вынужденное одиночество на чужбине.

К тому времени Саша осваивал два труднейших дела — учил английский язык и учился водить праворульную машину. И то, и другое давалось ему тяжело — все стены в квартире были оклеены разноцветными листочками с английскими словами. Передвигался на машине он с такой скоростью, что его часто останавливал констебль и участливо спрашивал — ни случилось ли чего с господином водителем и не нужна ли его срочная медицинская помощь? Дело в том, что в Англии, как и везде в Европе, дороги позволяют ездить на огромных скоростях, и если водитель едет медленно, то для констебля это сигнал: за рулем либо больной, либо нетрезвый. Но Александр Иванович всегда оставался настоящим мужчиной — он мужественно боролся и с языком, и с машиной, и, в конце концов, их победил.

Конечно, нам было о чем поговорить! Но первым делом Саша распахнул бар в своей квартире в Найбридже и шикарным жестом вопросил: что будем пить? Ну, я-то принимаю алкоголь в очень ограниченном количестве, а Саша вспомнил детство золотое. Всю ночь мы выпивали, рано утром я с трудом уложила его спать, и хотя мне было постелено в соседней комнате, тихо вышла на улицу. В предрассветном тумане Лондон безлюден и очарователен, я до сих пор помню запах свежескошенной травки в Сант-Джеймс парке, который причудливым образом смешался со вкусом только что выпеченных булочек — их как раз в это время начинали вытаскивать из печек всех кондитерских города…

Кстати, Саша в Лондоне времени зря не терял. Когда он освоил язык уже настолько, что мог без труда читать «Дейли Миррор» и «Сан» — ему в голову пришла гениальная идея создать в российской журналистике желтую газету. И вернувшись из заграничной командировки, он создал первый в нашей стране таблоид «Экспресс-газету», которая успешно выходит до сих пор. Нужна или нет желтая пресса обществу, полезна она или вредна — это вопросы скорее риторические — бороться с тем, что уже существует и приносит немалые прибыли, бессмысленно.

Так вот позвонил Александр Иванович и попросил устроить на работу своего бывшего зама со странной двойной фамилией (потом мы его прозвали Корваланом). Мать Корвалана родом из Южной Америки, отец — русский. Таких браков случилось в Москве немало с появлением Университета дружбы народов.

Александр Иванович позвонил вовремя: мне как раз нужен был зам. И, как мне напевал в уши Костылин, хорошо бы не из рядов издательского дома Вич-инфо. Этот серый кардинал продолжал как бы незаметно курировать газету и меня лично — то ли по просьбе Хозяина, то ли по собственной инициативе. Он часто поднимался ко мне в кабинет, сидел, пил кофе, курил одну за другой, рассказывал про охоту и рыбалку и так, между прочим, давал мне советы: «Коллектив надо менять. Ищи людей». И что-то еще в том же роде. Я, послушная дурочка, звонила журналистам разных изданий, которых читала сама и чьему творчеству симпатизировала. Первой была Ира Зайчик из «Каравана историй». Она мне назвала зарплату, которую ей платили в журнале — и больше вопросов я ей даже не задавала, она получала примерно столько, сколько и я, главный редактор. Другие, уже с гораздо меньшими зарплатами, про «Вич-инфо» и слышать не хотели: им казалось унизительным и беспринципным идти в такую неприличную газету. Но лично я ничего унизительного в этом не видела — я уже была сильно привязана к «В-И», отдала ему много сил, и, что скрывать, здесь платили достойные зарплаты. Потом Стас Садальский долго мне этим колол глаза, и, выпив рюмку, любил произнести в компании тост: «Вот она, — актерский жест в мою сторону, — классный журналист, но продалась богатенькой желтой газете за большие деньги». Как будто он никогда не продавался и не снимался в дерьмовых фильмах.

Ну, это тема отдельного и длинного разговора. А пока пришел Корвалан и сразу же подключился к поиску новых людей. Ему было проще — только что закрылась газета Чубайса, и сотня журналистов бегала по Москве в поисках работы. Троих из них Корвалан привел к нам, и так мы смогли сразу же создать отдел информации — ведь до моего прихода никаких отделов в газете не было вообще.

Леша, Коля и Нина взялись за дело. Конечно, им тяжело в нашей тематике, про сиськи-письки не каждый журналист с ходу начнет писать, но эти — молодые, борзые, честолюбивые обучились довольно быстро. Поскольку свободных кабинетов на нашем этаже уже не было, новый отдел информации разместился в свободной комнате этажом выше. И сразу же новички затеяли в редакции революцию — то, чего больше всего не любит начальство.

Скандал начался с того, что Коля — самый талантливый из тройки пришедших и самый продвинутый в компьютерных технологиях — страшно удивился, что на компьютерах в редакции не было «аськи» и доступа в личную почту (только корпоративная). Он пришел ко мне, долго и эмоционально объяснял, что без этих программ сегодня никак не может работать редакция вообще, а отдел информации в частности. Его активно поддержал Корвалан. Пафос и возмущение молодежи я разделяла — если уж мир придумал высокие технологии, то почему же от них отказываться газете? Но, с другой стороны я уже хорошо уяснила, что в издательском доме каждый отвечает за свой участок работы, а служба компьютерного обеспечения — это особый мирок, который зорко охранял цепной пес по фамилии Акимов. Ко всем бестолковым пользователям, коим, безусловно, являлась и я, Акимов и его сотрудники относились с глубоким презрением и свои функции рассматривали исключительно как охранные: информация со всех компов собиралась и хранилась у Акимова — кто что написал в почте, в какие игрушки играют в обеденный перерыв и вообще кто и чем занят в течение рабочего дня. При этом любая новая программа, которая появлялась, в том числе, чтобы улучшить и облегчить редакционную жизнь, установке в нашем издательстве не подлежала. Ну, к примеру, мы все хотели бы иметь такую программу, чтобы на экране компьютера видеть не только газетную страницу, но и разворот целиком, чтобы не пересекались заголовки, фотографии не повторялись и рубрики отслеживались. Такие программы установлены во всех нормальных редакциях. Конечно, облегчила бы жизнь корреспонденту и «аська», и доступ к домашней почте, как справедливо требовал мой прогрессивный новый сотрудник Коля. Но Акимов на все наши просьбы отвечал: в целях защиты от вирусов все эти установки запрещены. Зато лично у него на компе и «аська», и почтовый ящик, и даже скайп прекрасно уживались с этой самой безопасностью.

Но Коля был молод и горяч, Корвалан еще не освоился в новой должности, они требовали нововведений. Я, понимая, что ничем хорошим этим не закончится, все же посоветовала написать служебную записку на имя генерального директора. Уткин вообще ничего не смыслил в компьютерах, но хотя бы расскажет об этой «служебке» Хозяину, и тот — а вдруг в Америке он проникся новыми компьютерными технологиями и понимает их значение для прогресса? — и сделает необходимые распоряжения. Я хоть и проработала в издательском доме уже много лет, все еще не переболела наивными детскими болезнями «вот приедет барин, барин нас рассудит».

Реакция на записку последовали незамедлительно. Но совсем не та, какую мы наивно ждали. Акимов расценил наше письмо как посягательство на свою вотчину и кляузу на себя лично. Он прибежал ко мне и громко проорал: «Ты вот не знаешь, чем они занимаются, ты не понимаешь ни хрена в компьютерах, ну я тебе покажу!» — что-то в этом роде. Я не сильно испугалась, но ор Акимова мне не понравился. Такие люди, как правило, слов на ветер не бросают, значит, надо ждать большой беды.

Но Акимов превзошел все ожидания. Коля скрыл от меня, что он легко взломал все защиты Акимова, которые его служба установила в целях безопасности, поставил себе и всему своему отделу «аську». А хитрый Акимов не стал сразу докладывать об этом злостном нарушении руководству — и тем более мне, а затаился и стал ждать, когда ребята напишут на самих себя компромат. И дети попались, как кролики в силки.

Красавица Нина была молода и еще училась в институте. Мне она показалась девочкой скромной и вполне приличной. Писала слабо и безграмотно, зато быстрее остальных поняла нашу тематику и таскала хорошие и неожиданные темы. А научиться писать — дело наживное. Нина заходила ко мне в кабинет, непременно краснея и опуская глаза, на редакционных тусовках помалкивала и забивалась в угол, поэтому, когда мне передали толстый пакет со второго этажа от генерального директора, я и предположить не могла, что его содержимое хоть как-то может коснуться этой милой девочки. В пакете лежали распечатки разговоров по «аське» моих новых сотрудников — Леши и Нины. Леша тот еще тоже скромник… Эти двое в течение всего рабочего дня писали друг другу письма, вспоминая свой ослепительный секс — то на природе, то у кого-то на квартире, то прямо здесь, в кабинете издательского дома «Вич-инфо»! Видимо, в присутствии Коли им казалось особым кайфом смаковать подробности своих же сексуальных утех. Месть Акимова оказалась изощренной и жестокой.

Я вызвала Корвалана, показала ему распечатки. На конверте рукой Уткина поставлена резолюция: «разобраться и принять меры». Корвалан посмотрел распечатки и даже покраснел.

— Вот ты их привел, — устало сказала я ему, — ты и принимай меры.

Мне было жалко ребят. Я понимала, что если их и не уволят — они уйдут сами. Так и случилось. Уж не знаю, какие беседы вел с ними Корвалан, но Леша и Коля написали заявления об уходе. Осталась только Нина. Но она сделала вид, что вся эта история не имеет к ней никакого отношения.